Внезапно он чувствует массивный вес, утягивающий его за собой, и падает вместе с ним на землю.

- Уууф! - кричит он, упав на траву, золотая голова появляется в его поле зрения, и ее обладатель тут же встает на ноги.

- Попался, Томмо! - смеется Найл, пытаясь убежать, но Луи быстрее, хватается за его лодыжки, роняя парня обратно на землю.

- Не посмеешь! - хохочет он, они борются, хватаясь друг за друга, дождь окатывает их тела, застилает видимость.

После пиханий в лицо, живот и ноги, Найл вырывается из рук Луи, и, смеясь, устремляется к дому, не посмотрев назад.

- Ублюдок! - кричит Луи, широко улыбаясь, он поднимается и пытается его догнать. Слишком много воды, слишком мутно, пар с земли поднимается как туман, и, благодаря быстрому бегу Найл вскоре исчезает из поля зрения, Луи не знает, каким образом попасть внутрь, где вообще виднеется хоть одна чертова дверь.

Он идет к ближайшему крыльцу - где, к счастью, имеется дверь, пусть и замаскированная - смех все еще отдается в груди. Открывая, проскальзывает внутрь, сутуло проходит через комнату, оставляет за собой лужи, он чувствует по-прежнему быстро колотящееся в груди сердце, гоняющее по организму кровь, наполненную адреналином и смехом. Где-то чуть дальше он слышит смех других парней и идет на звук, хлюпающе шагая мимо больших окон.

Внезапно что-то привлекает его внимание.

Он останавливается, поворачивается к огромному ближайшему окну и смотрит, щурится сквозь сплошной хаос из воды и молний. Через слои дождя он разглядывает серое пятно.

Гарри.

Он стоит посередине двора, раскинув руки, в руке бокал шампанского, голова запрокинута назад, дождь бьет его по лицу. Тело встречает дождь, почти умоляет быть пораженным молниями, лицо спокойное, безэмоциональное, будто ничего не замечающее.

Луи смотрит, задержав дыхание, адреналин покидает его тело с такой же скоростью, с какой вода омывает тело Гарри, смех других парней отдается лишь отдаленным эхом.

Потому что, блять, разве Гарри не должно быть лучше? Разве он не был сегодня в хорошем настроении?

Реальность ударяет Луи в голову, больно колет в живот, так же как и молния, сверкнувшая в небе. А может, сегодня Гарри просто-напросто был очень хорошим актером?

Черт.

Это ведь ничего не должно значить, Гарри, стоящий в шторме, не должен иметь в виду ничего, кроме того, что он любит хороший ливень. Но Луи знает. Он просто знает.

Он знает, что сейчас происходит еще один из тех моментов, еще одна из тех вещей, безжалостно напоминающих Луи, из каких руин Гарри собран. Он знает, что это еще один знак, еще одна неправильная в нем вещь, он ПРЕКРАСНО знает, что Гарри не могло стать лучше после вчерашнего. Он просто играл свою роль для парней, ложная бравада.

А теперь Гарри настоящий, думает, что он один, и его никто не видит, стоит в молчании, раскинув руки, морально разрушенный, позволяет своему телу раствориться в дожде.

Луи испытывает тысячи внутренних мучений, наблюдая за Гарри, даже не думающем о том, чтобы уйти оттуда. Луи лишь хочет выйти под этот сраный ливень, схватить идиота за шкирку и затащить туда, где тепло и безопасно, но он лишь смотрит, слушая собственное дыхание, постепенно возвращающееся в норму.

Он клянется, что буквально слышит нежный звон капель, падающих в бокал шампанского, зажатый в левой руке Гарри.

***

Гарри до сих пор не зашел внутрь.

И никто ничего не заметил и не сказал.

Они собрались в гостиной и кухне, завернулись в халаты, повесили одежду сушиться (Луи чуть не закатил глаза, когда увидел, что на каждом халате виднеется монограмма “З.М.”, но сдержался), набили рты невероятной едой и вином, а Гарри все еще нет, и никто даже не задался вопросом.

Лиам познакомил Найла и Луи с персоналом сразу же, как только они вернулись после гонки под дождем и немного обсохли (гонку, кстати, никто не выиграл, Лиам утверждает, что выиграл Зейн, тот настаивает, что это определенно был Лиам). Луи особенно понравился Стивен - персональный шеф-повар Зейна - в настоящее время громко смеющийся над реакцией Найла, тот пробует блюда на тарелках и говорит, какие ингредиенты в них присутствуют, Зейн посматривает на них, ухмыляясь, и раскладывает карты для одиночной игры, зажав сигарету между губами.

Луи с улыбкой смотрит на них, иногда бурно комментирует то, что посчитает нужным, и пока парни переговариваются и смеются над его словами-особенно Лиам, который, кажется, всегда, когда происходит или говорится что-то смешное, предварительно смотрит в сторону Луи - он сам думает совершенно о другом. Он наливает себе чашку пунша, вежливо отклоняя предложение Дарлы помочь, и старается запить странное чувство нарастающей паники жидкостью с персиковым привкусом.

На его губах зафиксированная, не совсем искренняя улыбка, он случайно встречается глазами с Зейном или Лиамом, закатывает глаза над шутками Найла… но уши отчетливо слышат дождь, стучащий в окна, теперь уже гораздо спокойнее, и как бы он не пытался абстрагироваться от шума за пределами теплых стен, глаза невольно смотрят на пустое пространство двора.

Он не видит Гарри, даже признаков того, что он там есть, и с каждым стуком капли по холодному окну, с каждым беззаботным смешком одного из парней, грудь Луи сжимается, наполняясь тревогой. Потому что они сидят в комнате, отлично проводят время, и никто из них не замечает, что один из их компании пропал, действительно пропал. Не обращает внимания даже Зейн, который, казалось, привязан к Гарри чуть больше, чем все остальные.

Луи сильно сжимает стакан, заливает пунш в рот, глотает терпкую жидкость большими глотками и, теперь уже не отрываясь, смотрит в окна.

Неужели всем действительно плевать? Неужели никто и правда не замечает?

А сам он? Разве он чем-то лучше? Развернулся и ушел от действа, разворачивающего на его глазах, от Гарри, распятого под плачущим небом, оцепенелого, хладного, обнимающего пустоту. Он видел Гарри, видел и оставил, не сказав ни слова. Все, кто находятся в помещении, бездумно веселятся, Лиам пишет Эдварду и другим парням, зовет их, чтобы они присоединились к их вечеринке, они все просто невинно забыли, но, черт возьми, они вообще осознают, что один из их лучших друзей сейчас снаружи тонет в дожде?

Потому что так и есть. Гарри тонет. Может, захлебывается и задыхается уже годами. И они этого не видят, зато Луи - который знает его от силы месяца два - замечает это непроизвольно, почему.

А может, он просто слишком глубоко смотрит на происходящее? Ведь и правда, он не знает Гарри так, как знают эти парни. Он не жил с его перепадами настроения, его фетишами и навязчивыми идеями, его неискренностью, пустотой и непредсказуемостью. Наверное, парни знают его достаточно, чтобы не обращать внимания, считая, что это обычное его состояние.

И когда наступит ‘чересчур’? Где находится граница между здоровым беспокойством и агрессивным доебыванием? Как он может понимать, что с Гарри что-то не так? По его глазам? Порывистым действиям? Невпопад одному или двум сказанным словам? Распростертым объятиям, встречающим дождь как старого друга? Что это вообще значит?

Капли стучат сильнее, смех Найла становится громче.

Более того, если Гарри действительно ‘поврежден’, как Луи узнает, можно ли вообще его ‘спасти’? Что, если уже поздно? Некоторые сломанные вещи нельзя починить. Если Луи все же прыгнет в бурю, в которой Гарри тонет, он отправится в бесцельное странствие бесполезного стресса и беспокойства или нечто иное?

А если, на самом деле, все в порядке, и он просто маленький избалованный ублюдок, погребенный под гедонизмом, завышенными требованиями и развлечениями, созданными застилать скуку?

Лиам смотрит на свои часы, объявляя время, Зейн предлагает им пойти порисовать на стенах. Найл ест шпинатные круассаны, начинка попала на щеку и ремешок дорогих часов, за окном бесконечно льет, Гарри пропал, и Луи приходится сделать большой глоток ромового пунша, чтобы заглушить натянутое ощущение в груди и безымянное чувство, вызванное тем, что он не может помочь.