- Некоторых нельзя научить.

Услышав ответы друг друга, они поворачиваются и встречаются взглядами.

- Прошу прощения? - восклицает Гарри, сжимая стекло сильнее.

- Скажи это еще раз, Кудряшка, - требует Луи, игнорируя слова Гарри, заливает в горло свой бокал.

- Некоторых нельзя научить, - повторяет Гарри, это сказано с такой детской озлобленностью, что Луи приходится подавить в себе смех, Найл таким не заморачивается и смеется громко и в открытую.

- Очень мило, ведь некоторые не умеют учить.

Гарри сосредоточенно смотрит.

- Что ты пытаешься сказать? - настойчиво спрашивает он глубоким беспристрастным голосом, рубиновые губы медленно двигаются, формируя каждое слово.

Луи ангельски улыбается, хлопает глазами с деланной невинностью.

- Что ты не умеешь учить.

Гарри выглядит так, будто ему дали пощечину, в буквальном смысле отпрыгивает от Луи, словно тот ударил его. Луи обретает уверенность, смотрит на собственные ногти с видом лже-пострадавшего, чувствует контроль над ситуацией.

Лиам смотрит широко открытыми глазами, Зейн глотками попивает бургундское вино, глазами смеется и терпеливо ждет продолжения. И Найл почесывает живот, зевая.

- А еще я сказал, что такой придурок как ты ничему меня не научит, - Луи лжет. Нет, он такого не говорил, но подумал. - Знаешь, да меня метла лучше научит, чем ты. Она хотя бы что-то делает.

И вот оно - глаза Гарри наполняются яростью, наверняка, мысленно он уже нашел метлу и забил ею Луи. До смерти.

- Метлы ничего не делают, - бормочет он, глаза горят нервным возбуждением. - Они используются для работы - другие люди выполняют свои обязанности. Они - лишь инструмент, - Гарри замолкает, медленно смотрит на свои ноги, затем злобно на Луи, кажется, будто он взглядом пытается прожечь в нем дыру.

- Это все, что ты вынес из моих слов? Правда? - он удивленно вскидывает брови, старается не повышать голос.

Гарри упрямо продолжает смотреть, почти не моргая.

Луи улыбается одновременно приторно и ядовито, кладет руку, в знак завершения разговора, на бедро.

- Думаю, у нас с тобой полное взаимопонимание. Мы оба думаем, что ты нихуя не умеешь учить.

- НАШ ПЕРВЫЙ УРОК БУДЕТ ЗАВТРА, - Гарри говорит громко, отрывисто, грудь вздымается от негодования, Луи купается в тоне его злого голоса, наслаждаясь срывом самого безжизненного мальчика в мире. - Ты будешь самым лучшим студентом во всей ебаной школе, когда я с тобой закончу. - Он замолкает, насупившись. - Если это возможно.

-Возможно с твоей стороны или моей? - парирует Луи, Гарри от его слов скалит зубы.

- Завтра, - медленно повторяет он.

Луи очень хочет отказаться от предложения, кинуть дерзкий ответ Гарри в лицо (и выпивку тоже), но предложение заманчиво, тихое нытье в животе держит его рот закрытым, лишь позволяя кивнуть в знак согласия.

- Значит, завтра, - соглашается Луи, пожимает протянутую руку, трясет ее, уверенно заключая “сделку”, и сжимает ее сильнее, чтобы показать, кто здесь босс.

Это не срабатывает, Гарри сжимает в ответ.

Луи сжимает еще сильнее, затем Гарри, затем Луи, и довольно скоро их руки, сцепленные в воздухе, краснеют и начинают дрожать, лица искажены в гримасах, они тихо, но злостно рычат. Остальные три парня непонимающе на них смотрят, Найл наблюдает с открытым ртом, не откусив печенье.

- Твою мать, - пораженно говорит он. - Молодец, Малик. Гениальнейшее предложение.

Лиам не защищает честь Зейна, лишь смотрит ничего не понимающими глазами на его улыбающийся профиль.

Зейн, ничего не ответив, продолжает улыбаться, Гарри и Луи продолжают борьбу, как упертые бараны.

***

За сегодняшний день состояние ужасающего беспокойства стало для Луи нормальным состоянием.

Уже четверг, через пятнадцать минут ему нужно стоять в дверях Гарри и выслушивать речи репетитора. Лишь мысли об этом причиняют дискомфорт.

Его окутала пугающая тревога, потому что, проснувшись, он обнаружил семнадцать пропущенных звонков от мамы и сообщение: “Я люблю тебя, Мишка Бу. Позвони мне, пожалуйста. Скучаю. Позвони мне, милый”. Он беспокоится о благополучии своих пяти сестер, так как их мать, похоже, опять на одной из своих долбанутых фаз. Ему придется ей позвонить, но лишь после того, как вернется от репетитора, чтобы уж все проблемы свалились сразу, а у Гарри он их точно найдет.

- Ты бы лучше пошел сейчас, а то опоздаешь, - увещевает Найл с дивана, он завернут в одеяло и поедает печенья с нугой. По телевизору идет безымянный жутковатый мультфильм.

- Ага. Если я не вернусь, будешь меня разыскивать? Или хотя бы расскажи всем историю моей жизни, - тихо отвечает Луи, вешая сумку на плечо.

- Обязательно! - Найл отзывается с полным ртом, не обратив внимания на шутку. - Если понадоблюсь, позвони. Увидимся, чувак!

Луи закрывает за собой дверь.

Черт.

Он пытается успокоиться. Теплые золотые лучи солнца смешиваются с прохладным воздухом, освещают бледные каменные стены университета, увитые плющом и ярко-зелеными виноградными лозами.

Обычный мирный день.

Он пинает камушки, улыбается прохожим, напевает песни из Бриолина, засовывает руки в карман, высовывает, засовывает снова; дорога кажется бесконечной. На удивление, его тело лишь окружает странное чувство спокойствия, растекающееся до пальцев рук и ног.

Когда он достигает двери Сатаны, чувствует, как его руки в произвольном забвении поднимаются, громко стучат о дверь. Он стоит в море, в волнах спокойствия, обдуваемый прохладным ветром; до носа доносится едва уловимый запах цветов, растущих по всей площади сада.

Дверь открывается. Мучительно медленно.

Луи округляет глаза, смотрит на Гарри сверху вниз; потому что Гарри одет в серый трикотажный СВИТЕР и ДЖИНСЫ, охуеть, Луи даже не думал о том, что у Гарри есть что-то, кроме костюмов и галстуков-бабочек, да и вообще одежды не ярких оттенков и не бархатного покрова.

Он удивленно смотрит.

- Так откровенно пялиться - неприлично, - напоминает о себе Гарри, не впечатленный молчанием Луи, руки скрещены на груди.

- Ты носишь нормальную одежду, - объясняет Луи, Гарри едва хмурится, пропускает Луи внутрь, ничего не отвечая.

Он заходит в большую комнату, которая, к его удивлению, очень отличается от интерьера, который был в прошлый раз - в голове тут же всплывают картинки спящего пьяного Гарри и заботящегося Луи, он содрогается от мыслей, фокусируя внимание на множестве белых лилий, стоящих в вазах по всей квартире, и больших картинах, украшающих каждый сантиметр пространства, довольно знакомых картинах.

- Зейна? - спрашивает он, указывая на большой холст с огненными звездами в раме, висящий над камином из мрамора и красного дерева.

Все еще хмурящийся Гарри кивает, он стоит около двери, руки за спиной. И выглядит так тепло - большой свитер, мятые джинсы и густые кудри, торчащие во все стороны, но из-под свитера сверкают бриллианты часов chanel, разрезающие бледный свет из окон точно так же, как режет его холодный пустой взгляд. Луи напоминает себе, что Гарри может быть каким угодно, но уж точно не “теплым”.

- Ты сделал перестановку, - вслух отмечает Луи, разглядывая свечи, стоящие на полу, полках, столе, натыканные между большими статуэтками кошек, аккуратно расставленные между бутылками шампанского на маленьком столике. Повсюду лежат старинные гитары и лютни, по полу разбросаны исписанные нотные листы, желтые лепестки роз окружают бутылки шампанского, кажется, это Dom P érignon.

- Я меняю обстановку в квартире каждую неделю, - медленно и тихо отвечает Гарри.

Луи оглядывает его.

- Ты имеешь в виду, что каждую неделю нанимаешь кого-то, чтобы они все тут меняли, - ярко улыбается.

Гарри насупливается.

Наступает тишина.

- Давай приступим, - злостно бормочет Гарри, садясь в роскошное бархатное кресло - прямо напротив большого деревянного стола в углу, его будто только что из музея антикварных вещей доставили. - Я просто напишу для тебя конспект, - он вытягивает слова, сосредоточенно смотрит на плавные движения рук, достающих… перья и чернила?