- Для этого и нужны друзья! - выкрикивает он, Луи клюет его в макушку, разворачивается и идет в свою комнату. - Ты к Гарри собираешься?

- Ага, - кричит Луи из своей комнаты. - Все же нужно сходить. Да, я опоздал, ну и ладно. Даже если у него осталось время только для написания конспекта, это все равно помогает мне больше, чем лекции. Ненавижу преподов.

- Ты ненавидишь вообще все. Повеселись, сладкий! Не приходи слишком поздно - нужно отдохнуть ради завтрашнего дня! - нахально кричит Найл.

- Хэллоуин, - понимающе улыбается Луи и вытягивает ладонь, по которой Найл тут же хлопает.

- Хэллоуин, - соглашается он и ярко улыбается.

- Пока, любимый, - пропевает Луи, накидывает кардиган на плечи, хватает сумку и выскакивает за дверь, громко закрывает ее и направляется к Гарри, чувствуя себя по крайней мере человеком.

***

Как только Луи достигает двери Гарри и поднимает кулак, чтобы постучать, дверь распахивается.

- Где ты был? - резко спрашивает Гарри, брови нахмурены, фиолетовая водолазка и черные брюки контрастируют с его бледной нежной кожей.

Луи смотрит, широко открыв глаза, рука все еще висит в воздухе, готовая постучать. Он замечает оскорбление и ярость в глазах Гарри, он выглядит… если бы Луи не знал Гарри, то сказал бы, что он выглядит, словно ему больно, словно его ранили. Луи поворачивает голову и смотрит себе за спину, потому что Гарри так с ним не разговаривает.

Но за спиной никого нет. Гарри говорит с ним.

Что?

- Прости, - практически на автомате говорит Луи, чувствуя вину, наполняющую его и застревающую в костях. Почему он думал, что нужно поесть? Почему он играл в игры? Как он мог так грубо поступить? - У меня был ужасный день, - сразу же продолжает он, пристально смотрит в глаза не Гарри, а ребенка, которого сильно обидели, который готов закатить истерику и не готов выслушивать какие-то оправдания, черт черт черт, он сглатывает вину, подбирающуюся к горлу, и непонятно почему чувствует себя самым ужасным человеком на планете. - Я вернулся в свою квартиру, потому что был очень голоден. Поел. Ты голоден? Я должен был прийти и спросить тебя. Ты хочешь есть? Я могу снова поесть. Прости. Ты голоден?

Луи бормочет как сумасшедший, его слова даже не имеют смысла (Луи Томлинсон никогда не извиняется, но сейчас ему кажется, что это единственное, что Гарри должен от него слышать), слова просто вылетают изо рта, чтобы заполнить тишину, он чувствует себя шокировано и неловко, ведет себя неловко, но этот взгляд до сих пор в глазах Гарри, и он пытается сделать все возможное, чтобы он исчез. Потому что прямо сейчас самое важное в мире - это его взгляд, и Луи не знает почему, но он знает, что это дерьмово, ужасно и нужно прекратить.

- Я не голоден, - тихо ворчит Гарри, но его недовольные черты лица постепенно расслабляются, медленно, нерешительно, но черты сглаживаются. Он складывает руки на груди, сердито смотрит Луи за плечо. - Ты мог предупредить.

- Я—

Луи не знает, что сказать, потому что шок буквально стал кляпом в его рту, он смотрит на Гарри, ошарашенно моргая.

- Я не знал, что ты читаешь мои сообщения, - не подумав, говорит Луи, взгляд Гарри режет его.

- Не говори фигню. У меня же есть телефон.

- Но ты никогда не отвечаешь.

Гарри замолкает, и, фыркнув, вновь отворачивается.

- Плевать. Неважно. Заходи. Сегодня будет короткое занятие.

- Почему? - спрашивает Луи, следуя за ним внутрь и все еще чувствуя себя словно разнесенным на куски.

- Через тридцать пять минут ко мне приходят гости.

Гости. Прекрасно.

Луи закатывает глаза.

- Какая веская причина, ведь встречу нельзя отменить.

- Это будет грубо. В отличие от тебя, я придерживаюсь своих договоренностей, - злостно намекает он.

Ну блять.

- Прости, Кудряшка.

- Хватит меня так называть!

- Но мне нравится, - протестует Луи, шагая в сторону Гарри, все еще дующего губы как ребенок и смотрящего куда угодно, но не на Луи.

- Почему? Глупое прозвище.

- Потому что. Ты кудрявый, - улыбается Луи, вытягивает руку и тянет за темный завиток.

Гарри резко смотрит на него, его плечи напряглись, но он не шагает назад, позволяет себе крошечную ласку и после закатывает глаза, скрещивая руки на груди сильнее, вновь отворачивая лицо. Продолжает молчать.

Луи смотрит на него, пытается заглянуть в глаза, все еще улыбается, и улыбка мягкая, не его обычная самодовольная ухмылка или несносная усмешка.

- Кроме того, я люблю глупые вещи.

Молчание.

- Я знаю, что любишь, - заканчивает Гарри и, наконец, черты его лица окончательно разглаживаются и расслабляются, он смотрит в пол, но Луи замечает очень, очень легкий подъем уголков губ. И в самом техническом смысле слова это можно считать за улыбку. Потому что каждый уголок губ, вздернутый кверху, считается улыбкой, да? Считается.

Луи словно выиграл в лотерею. Спасибо блять господи. Может Гарри все же не ненавидит его. Может ему нравится с ним заниматься.

Может.

- Итак, - говорит Луи, его улыбка отражается на голосе.

Гарри молчит, но ‘улыбка’ все еще присутствует.

- Давай сделаем этот тридцатипятиминутный урок самым лучшим, - объявляет Луи, и Гарри, наконец, поднимает глаза.

- Хорошо.

И они начинают.

Им довольно весело. Гораздо веселее, чем обычно. Может, потому что Гарри под наркотой или еще чем-нибудь. Луи не может и думать о другом варианте; парень обычно сидит в милях от Луи, отвечает на мистические звонки или наблюдает за Луи равнодушным взглядом, который прорезает насквозь, если приблизиться, но сегодня они легко разговаривают, голос Гарри кажется светлее, он выделяет ключевые моменты в пометках Луи и поднимает брови каждый раз, когда видит одну из порочных каракулей в его тетради - у Луи есть странная привычка различными способами рисовать, как бы он мог убить своего учителя подручными средствами, например, ручками, спиралью тетради или ключами.

- Мне кажется, у тебя нездоровая психика, Луи Томлинсон, - голос Гарри как и сам он, словно молоко, глаза всматриваются в одно из самых детальных изображений.

- Да ты бы его слышал. Он даже чтобы вздохнуть не останавливался, ни разу, и он смеялся над всеми собственными шутками. Ты бы тоже хотел задушить его пеналом.

Щека Гарри дергается, это Луи отмечает как ‘Гарри смеется’ (хоть это и далеко от настоящего смеха), и Луи улыбается, с пеналом подражая каракуле на бумаге.

И после Гарри издает звук в горле, звучащий как смешок, Луи хочет прокомментировать его, но Гарри не поднимает взгляда, поэтому он не может вообще сделать вид, что слышал звук. Просто не может. Потому что они поспорят, и последствия будут необратимыми, Гарри либо будет все отрицать, или хуже, он попытается больше не выдавать смеха, Луи смотрит вниз на пенал и молчит, пряча улыбку.

Над ними висит тишина, странная тишина, и всего лишь один взгляд говорит Луи, что Гарри очень некомфортно.

Так нельзя. Это неправильно. Луи не может просто сидеть и ничего не делать. Разумеется, он не знает причины его дискомфорта, но неважно, Луи просто не может позволить этому происходить. Должен быть виден прогресс в их отношениях, а не неловкое молчание.

Гарри скользит по словам конспекта, возится с кольцами на пальцах, Луи продолжает смотреть на пенал.

- Однажды я представлял, как запихиваю профессора в мусорное ведро и выкидываю из окна.

На этом плечи Гарри расслабляются, и он снова выдает этот звук.

Внутри Луи будто наступило Рождество.

Воодушевленный, он продолжает, наблюдает за Гарри и замечает появление знаменитой ямочки из-за того, что он грызет губы, пытаясь сдержать смех.

- Но мы должны закончить этот разговор, пока я не успел рассказать тебе о кошачьей еде.

Гарри внимательно смотрит на него, кусая щеку.

- Кошачья еда?

Луи кивает с очень серьезным выражением лица.

- Да. Кошачья еда. Отложим разговор на потом.

- На черный день? - предлагает Гарри, ухмыляясь.