‘Ты кажешься каким-то отстраненным. Гарри тоже. Если хочешь, я могу всех нас вытащить куда-нить в город. Пойдешь?’

Луи вздыхает, пытается скрыть улыбку.

‘Не. Мне просто надо поговорить с ним. Можешь сделать так чтобы вы все свалили как можно раньше?’

‘Конечно’

И спустя примерно полчаса, после того, как все доели ужин и сложили пустые тарелки в середине стола, виски разлили по бокалам, а сигары раскурили, Найл получает сообщение и громко укает.

- У Эндрю Бельмонта намечается охуенная туса.

- Бельмонта? - оживляется Лиам. - О, они хорошая семья.

- Пойдемте тогда к нему. Прямо сейчас, - беззастенчиво говорит Найл, и подмигивает Луи, пока никто не смотрит.

Вот и все, Найлу всегда все дается легко.

Или не всегда.

- Мы хотели сегодня заниматься, - говорит Зейн Лиаму - который уже с восторгом смотрит на Найла и кивает. - Мы хотели сегодня никуда не ходить и заниматься, забыл?

- Ох. Точно, - поникает Лиам. Он молчит лишь секунду. - Может, завтра? Позанимаемся завтра? Я успею наверстать. После такой недели мне можно слегка повеселиться. Я все дни только и делал, что работал - было бы неплохо немного расслабиться, выпустить пар.

Зейн смотрит на него, поджав губы, и, в конце концов, кивает.

- Ладно, - смягчается он, но не звучит ни радостно, ни мягко. Луи вопросительно на него смотрит, но он отворачивается, сильнее сжимая руку Лиама. - Пойдем.

- Прямо сейчас? Выпьем в моей квартире? Нас потом Нельсон отвезет.

- Изумительно! - сияет Лиам и вскакивает с места.

Зейн вздыхает, тоже поднимаясь со стула.

И Луи немного совестно от того, что он чувствует облегчение. Как глоток свободы.

- Лады, было весело, - улыбается он, мурлыкая в предвкушении. - Напишите, как доедете. И каждый раз, когда Найл обнимает незнакомца, отправляйте мне фотографию.

- Ты не идешь? - спрашивает Лиам, мгновенно поникая.

- Не, - говорит он, борясь с желанием посмотреть на Гарри. Тот стоит у окна и разглядывает улицы. Гребаный герой паршивой трагедии. - Я сегодня пораньше лягу.

- А, ну тогда ладно, - довольно говорит Зейн, а потом тянет его в сторону. Глаза сосредоточены на нем, полные беспокойства и насыщенного цвета шоколада. - Все нормально? - спрашивает он тихим голосом. Внимательно всматривается.

- Да. Да, нам просто… Нам просто надо поговорить.

Зейн кивает, разглядывая его лицо.

- С Гарри все хорошо?

- Наверное? Не знаю, я—Я поэтому и хочу поговорить.

- Ладно. Позаботься о нем, окей? Прости, что мы так рано пришли…

Луи трясет головой, прижимает палец к губам Зейна и шикает на него, улыбаясь.

- Тише, тише. Не беспокойся. Просто иди и веселись вместе со своим парнем и лепреконом.

На губах Зейна мелькает улыбка, взгляд смягчается на мгновение, а потом снова темнеет.

- Не хочу, чтобы Лиам ходил по вечеринкам, - отворачивает взгляд.

Луи, удивленный, наклоняет голову.

- Почему?

Зейн ничего не отвечает, словно ищет правильные слова, а потом трясет головой.

- Да нет особой причины. Я просто… - Он поворачивается лицом обратно к Луи, спокойный и собранный, как и всегда. - Ему нравится опережать график сдачи. Мне кажется, что потом он будет жалеть, что пошел на вечеринку.

Ага.

Луи кивает, но… он знает. Он знает настоящую причину.

- Я присмотрю за ним, - тихо отвечает он, успокаивающе сжимая руку Зейна.

И видит в его глазах облегчение, а на лице появляется красивая светлая улыбка. Он сжимает руку Луи в ответ. - Спасибо, - искренне говорит он.

- Ну и что, блять, ты идешь или нет? - кричит Найл нетерпеливым тоном и подмигивает Луи, когда встречается с ним взглядом.

Найл невероятный мудак единственного экземпляра.

- Да, да, - бормочет Зейн и закатывает глаза. Переплетает свои пальцы с пальцами Лиама, они выходят за дверь, кричат прощания и улыбаются многообещающей ночи.

- Еще раз удачи. На этот раз по-настоящему, мудачина, - шепчет Найл, чтобы его смог услышать только Луи, проходя мимо него на выход.

- Спасибо, - безэмоционально отвечает Луи и закрывает дверь прямо перед хохочущим лицом Найла.

Остались Луи и Гарри. Всегда просто Луи и Гарри.

И тишина.

- Итак, - начинает Луи, неуверенный, как начать с того же момента, где они остановились. Он смотрит на Гарри, стоящего у окна, смотрит на то, как опущена его голова, а фонари в саду освещают его лицо мягким светом. Его ресницы выглядят хрупкими и яркими, волосы вьются волнами, увековеченные руками скульптора, покрытые и сверкающие бронзой.

Гарри так красив.

Луи так влюблен. И все еще до охерения странно думать об этом. И знать это.

И в то же время, абсолютно обыденно.

- Хороший был ужин, - зачем-то говорит он, просто ради нарушения тишины.

Гарри кивает, не моргая смотрит в окно.

- Я рад, что парни хорошо повеселятся.

- Ты должен был пойти с ними, - тихо говорит Гарри, смотря в одну точку.

Луи поднимает брови.

- И зачем же? А если я не хочу? - он подходит и встает рядом с ним, в открытую рассматривает его профиль. Ему хочется взять Гарри за руку. Но вместо этого он держит за руку себя. - Сейчас я хочу быть не с ними, - он не договаривает то, что хочется сказать.

Но Гарри, кажется, улавливает не слетевшие с языка слова, наконец-то моргает и поворачивает голову, улыбаясь Луи.

- Я рад, что ты остался.

Луи хочет жить в этих словах, хочет жить в губах, откуда они соскользнули, в улыбке, что их приукрасила. Его окутывает чрезмерная сентиментальность, нестабильность, нервозность, он тянется и потирает большим пальцем руку Гарри, больше не намеревающийся противиться тому, что так хочется.

- Я устал, - говорит Гарри, поворачивается обратно к окну.

Луи бормочет, соглашаясь, и не может отвернуться.

- Я хочу прилечь. Мы можем прилечь? - спрашивает Гарри.

Мы.

Земля трясется под ногами.

- Конечно, - выдыхает Луи последний воздух, и Гарри вновь улыбается, слегка.

Гарри кивает в сторону своей спальни и мягко смотрит на Луи.

- Я приду через секунду. Ты иди, - просит он этой своей маленькой улыбкой и разворачивается, исчезая в соседней комнате.

Внутренности Луи делают странные вещи. Кульбиты, сальто, танцуют лимбо. Странные, странные вещи.

Шатаясь, он доходит до спальни, доходит до кровати, падает коленями на кровать. Заползает на нее, ощущая мягкую черную ткань под кожей рук, и аккуратно ложится, укладывая голову на подушку, чувствуя в ушах тарабанящий неровный пульс. Он лежит, дышит и ждет, пока придет Гарри.

Он не знает, что происходит. Он не хочет знать, что происходит.

И вдруг у него снова рождается желание, выползает из глубины, оттуда, где он его зарыл—желание признать свою любовь, признать бессмертное увлечение, свои чувства, что вытрахивали из него все живое и ебали ему мозг с тех пор, как он пришел в этот проклятый университет.

И он обещает себе: сегодня — та самая ночь. Он сделает это. Он скажет Гарри Стайлсу, что влюблен в него.

И в этот же момент в комнату заходит Гарри, пошатывается, нежными медленными движениями расстегивает галстук-бабочку и снимает жакет, показывая рубашку, закатанную до локтей. Подходит к кровати — желудок Луи искрится внутри, а может и вовсе сжигается пламенем — и неторопливо ложится.

Но.

Но далеко от Луи, даже не касаясь его, словно вообще не замечает, он не смотрит, не поворачивается — ничего, лишь возлагает на живот руки и молча уставляется в потолок. Сглатывает, Луи наблюдает за движением его адамова яблока.

- Я не видел свою маму с шестнадцати лет, - говорит Гарри, разрезая тишину. Он продолжает смотреть в потолок, далек от Луи и мыслями, и телом.

Луи не говорит. Только слушает.

- Она была со мной всю жизнь. Она была моей няней, - с нежностью в голосе говорит он, а глаза Луи непроизвольно от удивления выпучиваются.

Что? Что он сказал??

Все мысли о любви вылетели в окно, просто мигом, за секунду. Потому что Луи опять трахают мозг, и что, что, что вообще происходит? Он пытается вспомнить, перекрутить как пленку их разговор с Зейном—тот, который у них был миллион лет назад—пытается вспомнить, что он там говорил про няню. Она ушла, да? Спустя месяц после Джеммы? И с тех пор Гарри изменился?