Пока они не поднялись на этаж выше. Где Гарри внезапно исчез.

Ну вот, в очередной раз Луи один, в полном смятении, почти паникует и думает, куда Гарри мог исчезнуть. Они буквально только поднялись по лестнице, Луи лишь наклонился, чтобы поднять выпавший из кармана телефон, а Гарри уже исчез - либо испарился, либо нашел портал. Луи бесцельно топчется на месте и решает побродить по коридору и заглядывать в комнаты.

Он заходит в ближайшую комнату и замечает слегка приоткрытую … дверь?… в середине стены (идеально сочетается с обстановкой, если бы она не была открыта, ее бы вряд ли можно было заметить) и идет к ней, уверенно распахивая. Дверь соединяется с еще одной комнатой, маленькой библиотекой, в конце которой еще одна дверь.

Его ведет любопытство, он стремительно открывает дверь за дверью, из одной заставленной комнаты в другую, пока не заходит в большую пустую гостиную с тусклым освещением, попадающим в комнату из открытого окна, завешенного длинными неплотными шторами, и находит Гарри, сидящего на темно-синем бархатном диванчике. Тени почти поглотили его, прохладный ветерок щекочет кудри и мягкие, как красный бант, губы.

Луи застывает, будто прибитый тем, что видит - пианино, стоящее в углу, и одинокого Гарри, такого хрупкого и разбитого. Почему все повторяется? Тот же самый образ, что он видел тогда, те же самые чувства, что давили и съедали.

Грудь сжимается жалостью и чувством дискомфорта.

Гарри не плачет, не в этот раз, он лишь безмолвно смотрит в окно, руки лежат на коленях, ноги скрещены в лодыжках, он выглядит так аккуратно, хрупко, кажется таким… маленьким, несмотря на бесконечно длинные конечности и нахмуренность, которая, кажется, въелась в черты его лица.

Луи ничего не говорит, подходит и садится на другой конец дивана. Они вместе смотрят на яркое оранжевое солнце, спускающееся за горизонт.

- Ты в порядке? - внезапно спрашивает Луи, но слова тихие, едва нарушают тишину, они поглощаются дуновением ветра - Гарри спокойно может притвориться, что не слышал их.

Гарри медленно поворачивает голову, смотрит на Луи, вновь за окно, руки тут же сцепляются вместе, прочно и сильно.

- Я всегда в порядке, - отвечает он, голос ломкий и безэмоциональный.

Надломленность его голоса застает Луи врасплох, он поворачивается, смотрит на парня и хочет что-нибудь ударить, закричать, выпытать больше, узнать, что происходит, но в глазах Гарри мрак. Мрак, в котором легко заблудиться, Луи не знает, что спрашивать.

Минута за минутой, солнце почти село, посылая последний блаженный свет миру, Луи вновь смотрит на Гарри, замечает телефон, лежащий на столе рядом с ним, Гарри смотрит на горящий экран, будто ждет чьего-то звонка. Может даже умоляет. Экран все так же продолжает гореть, Гарри смотрит сквозь телефон, не моргая, Луи поправляет свои волосы, чувствуя себя неуютно, беспокойно и вымотано.

- Я заметил, что ты фанат страшных птичьих клеток, - говорит Луи, господи, почему он не может на время выключить свои голосовые связки и перестать разговаривать? Почему так сложно закрыть себе рот?

Гарри продолжает смотреть в пространство.

- Они не мои. Я их ненавижу.

Луи удивлен, потому что такой антикварный хлам кажется как раз во вкусе Гарри.

- Что? Почему?

- Я люблю свободу.

Теперь Луи смотрит на него открыто, не отворачивая взгляда. Выраженная напряженная челюсть, бледная гладкая кожа и благородный нос.

Сейчас Гарри олицетворяет собой все, кроме свободы.

И Луи не может объяснить почему. Или как.

Он не знает что делать, говорить, как реагировать, сильно сжимает подлокотник кресла и нервно дергает ногой, мечтая, чтобы сейчас играла музыка, или кто-нибудь разговаривал, чья-нибудь болтовня, крик, хоть что-нибудь, способное заполнить тишину в комнате, оглушить и предать забвению его разум - он не хочет думать о парне, сидящем рядом с ним, не хочет чувствовать гложущее желание узнать, что произошло, не хочет спрашивать, что имел в виду Гарри, когда сказал “его здесь нет”, и как он вообще так быстро засыпает со всеми своими проблемами, или почему он время от времени пропадает на целые дни, почему злобно смотрит на Луи, но плачет, когда один, или почему он выглядит уязвимо тогда, когда на него никто не смотрит.

Они сидят в тишине, пока Гарри не встает, дает понять, что Луи нужно сделать то же самое, и выходит из комнаты.

Луи вспоминает, почему они здесь, когда слышит звук закрывшихся тяжелых дверей и понимает, что они на крыльце.

- Мы же не собираемся уезжать прямо сейчас? - интересуется он и застывает на месте, наблюдая, как Гарри идет в сторону машины.

Гарри останавливается, смотрит на него через плечо, хмурится.

- Думаешь, твоя мама все еще в университете? - спрашивает он, ошарашивая Луи. Гарри запомнил, почему Луи с ним, несмотря на собственное происходящее с ним дерьмо? Знает опасения Луи, касаемо ситуации с мамой, оценивает их как настоящую проблему? Он беспокоится? По-человечески беспокоится? За другого человека?

Луи пожимает плечами, отбрасывая мысли.

- Вполне возможно, приятель.

Гарри смотрит вниз, глубоко вздыхает и отрешенно глядит на Луи.

- Пойдем посмотрим на сад. У меня новый цветок.

И срывается с места, заставая врасплох.

- Тебе нужно поработать над своими перемещениями! - кричит Луи на стремительно удаляющуюся фигуру, его слова наверняка проглотил встречный теплый ветер, он и не ожидает ответа, закатывает глаза и идет следом за ним, сердце бьется от мысли, что Гарри помогает ему быть подальше от мамы. Помогает ему.

Он подстраивается под ритм и догоняет его, Гарри напряжен и отрешен.

- Я не знаю людей, увлекающихся растениями и сменяющих интерес к цветочкам так же быстро, как ты, - говорит Луи, искоса смотря.

Гарри пожимает плечами, продолжая путь.

- Может, люди, которых ты знаешь, скучные.

- Ох, а ты значит не скучный?

- Я много кто, Луи Томлинсон, - отвечает Гарри и смотрит на Луи, правый уголок рта натягивается в полуулыбке, - кто угодно, но уж точно не скучный.

Луи открывает рот, не соглашаясь, как он обычно делает, когда спорит с Гарри, но тут же его закрывает, обдумывая слова.

- Знаешь что, Кудряшка? Ты прав. Я честно могу сказать, что ты не скучный.

Лицо Гарри светится. Не удивленно, не гордо, даже не счастливо - оно просто светится, словно в комнате включили лампочку или закончилось затмение солнца, он кажется искренне радостным, действительно сияющим, и ускоряет шаг.

- Вот. Вот он, - он указывает на черный и, откровенно говоря, страшный цветок.

Луи смотрит на него, стараясь не показывать отвращение.

От Гарри веет гордостью.

- Не думал, что дойдет до такого, - комментирует Луи, рассматривая объект перед ним. - Но я обязан сказать. Этот цветок очень страшный.

Гарри выглядит так, будто сейчас засмеется, и смотрит на растение, его длинные острые лепестки и черные тонкие нитки, исходящие от сердцевины. Смотрит с нежностью, оценивающе, словно слова Луи лишь усилили его привязанность к цветку, сделали его более ценным.

- Для меня он идеален.

- Даже немножечко не страшный?

- Только в хорошем смысле.

- Твои слова не имеют никакого смысла.

- Еще как имеют, - протестует Гарри, его голос так близок к хныканью, Луи лишь остается поднять брови, “ты шутишь?”, думает он, но не произносит.

Он непринужденно улыбается, вновь возвращая взгляд на цветок.

- Мне он нравится, - тихо произносит он, улыбка все еще на губах. Это искренний момент между Гарри и ужасающим кусочком флоры, и, несмотря на абсурдность ситуации, Луи не хочет разрушать его, не хочет разрушать один из редких моментов, когда Гарри напоминает человека, поэтому он молчит, засунув руки в карманы, оглядывает другие цветы, восхищается яркими красками других цветов, режущими вечерний сумрак.

- В лучах солнца они смотрелись бы лучше, - говорит Луи. - Сейчас слишком темно. Они выглядят тусклыми.