- Почему тебя это волнует? - отчаянно спрашивает он, но не отодвигается от Луи, не отводит взгляд.

Луи глубоко вздыхает, выдыхает, здесь так холодно, он может умереть от гипотермии, но продолжает смотреть на Гарри и мечтает прижать подушечки пальцев к его коже, убедиться, что Гарри настоящий, что он не рассыпается на части. Убедиться, что трещины ненастоящие. Он сжимает ладони, лежащие на бедрах, в кулак, пытаясь побороть желание.

- Потому что, Гарри. Волнует. Даже если тебе на меня плевать, мне - нет. Я волнуюсь. Вот и все. Мне просто нужно знать, в порядке ли ты, - тихо говорит он; откровенность голоса режет горло.

Будто поверхность земли трещит напополам. Вот на что это похоже.

Потому что Луи смотрит на Гарри так, будто тот за стеклом, далекий, неприкасаемый, и вдруг, все стекло ломается, все лопается, и Гарри рушится вместе с ним. Он начинает плакать, захлебываться - открыто, резко, не стесняясь - он съеживается, обнимая себя, пока слезы текут по лицу, и Луи ошеломленно смотрит, как глаза Гарри сильно сжимаются, рот открывается, он видит, как Гарри рыдает, разрушается прямо перед ним.

- Гарри, - лишь может выдавить Луи, шокированный, в состоянии аффекта он проклинает себя и свой ломающийся голос, и эту ебаную дыру, которая образовывается в нем. Ему плевать, он должен, блять, дотронуться до Гарри, успокоить его, он обнимает Гарри за плечи и притягивает к своей груди, чувствуя, как перед собственными глазами размывается картинка.

Гарри не сопротивляется, даже не пытается отстраниться, позволяет себе захлестнуться в эмоциях, сильно хватается за рубашку Луи, пропитывая ее слезами, его руки трясутся - Луи ощущает это своим телом, душой, и он прижимает его сильнее. Луна наблюдает за ними.

- Луи, - выдыхает Гарри между всхлипами, голос такой разбитый, такой уничтоженный, такой несчастный, что Луи может утонуть вместе с ним. Он может умереть по-настоящему, прямо здесь и сейчас.

Потому что в этом голосе ощущается каждый поломанный кусочек внутри Гарри. Ощущается каждая гребаная вещь, пошедшая в его жизни неправильно, каждая борьба и каждая ощущаемая унция боли, и теперь он все понял. Понял, насколько все хуево. Он слышит все, ощущает шероховатую поверхность - как в старинных пещерах, где, если громко крикнешь, падает весь потолок, начиная от свода и заканчивая темнотой в конце бесконечности - души, каждый моральный шаг по стеклу и боль от проникновения стекла, каждый порез, сделанный так аккуратно и так глубоко, что вряд ли шрамы когда-нибудь должным образом залечатся или хотя бы уменьшатся.

Он позволяет собственным слезам упасть - и как же, блять, он ненавидит плакать, особенно когда слезы катятся вниз по шее и забираются под воротник рубашки - но он ведь всего лишь человек. И Гарри. Гарри. Гарри, которому сейчас дерьмовее всех на свете, который ищет убежища в руках Луи и буквально вышептывает его имя сквозь слезы, ломая его сердце, Луи же не робот, да?

- Прости. Прости, прости, - продолжает шептать Гарри, его губы трутся о рубашку и грудь Луи, и Луи думает, слышит ли Гарри биение его сердца - неистовое, острое, буйное - или может чувствует кожей горячую кровь в груди, текущую через ебаный орган.

Луи ненавидит, когда другие знают, что они выбивают почву у него из-под ног. Ненавидит, когда люди знают, что он чувствует, о чем думает, и все остальное дерьмо, связанное только с ним. Но он не против, если будет знать Гарри. Он даже хочет, чтобы Гарри знал. Хочет, чтобы Гарри знал, что сердце Луи стучит так бешено именно из-за него, для него.

- Все хорошо, - бормочет он в его волосы, старается звучать невозмутимо, успокаивающе, пытается не давиться собственными слезами. - Я здесь, - снова и снова повторяет он. - Я с тобой. Я всегда буду с тобой.

Из Гарри вырывается еще один рваный всхлип.

Луи прижимает его сильнее, до невозможности ближе, зарывает свое лицо в его кудрях и понимает, признает, что, несмотря ни на что, он никогда, никогда не отпустит мальчика.

Комментарий к Глава 24.

˚ - имеется в виду, что поставил перевернутые (¡) восклицательные знаки и в начало, и в конец предложения.

˚˚ - как сказал гугл, в Британии этот жест в некоторых кругах может означать “идите все нахуй”

______________________

от автора:

очень подходящая Гарри песня - Nirvana - “You Know You’re Right” , в принципе, на ней вся глава и построена. ребята, вы замечательные, простите, если глава была слишком жесткой или депрессивной, или дерьмовой, но этому суждено было случиться. Чтобы стало лучше, нужно, чтобы сначала стало хуже, да? Так что…

*обнимает*

========== Глава 25. ==========

Через какое-то время Луи решает, что для него с Гарри вечеринка объявляется законченной, и отвозит его домой.

Они сидят вместе посередине диванчика в лимузине, и Гарри каждый раз, когда колеса машины встречают ухабы, наваливается на Луи, потому что они близко друг к другу.

Так… странно.

Они не разговаривали с тех пор, как Гарри перестал плакать - Гарри даже не посмотрел на него, вытерев слезы. Он просто слепо, как мокрый потерянный щеночек в ливень, последовал за Луи, пока тот поддерживал его за талию, проводя мимо толпы гостей, курящих на углах отеля, и вдыхал, закупоривая легкие, поднимающиеся вверх клубы дыма. Оперативно и спокойно, он вел Гарри как можно дальше от этого места, в безопасную машину в безопасную квартиру и… правда, все так странно. Луи не знает, нужно ли ему что-то сказать, дотронуться, утешить или оставить в покое. Он все еще чувствует слезы Гарри, пропитавшие его рубашку, все еще слышит тихие слова, сильную боль, свое имя, срывающееся с губ Гарри, и мучительный беспомощный тон его голоса, который, казалось, холодными щупальцами забрался в самое нутро и остался там навсегда. Ему хочется потянуться, сжать хрупкую руку Гарри своей или уткнуться носом в знак утешения в кудряшки, слабо щекочущие его щеку, и, блять, ему хочется обхватить его талию не сомневающимися движениями рук, что уж там… но больше всего на свете он желает отнестись к ситуации с пониманием. Поступить с Гарри именно так, как будет правильнее, чтобы ненароком не перегрузить его лишними эмоциями, переизбытком касаний, движений, требований.

Поэтому он лишь аккуратно кладет свою голову на голову Гарри - которая под натиском усталости опускается на плечо Луи - на мягкие шелковистые кудри, способные вдохновить на новую эпоху Ренессанса. Он спокойно выдыхает, умиротворенность растекается по телу теплыми волнами - потому что Гарри здесь, одурманивающе близко, в безопасности.

Хорошо снова быть с ним рядом, вернуть его назад.

В мимолетных, со скоростью проносящихся мимо огнях фонарей он замечает, что веки Гарри дрожат в ответ на движения Луи, но он ничего не говорит и не шевелится, просто смотрит в окно, тихий и изнуренный, слабо вдыхает и выдыхает безмятежность, едва слышно выпуская воздух через рот, оранжевые смазанные блики освещают его длинные ресницы и затеняют лицо. Начался дождь — или, скорее, снег с дождем, — и он бьет по окнам, оставляя на них ледяные грубые следы холодного явления природы, но Луи как-то плевать на внешний мир, потому что внутри он чувствует тепло, комфорт и что-то необъяснимое, нематериальное, причудливое по своей природе.

Внезапно машина останавливается. Они за пределами садов - почти у квартиры Гарри. Они вернулись.

Он старается не замечать вспышку разочарования, пронесшуюся через организм, когда Гарри начал садиться прямо, полностью отрывая свое тело от тела Луи, забирая тепло, засевшее в костях и даже в носках тугих отполированных туфлей. Гарри мягко выдыхает, поправляя жакет, смотрит в сочащуюся мраком даль. Он не пытается завести разговор, медленно, мучительно, бесконечно долго моргает. Вымотался и устал. Он выглядит как поэма. Одна из тех, что скорбно красивые, с короткими незнакомыми словами, звучащими как неосязаемая эйфория, когда произносишь вслух, и совершенно абсурдно, когда думаешь. Та поэма, что ты находишь на последних страницах книги и загибаешь уголок потрепанного листка, чтобы прочитать немного позже, когда мысли в голове рассеются, и разум станет яснее. Написанная поэтом эпохи романтизма, чье имя звучит как тихое дыхание моря и имеет репутацию великого гения-индивидуалиста.