***

На следующие утро Луи просыпается с песней Lady Marmalade в своей голове, потому что Лотти в гостиной орет ее на всю катушку.

Сейчас 7 утра.

Луи рисует круассан, охваченный пламенем в своем альбоме, а потом снова проваливается в сон.

***

Небо было серым и обыденным, воздух липким и влажным, а облака кружились, собираясь в большие тучи, которые были так похожи на взбитые сливки. Ничего вдохновляющего или захватывающего, но было что-то уютное в этой атмосфере, так что Луи просто натягивает свою серую бини на уши, пока приближается к тротуару рядом со школой Лотти; укрываясь в тени, не по какой-то веской причине, а просто потому, что это он. Он любит водить в очках, у него довольно чувствительные голубые глаза.

Лотти нужно заехать домой сегодня. Видимо она делает какой-то проект или… еще что-то. Луи не совсем уверен – он только что вернулся после напряженного дня сидения с маленькими близнецами, пока его мама уходила в магазин за продуктами, а потом еще и был вынужден помогать ей на кухне.

– Ты получаешь больше удовольствия, когда ты не делаешь обед в одиночестве? – он улыбнулся, когда в комнате стало слишком тихо, и взялся чистить картошку, пытаясь демонстрировать свое чувство юмора.

– Это точно, – его мать засмеялась, а ее непослушные пряди упали вперед. – Но знаешь что доставляет тебе удовольствие, когда ты готовишь один?

– Что же?

Ее глаза сразу же засверкали, а немного саморазрушительный юмор прокрался в улыбку. Боже, Луи был точной копией этой женщины.

– Дегустация десерта, – просияла она. – Самое время толстеть.

– Я знал, что ты лучшая мать в мире, – невозмутимо сказал он, прежде чем они чокнулись посудой и вернулись к работе, в то время как дети топтались внизу около их ног и дергали их за одежду, потому что это то, что всегда делают дети, когда вы заняты.

Но сейчас он здесь, и он приехал за Лотти. А после того, как он заберет ее, они отправятся домой, где смогут съесть их поздний обед, а после взять десерт и собраться все вместе в гостиной, смотря те же телепередачи, какие они всегда смотрят каждую неделю в одно и тоже время. А потом он будет помогать всем делать их домашнюю работу, помогать умывать близнецов и мыть за всеми посуду. А потом он попытается улизнуть на улицу и будет спокойно бродить по окрестностям, как делает это каждую ночь, курить, как паровоз, ошиваться в парке и постарается вернуться домой еще до того, как небо станет полностью фиолетовым. Это его план.

Когда последние граммы пепла падают на открытое окно машины, он останавливается рядом с парком, наблюдая как дети кружатся возле тротуара, наблюдая как облака зловеще циркулируют и охватывают административное здание рядом с ним. Само слово “школа” используется, как вещь, которая оставляет неприятный вкус на языке во рту, потому что она всегда для всех слишком серьезная, слишком накрахмаленная и слишком трудная.

Он не знает, что о ней думает сейчас. Любопытно, в основном.

– Вот, малышка, – цитирует он Лотти, пытаясь сопротивляться. Он наблюдает, как дым проходит между его губ, закручиваясь в сине-черные спирали, это напоминает ему его абстрактные закорючки на предплечье, которые он набил в девятнадцать. Круто.

Еще примерно пять минут он смотрит на эту пропасть (формально – школу), пока наконец Лотти не выходит из ее дверей; на ее лице сияет улыбка и виден тонкий намек на смех в губах, легкое настроение – в ее прыгучей походке. На ней все еще та самая вампирская помада, футболка Луи в черно-белую полоску, и единственная новая вещь – это берет на голове.

Это все выглядит довольно смешно, поэтому Луи улыбается.

– Милая шапочка, – мягко комментирует он, когда она плюхается на сидение рядом с ним и закрывает дверь, стараясь сделать это грациозным. Ее духами теперь пахнет вся машина.

– Тише, – ругается она, но он ей только подмигивает, потому что она выглядит как самый настоящий Томлинсон, и Луи горд этим фактом, поэтому он больше ничего не говорит.

Они только начинают выезжать на дорогу, как вдруг Лотти резко вцепляется ему в руку, да еще и с такой силой, что его кости могут буквально измельчится в пыль.

– ИИСУС, – морщится парень, пока пытается вырвать руку из стальной хватки Халка. – Это что блять сейчас было?

Но Лотти даже не смотрит на него. Скорее она смотрит куда-то за Луи, потому что ее глаза становятся с каждым разом все больше и больше. Такие голубые, обведенные по краям будто черным углем.

– Это он… – выдыхает она, но голос ее словно достали из недр ее кишечника.

– Он? – повторяет Луи, чувствуя укол беспокойства, потому что не может понять, куда именно и на кого смотрит его сестра. – Он это кто? О ком ты?

После того, как Лотти не реагирует (видимо, она слишком сильно потерялась в этот момент), Луи просто следует за ее безмолвным взглядом.

Его глаза четко приземляются на покатую фигуру, которая держит в руке коричневую кожаную сумку. У этой фигуры так же имеются пушистые, непослушные каштановые кудри, которые ветер развивает на ветру, в эту пасмурную и серую погоду. Это фигура – человек. У него гладкий профиль, персикового цвета кожа, узкие брюки и замшевые сапоги.

Ох, – думает Луи.

– Это твой французский угодник? – спрашивает он, сам теряясь в собственном взгляде. Человек, кажется, просто гуляет. Выглядит, как замедленная съемка. Словно у него ничего нет более важного, как смотреть на его походку, и словно теперь его жизнь похожа на мед с тающим сортом мороженного.

У Луи уже была жизнь похожая на мед с мороженным. Может быть.

Или это была жизнь перемешанная с маслом и золой. Он никогда не сможет ходить так, как ходит этот человек.

– Да, – выдох Лотти похож на сказочный звук. – Он великолепен, правда? Это наш учитель по французскому.

Учитель по французскому.

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не запала на него, только из-за его великолепной фигуры, – вздыхает он не в силах отвести взгляд. Этот человек одет в серый джемпер. Он выглядит таким мягким.

– Нет, в отличие от тебя, – бормочет она.

Туше.

Вместо того, чтобы как-то ответить на этот выпад, Луи просто отворачивается и выезжает на дорогу.

– Его зовут мистер Стайлс, – вздыхает Лотти, прижимаясь носом у окну, пока поверхность начинает запотевать от ее дыхания. – Он моя мечта.

Мистер Стайлс. Замечательно.

Луи просто кивает головой и начинает переключать станции на радио.

***

Иногда поздно ночью, когда Луи не может заснуть после своих прогулок по окрестностям, в то время как его щеки все еще красные от мороза.

Так что вместо сна он рисует под музыку Nirvana и грызет крекеры, которые оставляют крошки на его кровати, штанах и в уголках губ. Луна в это время уходит, оставляя ледяной жар на его коже, а он находчиво перерисовывает это на бумагу.

В конце концов он засыпает с черной грязью на кончиках пальцев, уставший, после тяжелого дня.

***

– Послушайте, я не говорю, что, черт– я просто пытаюсь сказать, что я волнуюсь, если это смешно звучит для вас, – говорит Луи, пока выливает густое, пропаренное молоко в керамическую кружку. Он выдавливает маленькую улыбку и передает напиток девушке, сразу проводя рукой по своим растрепанным волосам. Он забыл свою шапочку сегодня.

– Это забавно, – протестует Лиам, укладывая чистые чашки на полку. Его фартук слегка обрезан, потому что у Лиама всегда были слишком большие и выделяющиеся мышцы. Найл рядом с ним кивает головой, хотя на его лице написано явное развлечение:

– Ты просто ребенок, Лу. Это не страшно и законно.

Луи может только послать ему свой самый страшный испепеляющий взгляд.

– Мне очень жаль, если вы действительно собираетесь стоять там и делать вид, что получаете кайф от моих страхов, считая их забавными. Это у вас семейное? В самом деле?

Когда он смотрит на них ни Лиам, ни Найл не реагируют (и благослови Лиама – тот выглядит серьезным); Луи вздыхает со смертельным хрипом и качает головой, отворачиваясь от них.