- Нет, Стэн, - говорит он, когда открывает их, глаза жжет от влаги. - Он не умеет любить. - Почему его голос так звучит? Почему он звучит так слабо, тихо и хрупко, если Луи вовсе не такой? - Я ему не нужен.

Простые слова. Финальный ответ. Точка. Луи пожимает плечами, Стэн вздыхает, и до конца обратной дороги до дома они больше не разговаривают.

**

Как Луи и думал: Гарри ему не написал.

Он ложится в кровать, когда на небо еще даже не восходит луна—уже успел почитать близняшкам сказки на ночь, посидеть и поговорить с другими сестрами и поцеловать маму в щеку—и ненависть к телефону возрастает с каждой секундой, с каждым разом, когда он, как одержимый, проверяет, не высвечивается ли на экране имя Гарри.

Он видит целый поток сообщений от Найла, но не читает их, большинство из них с восклицательными знаками, а значит, с ними все хорошо, они веселятся, определенно празднуют победу, он услышит обо всем в подробностях чуть позже, обязательно услышит, но сейчас ему нужно побыть наедине с собой, нужна тишина и осознание чего-то, чего он не хочет понимать.

Он кладет телефон на столик, сминает подушку в холодный удобный ком и вырубается.

Сон. Он выспится, и завтра утром придут свежие мысли.

**

Его будит резкая вибрация. И явно не утром.

Монотонное жужжание телефона наполняет комнату, грохочет на столе, свет экрана ярко освещает комнату. Луи испуганно просыпается, телефон замолкает, и все снова погружается в темноту, тишину и покой.

Он готов поспорить — звонил Найл. Наверное, пьяный. Бухущий. Звонит Луи, чтобы спеть ему победную песню.

Луи трет сухие, болящие от резкого пробуждения, глаза, тянется к телефону, проверяет уведомления и—

Двадцать три пропущенных звонка.

От Рори.

Двадцать три.

В него словно вбивают ледяной кол.

Он читает все пришедшие сообщения—Найл радуется:’ДА БЛЯТЬ! МЫ ВЫИГРАЛИ’ примерно в восемь вечера. ‘МЫ ОПЯТЬ ВЫИГРАЛИ’ пятнадцать минут спустя. ‘Почему ты не с нами?? :(‘ от Лиама примерно в то же время. И еще одна от Лиама: ‘Ты позже поедешь с нами праздновать? :(‘ и ‘Все хорошо?’ от Зейна через семь минут после. Примерно в половине десятого — фотография, где они, поразительно красивые, стоят все вместе и обнимаются. Гарри тоже на ней есть. Он выдавливает фальшивую улыбку —видно слишком много зубов, так не улыбаются—взгляд отстранен и затуманен. Луи он так ничего и не написал.

На этом сообщения заканчиваются. Все.

И потом вот это в три часа утра. Двадцать три пропущенных звонка от Рори. Не от кого-то из них, а от Рори.

Что-то случилось.

Все, что приходит Луи на ум — Найл, и сердце начинает биться болезненно, мучительно быстро, тело моментально напрягается, замораживается, взволнованно колет, пока он пытается сесть в кровати. В горле щиплет, будто его сейчас вырвет.

Найл. Что-то случилось с Найлом? Рори бы знал. Рори бы позвонил Луи, если бы что-то случилось с Найлом.

И вдруг его телефон снова начинает вибрировать — Рори звонит в двадцать четвертый раз. Его имя светится на экране ярко, сильно и пугающе, слишком ослепляюще для уставших глаз.

Тело накрывает очередная ледяная волна паники, он пялится в экран, снимает его с блокировки и прикладывает телефон к уху, чувствуя покалывание в пальцах и громкий шум в ушах от биения сердца. Из другой комнаты слышится мирное посапывание его сестер.

Скорее всего, ничего не случилось. Он просто гребаный параноик и заранее все накручивает. С Найлом все хорошо.

- Алло? - отвечает он, голос поражен волнением, слишком напряжен для спокойного разговора.

- Луи, - тон Рори ровный и нерешительный. Звучит одновременно тревожно и облегченно, наверное, из-за того, что наконец-то смог связаться с ним.

- Что? - тут же спрашивает Луи, и может получается слегка грубо, но ему похуй. Руки сминают под собой простыни, прикрывающие ноги и живот. Он толком не видит ничего, все вокруг черное и бесформенное. Так тихо, слышен и чужой храп, и его сердцебиение.

- Возвращайся, Луи.

Сердце прыгает к горлу от слов. Он пытается сглотнуть, снова и снова, пытается хотя бы вздохнуть.

- Зачем? - выдавливает он.

Страх. Он чувствует самый настоящий страх. Что-то случилось.

- Возвращайся, - повторяет Рори, и Луи хочется завыть дикой собакой. - Мы в госпитале Святого Франциска.

- Госпитале? - выговаривает Луи онемевшим ртом. - Что произошло? Найл? Что случилось с Найлом? Как он? Блять, что происходит, Рори?

- Мы не знаем, где Найл.

Что??

- В каком смысле?

Луи слышит сдавленный вздох на другом конце провода, скидывает простыни и пытается проморгаться, скинуть жгучую усталость, сделать хоть что-то, лишь бы не слышать давящую тишину ночи и темноты.

- Вернись. Я лучше… - Луи прекращает дышать и двигаться, вслушивается в каждый шорох. - Я лучше расскажу, как приедешь.

Вокруг все замерзает, а в глазах начинают плясать яркие кислотные белые пятна.

- Скажи сейчас, - говорит он не своим голосом, тотально чужим, Луи не чувствует связи со своим телом.

Тишина.

Затем.

- Лиам.

И по венам пускают парализующую жидкость вместо горячей крови.

- Чт-Что с ним? - спрашивает он, паника накрывает с головой, шатает мир вокруг, кружит голову.

- Он здесь. В госпитале.

- Что с ним?! - огрызается Луи, напрягая тело. Он оглушен. Ему нужен глоток воды. Тело трясет.

На другом конце мелькают едва уловимые звуки голосов и гомона.

- Передозировка.

Тишина.

Луи не может шевельнуть языком.

- Они стабилизируют его, Луи, - говорит он, напряжение в его голосе до ужаса чуждое, и незнакомое, и пугающее, и неискреннее.

Луи не может даже моргнуть.

Из пальцев отливает кровь куда-то вглубь организма.

- Возвращайся. Зейн просит.

Зейн.

- Сейчас приеду, - слабо отвечает он, глаза слезятся из-за того, что он ни разу не моргнул, примороженный, смотрящий в одну точку. Никакого воздуха, никаких мыслей, никакого движения. Луи наполнен литрами сплошного ничего.

- Хорошо.

Тишина.

Длинная, долгая, давящая тишина.

- С ним все будет хорошо, Луи.

- Врачи так сказали?

Молчание.

- С ним все будет хорошо.

Это последнее, что слышит Луи, прежде чем сбросить звонок.

**

- Мне тебя подождать? - спрашивает его мама, укутываясь посильнее в толстую куртку, все еще сонная, лицо помятое и припухшее. В ее длинных волосах крутится ветер, она стоит рядом с машиной, луна освещает парковочную стоянку госпиталя холодным светом.

Добрались они быстро, и Луи, хоть ему и не хочется признавать, чрезвычайно благодарен маме за ее перманентное состояние спокойствия. Даже когда он разбудил ее, тряся за плечо, с шумом в голове и сердцебиением во рту, слишком грубо, слишком резко, она лишь включила свет, села, выслушала и кивнула. Накинула куртку на пижаму, взяла ключи с тумбочки и ждала у двери, пока Луи будил Шарлотту, чтобы сказать ей следить за девочками и в случае чего позвонить Стэну.

Луи не хотелось уезжать вот так, но другого выбора не было. Ему нужно было уехать, и все, что он мог — это обнять свою младшую сестру без всяких объяснений и выбежать из дома; и теперь они здесь после длительной молчаливой поездки, с раздражающей луной в небе, с дрожащей от холода мамой, с сумкой, перекинутой через плечо, с помятым незастегнутым жакетом.

Он не хочет заходить внутрь.

- Нет, все нормально, - наконец-то отвечает он скрипучим голосом. Произносит как клятву, молитву, обещание самому себе. Ему страшно. Он кусает изнутри губы и избегает взгляда мамы.

Ветер хлещет в лицо и обдает со всех сторон, пока они стоят в неловком молчании.

- И они не могут найти Найла? - спрашивает она спустя какое-то время, обнимая себя двумя руками.

- Видимо, - пожимает плечами он, повторяя ее жест. - По крайней мере, так сказал Рори.

Ему нужно подобрать сопли и зайти внутрь.

- Я точно не нужна тебе? - неуверенно спрашивает она в последний раз.