Томлинсон любит хорошее кино. Он действительно любит его. Он даже не против пересматривать его по несколько раз. Черт, да он готов смотреть его три раза подряд, если фильм действительно хорош, если он шедевр.
Но ради Христа. Мулен Руж не настолько хорош, чтобы он изменил о нем мнение в течение четырех дней.
– ЛОТТИ, – он кричит из душа после того, как слышит очередную перемотку Lady Marmalade. – МОЖЕТ ТЫ УЖЕ ОТДОХНЕШЬ? Черт. У тебя нет наушников… или прочего дерьма?
Даже среди пара и оглушительных звуков воды из душевой насадки, Луи все равно может слышать рычание от своей сестры – один он знает, как это отразится на нем, ведь они так хорошо связаны между собой.
– Отвали! – кричит она, как и любая заботливая сестра, и Луи приходится только тяжело вздохнуть через слой пены, который образовался от его мыла, которое пахнет как теплый пластик.
Почему, ну почему он выбрал именно это время, чтобы вернуться от своей хорошей жизни в Лондоне? (Ой, подождите. Может быть, потому что эта жизнь не была такой хорошей после его расставания с Зейном, с которым он встречался… постойте, четыре года? Ага, да, именно поэтому.)
Детали*
Но, не зависимо от его состояния, он обещал быть здесь своей маме и своим шестерым (шестерым, шестерым!) младшим братьям и сестрам. Теперь, когда наконец-то блять Уилл смог оставить его мать в покое. Потому что теперь и ее жизнь, так же как и у Луи, была перевернута вверх ногами. И вот почему он так легко смог вернутся сюда, если честно.
И это почти приятно, что Луи и она теперь свободны. Ведь теперь они могут поддерживать и держать друг друга на плаву, развивая дух товарищества, который чувствуется, как дружба. Опираться друг на друга, от всего этого утомительного дерьма, которое очень выматывает в эти дни. Придумывать все эти расставания-шутки, которые еще рано говорить (но их семья никогда не имела особо такта в любом случае, так что это не имеет никакой степени значения для них). Это как сорт игристого шампанского. Бесплатный и черствый, горький и немного потерянный. Бунтарски независимый. Это своего рода холостятское гнездышко, за исключением того, что это совсем не так. Вообще.
Так или иначе. Луи терпелив. Он может иметь дело со своей навязчивой семнадцатилетней сестрой. По крайне мере, это лучше увлечения четырнадцатилетнего Луи кошачьим мюзиклом. Это были тяжелые 365 дней, когда он курил сорняки, окрашивал свои бакенбарды на щеках со своими маленькими сестрами, красил глаза карандашом для глаз цвета жевательной резинки и напевал “Memory” в темноте, пока страдал подростковыми проблемами. На самом деле, если подумать об этом, то можно сказать, что он впервые провел целый год в мире галлюциногенов.
Так или иначе. Лотти определенно упрямая.
Поэтому он просто идет в свою комнату, обернутый полотенцем вокруг талии, и ничего не делает, когда замечает, что вода капает с его волос. Он начинает одеваться в выходную одежду (что удивительно), так как на следующий день юноша все равно ничего делать не будет. Хмм. Может быть, ему стоит послушать “Time” Пинк Флоид? Может быть, это символичный знак к тому, что его жизнь все еще продолжается. Может быть, это просветление его Новых Начинаний и Безмятежности, несмотря на то, что в середине своих двадцати он живет дома. Или! Может быть, ему стоит прекратить этот чрезмерно драматичный внутренний монолог, который побуждает его иметь экзистенциальные кризисы каждые чертовы пять минут, и, может быть, он просто оденется и спустится вниз, чтобы взять свой обед. Может быть.
Он собирается сделать это, когда вдруг слышит, что дверь ванной открывается, а потом сразу начинает литься вода. Это не является чем-то существенным, потому что пока вода стучит по стенкам фарфора в ванной, скороговоркой он слышит исполнение Lady Marmalade, спетой никем иным, как семнадцатилетней Лотти Томлинсон.
И Луи терпелив, ладно? Мы уже установили, что – он терпелив. Но дело в том, что это его выходной день, и у него были собраны хиты от Major Motion Picture Soundtrack до Moulin-чертовой-Rouge на петле в его голове почти неделю. И его сестра (которая все еще настоящий младенец в своем уме, спасибо) в настоящее время в душе поет невыносимо громко, и прямо сейчас Луи Томлинсон переживает момент самоактуализации, в котором понимает, что эта песня – просто визг Лотти о просьбе, чтобы кто-то занялся с ней сексом. На французском.
Это слишком.
Так что, Луи просто подходит к ванной и прислоняется носом к двери, произнося прямо в щель, не боясь ее потревожить:
– Пожалуйста, останови свое пение и больше никогда не пой снова, спасибо.
Удивительно, но этот визг останавливается, и слышен лишь поток и журчание воды в душе. А потом это:
– Если тебе не нравится, ты можешь не слушать! – Лотти кричит в ответ, а потом останавливается. Испугавшись она завершает свою, на очень плохом французском:
– Вы поспать со мной, вечером сегодня?
Это предложение вообще грамматически правильное?
Луи откидывает голову (с терпением), а потом опускает пустой взгляд на свои ногти. Татуировки на пальцах начинают исчезать, те, что сделал его бывший, когда он начал придавать тату свой артистизм. Как символично. Рука дергается, когда он ощущает потребность в этих набросках, быстрее чем само сознание Луи. Это как у собаки Павлова: “есть ли эмоции в воздухе?”. Пальцы нуждаются в этом. Времени, чтобы набросать парочку бессмысленных каракулей о выцветших вещах, да, как функционально.
Так или иначе. Вернемся к Лотти, к ее дерьмовому французскому и дерьмовым навыкам пения (к последнему впрочем есть большая любовь у ее родного брата).
– Чтобы быть справедливым, Лоттс, – он начинает небрежно, пока его губы дергаются, как и само тело. Пение снова останавливается и он очень доволен. – Довольно трудно игнорировать крики сипухи, которые режут уши всех во всем доме. Ты своего рода достаточно громкая.
Следует короткая пауза, а затем:
– Я не сипуха, ты засранец. Просто дай мне пожить! – Луи слышит ее драматичный вздох, ее “тьфу” полное раздражения (подросток, честное слово). – Кроме того, это на самом деле полезно для моего будущего. Я практикую французский в школе!
При всем, Луи только поджимает губы, его лицо слишком раздраженное, чтобы сделать что-то другое, когда его рука падает на его бок, кистью на голое бедро, напоминая, что он не надел свои штаны и что ему нужно сделать это как можно скорее. В конце концов, он живет с семьей и детьми – где ты определенно не можешь ходить вокруг в таком виде.
– Мне очень жаль, но как твой старший брат, я могу тебе помочь и подтвердить, что тебе не стоит использовать эту фразу в школе, никогда, – невозмутимо говорит Луи. – А теперь спасибо и до свидания.
Уже когда он идет в комнату, то может ясно услышать выпад в свою сторону:
– Что ж, ты просто никогда не был в моем классе…
Маленький кусочек внутри него умирает.
Это ужасно. Он никогда не давал своим братьям и сестрам разрешение расти после 10 лет.
***
Так что, жизнь Луи Томлинсона довольно проста. Да, именно так.
Потому что теперь она состоит из того, что он собирается работать в кофейне вниз по улице недалеко от школы своих сестер, болтаясь со своими старыми добрыми приятелями в свободное время (Лиам и Найл – те еще два придурка, которых любит Луи, несмотря на их ужасное влияние и ужасные привычки; но еще стоит отметить, что Луи производит куда большее ужасное влияние из них всех……), и заботится о своей семье самыми обычными способами. Это все довольно просто, вместе с этими низкими эксплуатационными расходами. И это действительно удивительно хорошо, особенно по сравнению с тем, как он жил раньше.
И если честно, учитывая то, что Луи вернулся домой, менее чем за шесть месяцев, он весьма встревожен тем, как легко все складывается. Как быстро он двинулся дальше. Как ни странно, он чувствует себя очень комфортно. Когда он в последний раз жил дома ему было… около семнадцати? Может быть, восемнадцать, плюс минус два месяца. И теперь ему двадцать три года, так что у него было достаточное количество времени, а еще ему надо сделать яичницу и поджарить тосты – ведь утром ему нужно накормить кучу молодых и бестолковых девчонок (а теперь еще и одного мальчика). Может быть, поэтому это все имеет немного очарования. Там обязательно должно быть что-то полезное и удовлетворяющие, вроде сиропа для маленьких, так же молодые руки, щепотка поцелуев, малость мягких прядей волос, вода, которую они всегда любят пить и все это нужно очень медленно прожевать в конце.