- Мой тел’фон. Шофер. - Хотя бы сейчас Гарри идет навстречу, еле двигая губами.

- Точно, куда ты без него, - ворчит Луи, достает телефон Гарри из кармана, находит имя и звонит, очень надеясь, что его голос не звучит настолько же истощенно, насколько он сам. До приезда машины Гарри что-то бубнит в его плечо, то подключаясь, отключаясь от реальности.

***

Когда “Шофер” высаживает их прямо перед школой, Луи чувствует, что уже на грани срыва, он слишком долго удерживал тяжелое тело Гарри в сидячем положении, слишком долго слушал пьяные бредни и шипения, но оставить его здесь - очень плохая и эгоистичная идея.

Совесть берет верх, и Луи, собрав все моральные силы, подхватывает Гарри посильнее и идет в сторону его комнат - несправедливо далеко расположенных от комнат Луи и Найла.

Довольно сложно поддерживать полумертвое тело Гарри и открывать дверь в темные хоромы, с которыми он познакомился лишь сегодня. Он спотыкается, натыкаясь на слишком много мебели и острые углы, один раз чуть не роняет Гарри на горшки с кактусами, расположенные слишком близко к тому месту, где он собирался пройти. Хоть было бы и весело (зачем вообще Гарри кактусы?), Луи даже думать не может о том, чтобы нечаянно создать еще одну проблему и тратить силы на нее, он готов молиться всему, что только существует, когда, наконец, открывает дверь в спальню Гарри, и, спотыкаясь об пианино, валит его на кровать.

Все, больше он ничего делать не обязан.

Сказал он это себе. Больше он ничего делать не обязан.

***

Вот только Гарри едва расположился на кровати, половина тела свисает, грозясь потянуть на пол за собой его всего, подушка слишком далеко от головы.

Он двигает его за плечи ближе к изголовью, двигает руки и ноги, пока они не оказываются удобно расположенными на кровати. Неосознанно расстегивает бабочку и пару первых пуговиц рубашки, умудряется снять с него куртку и только потом удивляется, как он смог сделать это, не разбудив Гарри. Он расшнуровывает и снимает ботинки, мокрой тканью вытирает что-то липкое на шее и руках (и не хочет знать, что это) и кладет холодную руку на покрытый испариной лоб.

Вот теперь он должен идти.

Он позаботился о Гарри, буквально вымыл его и сделал все, что был должен, учитывая, что он ему вообще ничем не обязан, и теперь Гарри должен уважать его так же, как он уважает крабов.

Хотя, наверное, крабов все-таки Гарри уважает больше. Он ему это сам в машине сказал.

Луи закатывает глаза, представляя, как он выглядит со стороны, держа сырую тряпку в руках и смотря на него спящего. Такой контраст по сравнению с их обычными взаимодействиями.

В очередной раз Луи вспоминает более ранний момент, лицо и позу Гарри, плачущего и что бы там ни чувствующего, играя на пианино; сейчас Гарри такой же настоящий, как был тогда. Луи смотрит на него, не в силах отвести взгляд и определить чувство в животе, а потом до него доходит, что он каким-то образом положил свою руку на руку Гарри.

Он сразу же хочет убрать ее. Но не делает этого. Сидит и смотрит на ураган, в который превратился парень, на его глубокие тени под глазами и темные кудри, и, блять, держит его за руку как маленького ребенка, не может оторваться и уйти, несмотря на то, как сильно хочется спать.

В конце концов, давление сегодняшнего дня становится до жути невыносимым, он убирает свою руку и оглядывает спящее лицо. Луи понятия не имеет, увидит ли он когда-нибудь еще раз такого открытого и уязвимого Гарри; эти мысли делают ему больно, но в то же время дают облегчение.

Последний раз посмотрев на Гарри, попрощавшись, Луи закрывает дверь, крепко сжимая в руке мокрую ткань, и стремительно идет в свою квартиру; каждый шаг дается с трудом.

Луи не хочет, чтобы наступал завтрашний день.

Ведь тогда ему придется столкнуться с тем, чего он так сильно избегал.

========== Глава 11. ==========

Как только Луи заходит в квартиру, он сразу же несется в комнату Найла; мозг гудит, на языке вертится “что за херня”, те участки кожи, которые касались Гарри, горят огнем.

Сейчас он просто не в состоянии идти к себе и ложиться спать. Не может, потому что голова готова взорваться в любую минуту, сердце странно колотится, слишком быстро гоняя кровь по венам; говорят, смерть именно так и приходит.

А еще Луи очень зол на маленького ирландского говнюка, свалившего ночью хуй пойми куда. Какого черта он бросил Луи? Из-за него ему пришлось следить за едва реагирующим на мир Стайлсом. Класть его в кровать. Держать его, блять, за руку как маленького ребенка.

Во всем виноват Найл.

Заново зажигаясь яростью, он вламывается в закрытую дверь, видит сладко спящую фигуру парня, еле как укрытого одеялами, под голову положено несметное количество подушек, рот смешно открыт. До сих пор одет и в костюм, и в туфли, вся комната пропахла марихуаной и виски, на тумбочке стоит тарелка с остатками недоеденного сэндвича.

Луи глубоко вздыхает, пытаясь себя успокоить. По крайней мере:

1. Найл дома, а не шляется в опасных для жизни богатых местах.

2. Найл один, значит сможет всецело уделить внимание только Луи, чувствующему себя уязвимым и нуждающимся в поддержке.

- Найлер, Найл, Ирландия, подъем! - кричит Луи, забирается на огромную кровать (черт, простыни такие мягкие) и трясет парня, пытаясь разбудить. - Хей, надо поговорить. Мне нужно кое-что спросить, Ирландец! Утешь меня! - он постукивает его по щекам, будто по барабану, нетерпение берет верх над деликатностью.

Найл, медленно и растерянно, нахмурив брови до глубокой складки, разлепляет свои глаза. Взгляд кристального блеска режет темноту, враждебно - что должно насторожить и пугать, это же Найл! - смотрит прямо в глаза.

Луи не обращает внимания, стоит на своем.

- Наконец-то! Ты проснулся. Мне нужно спросить-

- Пошел. Нахуй.

Луи удивленно моргает. Что не так?

- Пошел. Нахуй. - повторяет Найл грубым голосом, обремененным сном, под глазами темные мешки, и может быть бушует процесс похмелья, а может Найл не любит, когда его будят, в любом случае, Луи, можно сказать, напуган.

Он отстраняется от него, не отводя взгляда от убийственно темных глаз, кладет свои руки на бедра - подальше от пираньи возле него.

- Найл…? - аккуратно спрашивает он.

Найл надувает ноздри и сужает глаза.

- Луи, если ты от меня не отъебешься, я тебе нахуй оторву твою чертову башку.

Луи в смятении открывает рот.

- Оторвешь мою…

- Я оторву твою мудацкую ебаную голову голыми руками и, блять, скормлю твоей матери, - подтверждает Найл, и даже при его алкогольном истощении, он пытается шевелиться и выпутаться из одеяла.

Луи уверен [почти], что Найл не убьет его…

- Окей. Увидимся, когда проснешься. Спокойной ночи, сладких снов, люблю! - пропевает он, отталкиваясь коленом и ладонями от кровати, немедля выходит из комнаты и закрывает дверь.

Что ж, дерьмово.

Зато Луи узнал о Найле кое-что новое: никогда не тревожить его сон, иначе понесешь наказание смертью.

Абсолютно напрасным усилием это не было, думает Луи и делает себе чай, готовясь к бессонной ночи самокритики. Будем ждать пробуждения Найла.

***

Солнце уже поднялось над университетом, четыре чайничка чая выпито, по столу разбросаны смятые страницы записной книжки (заполненные глупыми надписями “но почему он плакал?????” “Ненавижу Г. С.” “Гарри Стайлс” и маленькими кривыми рисунками разбитого пианино), Луи сидел на высоком стуле перед пустой страницей, на которой было написано лишь “Что не так со Стайлсом?”, дополненное поникшим цветком и грозовым облаком.

Может, он выпил слишком много кофеина и ему необходим сон.

Может.

Он пытался нарисовать диаграмму Эйлера, характеризующую настроение Гарри (безуспешно) и проработать план, как избежать парня в будущем и зачем (тоже безуспешно).

Как же Луи обрадовался, когда дверь в спальню Найла открылась; он вышел без футболки, зевая и потягиваясь, напрягая мышцы живота, по всему телу красовались засосы.