Ну вот что там можно делать?
Малое количество личных вещей Луи ярко контрастирует с изобилием богато украшенного мусора, загромождающего комнаты. Места нет ни для креатива, ни для свободы действий. Несмотря на отсутствие свободного пространства, он умудряется избегать взглядом тревожных жутких картин, ах, да, это же называется бестиализм (ему абсолютно плевать, что существуют какие-то греческие мифы, говорящие, что Зевс может превращаться то в орла, то в лебедя, для него эти истории всегда будут историями про птицу, трахающую девушек).
Чем больше здесь находишься, тем уютнее себя чувствуешь, по-домашнему.
Может, еще не все потеряно, и есть хоть малейшая надежда на то, что это место ему понравится.
***
Прошло три часа (и на экране телефона светятся четыре пропущенных от мамы, на которые Луи специально не ответил) с приезда Луи, каждая ветхая коробка была распакована и бесцеремонно выкинута наружу.
Продуктивность и успешность, мать их.
И одиночество.
Даже если Луи уже давно свыкся, что его скоро-прибуду-на-место сосед будет несчастьем его жизни, он не может с равнодушием делать то, что делает, и игнорировать факт, что тот все еще не приехал. А ведь уже почти вечер. Может быть, его сосед вообще не приедет? Значит… Луи проведет ночь один. Скучая. Без друзей и чего-то, на что можно посмотреть, поворчать, отвлечься. Каким образом он должен спокойно это воспринять, когда чувство смертной тоски и желание развлечься буквально вырываются из груди?
Не посмотрев на время, потому что это бы означало, что Луи не плевать на соседа, он решает покинуть квартиру. Он выйдет, осмотрит местность, поужинает в причудливом кафе, обязательно сделает вычурную фотографию себя, попивающего чай, на фоне заката, и отправит это Стэну, чтобы тот позадовивал и пожалел, что не поехал с ним. Черт, ну кто-то же должен завидовать, кому-то должно быть хоть немного плохо, когда у Луи такое дерьмовое настроение.
Схватив ключи и накинув шарф, Луи выходит за дверь, спускается по лестнице и выходит за ворота, всячески пытаясь не сталкиваться ни с кем из богатеньких занудных засранцев. Мощеная улица, камни которой переливаются при лунном свете, ведет вниз.
И он, конечно же, не думает о том, где его сосед.
***
Вопрос то и дело появляется в голове, впивается в кости и застывает там неприятным осадком. “Приму ли я возможность, данную Чарльзом, и смогу ли построить будущее для себя и своей семьи? Или все разрушу, размажу по стенам и потрачу в никуда все до последнего фунта?”
Тот еще выбор.
Ответ нужно дать в ближайшем будущем — семестр начинается через три дня. Луи изо всех сил пытается загнать это ощущение куда подальше, успокоить себя и больше об этом не думать, сосредотачиваясь на чае, обжигающем губы. Наклонив чашку слишком сильно, он проливает немного чая себе на брюки, но маленькое пятнышко сейчас заботит его меньше всего, причудливая обстановка кафе кажется гораздо интересней. Кофейня находится на довольно большом расстоянии от школы, что, по дороге сюда, он даже не заметил; пожалуй, нужно было надеть обувь поприличнее.
Проверив свой фейсбук семь раз за семь минут, предприняв две попытки незаметно посмотреть на кого-нибудь (все привлекательные мальчики из этого города куда-то уехали?), Луи встает с места, со скучающим видом рассматривая пятно в виде мордочки кошки на штанах.
Сначала в планах было пойти домой той же дорогой, напрямую, просто идти, закрыться от мира и катастрофических проблем бьющей по ушам музыкой — нет, он не драматизирует — но скука навевает свои желания, и, спустя пару минут колебаний, Луи выходит на дорогу за пределы школы сделать винтажные селфи.
Конечно же, несколько фотографий делаются именно для того, чтобы отправить их Стэну, но Луи не может без очарования смотреть на оживленную улицу, на витиеватые фонарные столбы, расположенные вдоль дороги, цветочные корзины нежных оттенков и высокие древние ограждения университета, гордо стоящие и защищающие здание; все вокруг переливается янтарным светом.
Может, все-таки, это место не так уж и плохо. Запах кофе, цветов, теплого хлеба. И здесь хороший фон для фотографий.
Он строит нахальную гримасу, делая фотографию; в этот же момент приглушенный гул города резко прерывается ревом старого двигателя, с каждой секундой становясь все громче. Кажется, будто прямо сейчас на дороге появится живописный старенький автомобиль, за рулем будет сидеть маленький старичок с кепкой на бок и курить трубку. Это бы идеально вписалось в обстановку.
Но звук двигателя становится очень громким, ко всему прочему добавляется визг покрышек.
Опасаясь за свою жизнь, Луи инстинктивно делает оборот и запрыгивает на бордюр. Именно тогда мимо проезжает источник хаоса — старый автомобиль кремового цвета тридцатых или сороковых годов, точно такой же, каким его представлял себе Луи. И, судя по тому, что Луи успевает увидеть, он поразительный — открытый верх, белая кожа сидений сверкает на солнце.
Но в нем уж точно не маленький старенький мужчина. Их трое, и они прилично одеты: две фигуры в костюмах пастельных тонов развалились на передних сидениях, едва следят за дорогой, и третий, с темными кудрявыми волосами, водрузился на спинки задних. Темноволосый кудрявый парень поднимает в воздух бутылку шампанского и сильно выгибается, чуть ли не выпадает из машины, что заставляет все трио громко рассмеяться; с криками и смешками машина заворачивает за угол и скрывается из виду.
Тишина, остающаяся после них, звенит даже громче, чем они сами.
Луи стоит ошарашенный и онемевший, с телефоном в руке, где на экране так и висит неотправленное селфи для Стэна.
Что это было?
Трое парней в лососевых и кремовых костюмах проехали на винтажной, будто из музея, машине, чуть ли не вываливаясь из нее, смеясь так, будто им на все наплевать? Еще и с бутылкой шампанского?
Что это, блять, было?
Разумеется, как и всем элитным школам, этой удается быть до боли стереотипным отражением индульгенции и чревоугодия. Разумеется, ее ученики — испорченные избалованные дети, одетые в приталенные костюмы и обувь от всемирно известных дизайнеров, лишенные чувства приличия и деликатности.
Разумеется.
А он ведь уже думал, что сможет полюбить это место. Что сможет перестать чувствовать к нему презрение.
Луи кладет телефон в карман, медленно шагая по бордюру в корпус; и словно укол колет возможная перспектива — возвращение в пустую квартиру, проведение всей ночи одному.
(Нет, соседа он не хочет.)
(Особенно после недавнего уличного спектакля. Если все студенты такие — нет, спасибо, обойдемся.)
(Вот только, все же, может это весело?)
(Может иметь соседа, который будет проводить с тобой время так же, круто?)
(Те парни — наглые, невоспитанные провокаторы).
***
Луи просыпается с новообретенным чувством собственного я.
Потому что проводит ночь абсолютно один, без души, ни с кем не разговаривая, и это даже круто. Ему действительно это понравилось, вау.
Почему до этого он не любил одиночество? Быть одному — прекрасно. Музыка может грохотать из колонок, находящихся в углу комнаты; Луи может танцевать в специально отведенном месте (все же он студент театрального факультета и не может танцевать в любом, лишь в тех, что сочтет подходящими); его вещи могут быть разбросаны на полу именно так, как ему хочется, все окна могут быть закрыты, ограждая от хаоса внешнего мира. Он может ни о чем не волноваться, выть на луну до рассвета, его все равно не увидят и не услышат. Может включить огромный телевизор на полную мощность и ходить по квартире голым.
Это же идеально.
Луи скидывает одеяло и встает с кровати, встречая новый день с чувством всемогущества, чистит зубы, наслаждаясь одиночеством, почесывает задницу, грустно смотря на пустоту холодильника так долго, как ему хочется. Потому что может. Потому что он один.
Садится в бархатное мягкое кресло, похожее на кресло из фильмов про Гарри Поттера, и попивает чай, думая над планом сегодняшнего дня.