- Сказать что? - задерживая дыхание, спрашивает Луи.

Что он просит? Не может же…

- Скажи, - повторяет Гарри и делает шаг вперед. Его глаза становятся стеклянными, смотрят на Луи так, словно он — единственное, что существует во Вселенной, и блять. - Пожалуйста, - последнее слово едва не шепотом.

И Луи снова забывается.

- Я люблю тебя, - после секундной паузы говорит он, понимая, что во всем мире исчезает кислород. Он горит, горит на ебаном огне и не может оторвать взгляд от глаз Гарри. - Вот, - вскоре добавляет он, нуждаясь в уменьшении давления, в снятии стучащего в ушах напряжения, но изо рта слово вылетает как нечто слабое и хрупкое, словно произнесенное из последних сил, и он не чувствует лица, и даже не знает, смог ли выдавить улыбку.

Он не знает, чего ожидал от Гарри.

Но уж точно не того, что тот сорвется в слезы.

Одной быстрой цунамической волной Гарри сносит, разрывает слезами, и он плачет, плачет, плачет, зарываясь лицом в ладони, и блять, нет, Луи слишком много слез видел за сегодня.

- Кудряшка, - тихо говорит он и хочет засмеяться и сбросить с себя все тяжелое, маловажное, потому что он устал гореть на вечном огне; делает шаг вперед. - Я… - но он не знает, что говорить.

Гарри плачет.

Но потом. Но потом он внезапно качается, телом резко подается вперед, Луи ловит его, и Гарри в него вцепляется, вцепляется в грудь, зарывает свое лицо в его шее и держится за Луи изо всех сил, и плачет, хватаясь трясущимися руками за ткань, впиваясь пальцами в кожу.

Луи в недоумении—нет, блять, он шокирован, поражен и запутан—обнимает его в ответ, не понимая, отвергли ли его таким образом, отмахнулись или что, он просто обнимает в ответ.

Спустя какое-то время Гарри наконец поднимает голову, всхлипывает и прерывисто дышит. На его лице читаются сплошные эмоции, нагое облегчение, вперемешку. Все сразу.

И прежде чем Луи успевает нежно дотронуться ладонью до его щеки, прежде чем успевает рассмотреть его лицо, понять, что он чувствует, навсегда запомнить, Гарри подается вперед красными полуоткрытыми губами, сырыми щеками и слипшимися ресницами и он—

Он целует Луи.

Он целует Луи, запуская руку в волосы, другой рукой цепляясь за жакет, и он все еще плачет, а Луи умирает. А может уже мертв. Поцелуй мягкий, тревожно мягкий, нежный, медленный как капли дождя, падающие с мокрых листьев. Как будто он пытается быть осторожным, будто он смакует, словно держит нечто хрупкое, хотя Луи кажется, что его заперли в мраморе. Такое разительное отличие от их прошлого поцелуя, от их прошлого паникующего и отчаянного слияния.

А потом Гарри резко вдыхает сквозь слезы, отстраняется, разрывает поцелуй прежде, чем Луи успевает опомниться и ответить на него—а после целует в уголок рта, и все, теперь Луи безусловно мертв.

Он едва понимает происходящее, едва держит себя в вертикальном положении, прерывистые вздохи Гарри теперь ощущаются на щеках Луи, мокрый поцелуй за мокрым поцелуем—скулы, челюсть, нос, лоб, виски, веки, маленькое расстояние между бровями, ямочка между губами и носом, подбородок—он просто выцеловывает Луи, мажет по лицу влажными сладкими губами, благоговейными, внимательными, издыхающими, лицо Луи мокрое от слез Гарри, поцелуев Гарри, от Гарри, и это самое идеальное чувство на свете, самый великолепный момент, переплетающийся с восходом солнца и порывами ветра, облизывающими кожу холодными дуновениями.

- Я думал, - начинает Луи, путается рукой в волосах Гарри и смотрит, смотрит на его розовые щеки и дрожание ресниц, пока он касается губами лица Луи. - Я думал, тебе нужен друг?

Гарри останавливается, оставляет последний рваный поцелуй рядом с левым ухом, мотает головой и вцепляется в Луи сильнее.

- Мне нужен ты, - говорит он, встречается с Луи взглядом. Его глаза сверкают. Блять, они сверкают и искрятся, ярче, чем восходящее солнце, важнее, чем восходящее солнце, теплее, чем все солнца на планете во всех измерениях бесконечной Вселенной. Они — столкновение звезд, сверхновых, лун, туманностей, они коллизия всего сущего. - Я не знаю, чего я—Я ничего не знаю, - говорит он, берет лицо Луи в руки, искренне смотрит. - Мне нужен ты. И ты гораздо больше—ты гораздо больше. И я—

- Ты ушел, когда я поцеловал тебя, - говорит Луи, растерянный, бездыханный, водит подушечками пальцев по голове Гарри, заставляя его веки дрожать как сломанные крылья мотылька. - Ты ушел, и я подумал—

- Ты гораздо больше этого, - перебивает Гарри пылко, одержимо, хватает, горит. Его взгляд уже не такой мутный, слез больше нет, ресницы все еще влажные, сверкают под приглушенным светом и восходящими, просыпающимися солнечными лучами. - Я не мог так с тобой поступить. Я не мог. Не с тобой, Луи. Ты гораздо больше.

Ох, Гарри.

- Ты можешь, - с нежностью говорит Луи, подносит руку к его лицу и проводит подушечками пальцев по гладкой бархатной коже.

Гарри закрывает глаза, льнет к нему, тает от прикосновений.

Луи умрет.

- Нет, - бормочет Гарри, глаза закрыты, ресницы щекочут пальцы Луи. - Я хочу все сделать правильно, Луи. Все по-другому. Потому что ты другой.

- Ты другой, - говорит Луи, потому что теперь может, потому что готов пойти ко дну, готов заново полностью вывернуться, готов взорваться. Теперь он улыбается, теперь он может ощущать болезненную, широкую, ослепляющую улыбку на своих губах, губы Гарри тоже поднимаются вверх. - Я никогда не встречал такого, как ты. Ты воскресил мою веру в человечество, Кудряшка. Одним только своим существованием, - он смеется, улыбается, проводит пальцами по губам Гарри, чья улыбка становится шире, чей взгляд впивается в Луи, яркий и искренний взгляд. Кружащий голову, отрезвляющий. - Только потому что кто-то вроде тебя существует… Ты заставил меня вновь влюбиться в этот мир.

У Гарри на мгновение перехватывает дыхание.

Но Луи понимает. И ему нравится, что он понимает это чувство.

- Ты подарил мне мир, о существовании которого я не знал, - успокаивающе шепчет Гарри в ответ, смотрит на Луи с нежностью, с трепетом, с обожанием.

Блять, где весь воздух??

Сердце Луи взмывает. Взмывает над верхушками деревьев, на птичьих крыльях, прорывается сквозь облака и гонится за Солнцем.

- Я всегда готов дарить тебе все на свете, - говорит Луи, голова кружится, воздух одуряет.

Он под наркотическим кайфом? С ним все хорошо? Разве какая-то гребаная эмоция может творить такое с людьми? Его будто и правда накачали.

Он пиздец как счастлив.

- Я всегда готов дарить тебе все на свете, - копирует Гарри, искренне, и они смотрят друг на друга, теряются друг в друге, Гарри широко улыбается и опускает застенчивый взгляд на губы Луи. - Если ты этого хочешь, - тихо добавляет он.

- Я хочу лишь того, что ты можешь мне предложить, лишь то, что ты хочешь мне предложить, и то, что я смогу дать взамен. То, что я всегда смогу тебе дарить, - улыбается Луи, наклоняется вперед. И целует его, ища утешение и комфорт в атласных губах Гарри, которые мгновенно поддаются и раскрываются. Целует, потому что может, наконец-то может, потому что теперь это нормально. Это то, чего хочет Гарри.

До охуения. Сильно. Счастлив.

- Всегда? - хихикает Гарри сквозь поцелуй, губы теплые и красные как яблоки. Он хихикает. Этот ублюдок хихикает и льнет ради еще одного поцелуя, невозможно мягкого и невозможно идеального, льнет к телу Луи и—клик —как пазл.

Они целуются так, будто целовались так ебаную вечность, и совпадают друг с другом как ключик с замком, и Луи так омерзительно сильно счастлив.

Ему кажется, что он слышит, как мир вздыхает с облегчением.

- Всегда, - подтверждает он, и они слегка отстраняются друг от друга. Гарри теплый, розовощекий, цепляется за Луи, еще никогда он не был таким спокойным и таким нежным.

- А теперь, - говорит он, а Гарри подается вперед и с нежностью прижимает свое лицо к Луи, потому что тоже может. Жмется к нему как котенок, вдыхает его, прижимается полностью. Луи чувствует сладкий запах его кудрей, слышит его дыхание. И шире улыбается. Парит над миром. - Нам надо зайти за Найлом. А потом пойти к Зейну.