Он умолкает, когда Гарри начинает качать головой, глаза смотрят на губы Луи. Он резко выдыхает носом. Его тело не совершает ни малейшего движения, только лицо напряжено и грудь сильно вздымается.

Досадные секунды текут и текут, взгляд Гарри прикован к его рту, разум Луи гудит, они стоят вместе как единое целое, окруженные открытыми чемоданами, ветром, мерцающим пламенем свечей и луной, опускающейся на горизонте.

Разум Луи гудит болезненно быстро.

- Зачем ты это сделал, Гарри? - спрашивает он—просто обязан—после затянувшейся тишины, шепотом. Настроение моментально меняется. - Что ты ему дал? Зачем? Что случилось этой ночью?

Лицо Гарри вновь кривится в гримасе, но он молчит, взгляд движется с губ Луи вверх, к его глазам. Глаза стеклянные, но слез нет.

- Зейн — мой лучший друг, - дрожащим голосом говорит он. На вопрос, конечно же, не отвечает. - Они — мои единственные друзья. Я не хочу, чтобы они смотрели на меня вот так. Только не снова. Я не могу здесь остаться, не тогда, когда Зейн так на меня смотрит.

- Как?

Голос Гарри становится еще тише и слабее, грозится перебиться сухими всхлипами.

- Он ненавидит меня, Луи. Ненавидит, я не могу здесь остаться. Я не хочу.

Луи игнорирует острую боль—как будто иголкой зашли под кожу—которую причиняют его слова.

Он не хочет оставаться? Даже если здесь Луи?

Луи не мог оставить Гарри, даже если бы попытался, даже если бы так было нужно.

- Я не ненавижу тебя, - говорит он, отталкивая от себя мысли. Потому что сейчас речь не о его сердце—речь о сердце Гарри. - Я не ненавижу тебя, ни капли—Я просто тебя не понимаю. Ты никогда не давал мне понять тебя. Я хочу… - он останавливается, не зная, что говорить дальше.

По комнате проходит свист ветра, залетевшего в окно.

На его лице глубокая складка между бровями, он поднимает трясущуюся руку и осторожно касается щеки Луи. Касание как дуновение, как шелк по коже, но прошибает как электрический ток. - Ты не заслуживаешь—, - начинает он, взгляд смягчается, электрический заряд превращается в огонь.

В красные раскаленные угли, разгорающиеся внутри, поджигающие самообладание.

- Блять, прекрати говорить мне, чего я заслуживаю! - он рявкает злостно и раздраженно, цепляется за запястье Гарри, удерживает ладонь на месте. Ладно, может он и ведет себя немного эгоистично. Но сейчас ему можно, сейчас это позволительно. - Не оставляй за собой бардак, Гарри. Не надо. Мы во всем разберемся. Мы оба. Ты и я, - когда Гарри начинает мотать головой, Луи рычит и усиливает хватку на запястье. - Да. Только—только не уезжай пока что, ладно? Останься. Пожалуйста, останься.

Гарри смотрит на него затуманенным взглядом, прижимает холодную руку к щеке. Вглядывается, словно пытается отыскать в его чертах сомнение, в словах — подвох.

- Пожалуйста, - мягче повторяет Луи.

Проходит сколько-то минут ничем не перебиваемой хлестающей тело Луи агонии.

А потом взгляд Гарри становится яснее, уголки губ поднимаются чуть выше, и он кивает. Быстро, едва ли заметно, но кивает, и Луи облегченно выдыхает, отпуская запястье Гарри.

- Хорошо, - на новом выдохе говорит он, - хорошо. Хотя бы на ночь, окей? Просто дай мне—дай поговорить с Зейном, он меня послушает. Я расскажу ему обо всем со своей точки зрения… может, я смогу на него повлиять. Я знаю, что ты не хотел причинять Лиаму боль—

- Никогда, - перебивает Гарри, искреннее болезненное слово вырывается изо рта, смотрит широко открытыми глазами, потерянным взглядом. - Я бы никогда—Я бы в жизни не сделал это специально, - сглатывает он.

Луи кивает.

- Я знаю. И Зейн знает. В глубине души он знает. Просто сейчас он слишком расстроен, чтобы адекватно размышлять над этим. Я с ним поговорю.

Он решительно пятится к двери, уверенность разливается по телу в сочетании с адреналином, истерией, паникой, переполняющими эмоциями и недостатком сна.

- Что—сейчас? - Гарри хмурит брови. - Я не могу просить тебя об этом, Луи, - его голос полон сомнений.

- Я с ним поговорю и вернусь, окей? Оставайся здесь. Только поговорю и вернусь.

- Пожалуйста, не уезжай — на самом деле пытается сказать он.

Гарри не отвечает.

- Пожалуйста, - говорит Луи и останавливается, потому что Гарри стоит и молчит. Луи нужно услышать обещание. - Останься.

Гарри продолжает молчать.

Сердце Луи дрожит, горит, контузит и дробится.

- Ради меня.

Гарри поднимает глаза.

- Пожалуйста, останься ради меня.

Но тишина все тянется и тянется.

И потом. Наконец-то.

- На ночь, - обещает Гарри тихим голосом, встречается с Луи взглядом. - Я останусь на ночь.

Луи чувствует в груди образование новой Вселенной.

Спасибо, господи, всему на свете.

Этого достаточно. Конечно же не самый лучший вариант, но достаточно хотя бы такой альтернативы.

Он поворачивается и идет к двери, Гарри смотрит на него немигающим взглядом, из-под нахмуренных бровей. Смотрит на него, не обращая внимания на кудри, попадающие в лицо из-за ветра, прежде чем стремительно кидается вперед, не давая руке Луи коснуться дверной ручки.

- Луи, - говорит он одновременно тихо и громко, голос поддается страху.

Луи поворачивается.

Гарри смотрит на него, взгляд живьем опаляет.

- Прости, - говорит он разбито, немощно. - Я не знаю—тебя не было с нами вечером, и я не знаю, если в этом виноват—Я не знаю, если я— Я не хотел—, - он не договаривает, сглатывает, смотрит огромными глазами. Руки сжимаются в кулаки, безвольно расположены по бокам. - Спасибо. За то, что приехал. За то, что пришел сюда.

Блять.

Луи тает изнутри.

- Я всегда прихожу, - говорит он, губы дергаются в самоуничижительной улыбке. - По крайней мере, к тебе, - он пытается звучать равнодушно, но в голосе слышится уродливая боль. Он облизывает губы.

- Если в этом виноват я—

Резкое молчание.

Его сердце будто растягивают. Отторжение, отторжение, отторжение.

- Это я должен извиняться, - говорит Луи. Отворачивается, смотрит куда угодно, кроме Гарри. - Я не должен был тебя целовать.

Боковым зрением он видит, как Гарри напрягается.

Луи проглатывает накатываемую желчь.

- Ты нуждаешься в друге, - говорит он механическим голосом, старается звучать так, чтобы слова не дрожали. - И я понимаю, почему. Не знаю, чего я ожидал, просто… - он смотрит на Гарри, смотрит в его огромные, огромные зеленые глаза и на бледное, испуганное лицо, на нахмуренные брови, на красивые и красные губы, деформирующиеся в гримасу. - Я забылся. На секунду забылся и… - выдыхает через нос.

Сейчас не время, Луи. Сейчас не время.

Но кто если не Луи будет игнорировать свое рациональное мышление, вместо этого подчиняясь чувству справедливости, сердцу и прочему дерьму; забылся тогда, забывается и сейчас, не может нормально думать, выходит из-под контроля.

- Я подумал… Я подумал, может, если бы ты знал, что я… - останавливается, отворачивает взгляд, звонкость голоса вянет.

Окей. Господи, он не может сказать это.

Сглатывает вставший комок.

- Я никогда больше так не сделаю, - вместо этого говорит он, блять, как же больно думать об этом. Все надуманные мечты терпят крах. - Я больше никогда не заставлю тебя проходить через это.

Он не смотрит на Гарри, но слышит его дыхание, его резкие выдохи и глубокие вдохи, и видит, как трясутся его руки. Но посмотреть не может, не может, не может.

- Я не…. Я не хочу заставлять тебя делать то, чего ты не хочешь, - продолжает он, выдыхает и заставляет себя поднять глаза. - И я никогда не буду от тебя этого требовать.

Господи, блять, помоги.

Гарри смотрит на него, разинув рот, усталый и розовощекий, олицетворение чего-то между замешательством, и оцепенением, и ужасом, он просто смотрит прямо в глаза и ничего не делает.

- Пожалуйста, не уезжай. Хорошо? Я вернусь. Я вернусь и все исправлю, - тараторит Луи, потому что его слова ужасные, постыдные, жалкие.