- Может, ко мне? - спрашивает Гарри, красные щеки и еще краснее губы. Он спрашивает Луи. Он окружен всеми этими людьми, приятелями, друзьями, но спрашивает Луи. Только Луи.

Когда Гарри произносит его имя, слова кажутся такими теплыми. Красивыми и теплыми.

- Да, - кивает Луи и улыбается. Так много алкоголя, так ярко, так тепло. - Идеально. Я буду пить из своей чашечки, окей? У тебя есть водка?

- У меня есть, - выдыхает Зейн, внимательно смотря на Луи.

Луи встречается с его спокойным взглядом, и его тут же наполняет вина, грусть и дискомфорт. Потому что Зейн смотрит на него с толикой беспокойства, с лаской, с приятным изумлением, во взгляде нет ни капли негатива.

Это же Зейн.

Какого хера Луи на него рассердился? На Зейна? Одного из его лучших друзей? На самого милого и доброго человека на планете? Который очень преданно и очень сильно любит Лиама? Который любит Гарри только как лучшего друга?

Почему его это вообще беспокоит? Что за хуйня творится внутри него?

Блять.

Луи нужен свежий воздух.

- Прекрасно, - молниеносно выпаливает он и выскакивает за дверь, оставляя за собой удивленное молчание, и только после легкого ступора парни собираются и уходят.

***

Остаток вечера они проводят у Гарри.

Настроение никуда не делось, несмотря на эмоциональную вспышку раздражения Луи в ресторане, все слишком бухие, чтобы замечать такие мелочи, они смеются, пьют и курят травку.

Найл запрыгивает на пианино, Гарри садится рядом с ним, Зейн смеется и поет, лежа на полу, с неопрятно растрепанными волосами, закинув ноги на дорогое кресло, рядом с ним лежит стопка потертых книг в кожаных переплетах, служащая подставкой для его телефона, на котором тихо играет ритм-н-блюз. Лиам до чертиков накурен, порхает по комнате и истерически посмеивается, смешивает напитки и касается лиц и рук других парней, размахивает перед носом и предлагает всем сигареты Зейна и чипсы. Он напоминает Луи Безумного Шляпника с его процветающими истериками. Зейн - спящая вечно укуренная мышь. Найл - тот ебнутый кролик.

А Гарри - Алиса.

Луи до чертиков пьян.

И, тем не менее, ночь достойная.

Все заканчивается, так скажем, по традиции, разве что Зейн с Лиамом идут не в свою кровать, а вырубаются на полу, завернутые в объятия друг друга, воняющие алкоголем и травкой. Найл занял кровать Гарри - он всегда умудряется занять самое комфортное место, всегда - и остаются Луи и Гарри. Прямо как в старые времена.

Просто Луи и Гарри, сидящие на полу у стены в гостиной, смотрящие в окно.

Гарри успокоился, радость сменилась на медитативное безмолвие, созерцает и впитывает почти не двигающееся изображение за окном, малиновая бабочка расстегнута, небрежно висит на шее, рубашка наполовину раскрыта, закатана до локтя, не заправлена, помята. Волосы по-прежнему выглядят идеально, курчавые, мягкие, падающие на глаза. Луи замечает, что даже носки у него малиновые.

- О чем думает Кудряшка Кудряшкович? - тихо спрашивает он, слова спотыкаются друг о друга, пропитанные опьянением и интоксикацией.

От прозвища Гарри хихикает низким мягким малиновым смехом. Луи закрывает глаза, наслаждаясь звуком.

- О многом, - он поворачивается к Луи, эмоции на лице прочитать невозможно. - Но ни о чем забавном.

- Твои мысли всегда забавные, - неразборчиво говорит Луи, потому что пьян, и тянется пальцем к виску Гарри, касается.

Гарри смотрит, инстинктивно поднимая глаза, на губах играет слабая ухмылка.

- Только ты так думаешь, - говорит он очень, очень, очень медленно. Достаточно медленно, чтобы остановилось время.

- Тогда спасибо ебаным звездам, потому что я - единственный, кто важен, - Луи зевает и улыбается, возвращая руку на свое колено. Становится так холодно и пусто. Так пусто, а Луи пьян.

- Мой день рождения через неделю, - после короткой тишины говорит Гарри, вновь возвращаясь к рассматриванию пейзажа за окном.

Луи икает.

- Правда? - спрашивает он, поворачиваясь к нему лицом. - Блять, Кудряшка, это же здорово! Мы отпразднуем! Устроим оглушающий хаос!

Рот Гарри кривится.

- Я не хочу быть девятнадцатилетним.

Луи не сдерживает смех, заставляющий Гарри нахмуриться.

- Что? - голос звучит кричаще. - Мне двадцать один. Мне даже тебя немного жаль, - говорит он и смеется вновь, потому что с каждым выдохом избавляется от какого-то груза. Потому что это заставляет губы Гарри дрогнуть в улыбке.

- Я хочу быть вечно молодым, - тихо отвечает он с улыбкой, смотрит на хихикающего Луи, взглядом путешествуя по его лицу.

- Так будь. Возраст ничего не значит. Мне вот - пять, знаешь.

- Знаю, - тут же отвечает Гарри, голос безэмоциональный и сухой как старая бумага, из-за этого Луи заливается очередным приступом смеха.

- Ну вот. Так что ничего не выйдет. Ты можешь грустить о своем девятнадцатилетии столько, сколько тебе вздумается, юный Гарольд, но я осыплю тебя щедрыми подарками, и объятиями, и всем остальным, что сделал бы настоящий друг, - Луи почти подошел к грани разумного, едва остановился, - и мы охереть как напьемся, потому что я сейчас жутко пьяный и, должен сказать, это очень приятное чувство.

Гарри улыбается, положив руки на колени.

- Ты совсем пьяный, да? - он нажимает Луи на нос. И это охуенно мило, если быть пиздец каким честным. Очень приятно и очень мило.

Луи прислоняется затылком к стене, улыбаясь Гарри. Потому что Гарри прекрасный. Гарри особенный. Гарри…

Гарри так много для него значит. То, как он улыбается, то, как он разговаривает, то, как он смотрит на Луи. Гарри - весь мир. Гарри - это все. Гарри - кислород, заполняющий его легкие и клетки крови; Гарри создан растениями и листьями.

И Луи пьян.

- Ты такой милый, Гарри, - говорит он, улыбаясь. - Сначала ты казался таким мудаком, я презирал тебя, когда мы только встретились. Но ты такой милый, Гарри. Мой лучший друг.

Упс. Сильные слова.

Но Гарри даже не вздрагивает, он шире улыбается, тоже прислоняется затылком к стене, приближаясь лицом к Луи.

- Я не такой милый, как ты. Ты лучше меня, Луи.

Предложение сжигает Луи, он резко отстраняется головой от стены, улыбка срывается с лица, превращаясь в хмурое глубокое недовольство.

- Это неправда, - говорит он, трясет головой, тяжелый язык пропитан водкой. - Лучше тебя никого нет. Ты замечательный, Гарри. Поэтому мы все, твои друзья, любим тебя. Поэтому я люблю быть рядом с тобой, понимаешь? - Его слова грустные и пьяные, но они настоящие, честные, имеющие огромную ценность, Луи надеется, что Гарри может прочувствовать это в его голосе, и Луи пытается рассеять размытость перед глазами, сделать лицо серьезным. Когда-нибудь ему нужно быть трезвым, он просто обязан быть трезвым при таких разговорах с Гарри. - Ты потрясающий, потрясающий, я так рад, что знаю тебя! Правда! Я не лучше тебя, Гарри. Совсем нет.

Далее - молчание. Гарри опускает глаза на свои руки, улыбка исчезла.

- Мы не можем быть лучшими друзьями, - шепчет он, шепчет так невесомо, что Луи приходится наклониться, чтобы услышать. - Ты заслуживаешь друзей получше. Лиам, Зейн, Найл… они хорошие друзья. Большую часть времени. А я - нет. Я ужасен, Луи. - И когда он поднимает взгляд, потерянный и полный тяжести в больших глазах, Луи снова ощущает эмоции, выскабливающие его изнутри, грозящие вырваться наружу и разорвать его самого.

А он-то думал, что они прошли эту стадию.

Но все же.. это же Гарри. Гарри, который никогда не встречался с открытыми эмоциями и чувствами, направленными на него, который никогда не понимал то искреннее доброжелательство, не требующее ничего взамен. Для него все это - новое, непроверенный лед. И Луи нужно запомнить это. И вспомнить, что говорил ему Зейн века назад - будь терпеливым.

- Неправда. - незатейливым тоном отвечает Луи.

Гарри моргает, переносит свой пустой взгляд к окну, отчаявшийся, смиренный взгляд.

- Никто не заслуживает того, на что я способен, - отвечает он.