- Ты придурок, - говорит он и смеется, продолжая играть, локтем касаясь бока Луи, улыбкой касаясь его глаз.
***
Вскоре они оставляют пианино в покое, как раз в это время Бернс привозит велосипеды.
Они маленькие, изысканно украшенные, и выглядят так, будто вот-вот развалятся на части, рассыпятся по кусочкам.
- Скажи мне, Кудряшка, как моя задница должна поместиться на это место?
- Точно так же, как она умудряется помещаться в эту комнату. Поверь в невероятное, Луи Томлинсон.
Со стороны они выглядят как очень некомфортные сидушки, на практике - тоже. После отправки сообщения Найлу, в котором говорится о том, что он поздно вернется домой и чтобы к ужину не ждал, Луи догоняет Гарри, движущегося во мрак, шины колес мягко касаются мокрого асфальта, в лицо бьет морозный ветерок.
Они смеются, мчась по пустым улицам, звук эхом отражается от потрепанных неподвластных времени зданий и замерзшего стекла темных витрин, щеки горят приятным красным, глаза стеклянные, по шее Луи стекают капельки холодного пота, посылая мурашки по всему телу. Дыхание превращается в пар и быстро растворяется, они смеются, улыбаются и поют, проезжая мимо ночи.
Такого Гарри Луи любит видеть больше всего.
Когда Гарри забывает о своем желании ничего не чувствовать, забывает, что якобы не знает, какого это, забывает своих демонов и просто отдается самому себе. Ты словно наблюдаешь за птицей, которая всю свою жизнь сидела взаперти и, наконец, освободилась, переполненная свободой и жизнью, заполняя легкие кислородом, которого никогда не осмеливалась вдыхать слишком много, широко открыв глаза, потому что никогда не осмеливалась поднять взгляд.
Гарри с огромными глазами и растрепанными волосами, свободный и счастливый. Хохочущий во весь голос, со скоростью несясь по мощеным улицам, с розовыми щеками, с кроваво-красным ртом, откуда вырывается смех, наслаждение и безрассудная несдержанность.
Гарри, остановивший свой велосипед и ждущий Луи, несмотря на факт, что они, вроде как, представляют, что они на гонке, оглядывающийся через плечо, инстинктивно и взволнованно наблюдая.
Гарри, цепляющийся за Луи холодной рукой каждый раз, когда слышит какой-то подозрительный звук или ух совы.
Гарри, пытающийся убедить Луи пофотографировать его под вспыхнувшее ликование.
- Это эстетически красивый момент, Луи, мы должны увековечить его.
Гарри, счастливый, сидящий на велосипеде, потому что они остановились на вершине холма и увидели, что отсюда открывается вид на весь город, небо полностью поглощает их, сдерживающих дыхание. Смотрящий на звезды с приоткрытым ртом, изучая умопомрачительные созвездия, улыбающийся, искрящийся восторгом.
И если раньше Гарри всегда отводил взгляд вниз, то теперь только наверх.
Гарри смотрит на небо, а Луи смотрит на Гарри. Бок о бок, прислонившись гребаным винтажным велосипедом к другому гребаному винтажному велосипеду, Гарри смотрит на блеклую Луну, а Луи смотрит на Гарри и мягкие линии его профиля, купающиеся в спокойствии и искренности; голубоватый свет, вершина холма, велосипеды, близко стоящие друг к другу, подошвы, касающиеся земли, правая нога Луи, трущаяся о левую ногу Гарри.
- Я бы хотел быть небом, - выдыхает Гарри, губы яркие от облизывания, болезненно красные.
Оно тебя недостойно, хотелось бы сказать Луи.
- Я бы хотел быть Солнцем, - вместо желаемого отвечает он, отрывая взгляд от Гарри и поднимая его вверх. - А ты можешь быть Луной.
- Но тогда мы не сможем видеться, - говорит Гарри с нотками обиды в голосе, Луи поворачивает к нему голову. Гарри смотрит на него с разочарованием котенка, сладко надув губы.
Блять.
- Неправда. Луна сияет благодаря Солнцу. Потому что Солнце всегда рядом. Как и я, - радостно говорит Луи. - А про затмения я вообще молчу.
Он чувствует ухмылку Гарри, перерастающую в улыбку. Лунную улыбку.
- Ладно. Тогда я не против, - бормочет Гарри, и когда Луи, со сдавленной грудью и сухостью во рту, смотрит на него, Гарри уже поднял взгляд в небо, широко и уверенно улыбаясь.
***
Луи возвращается домой поздней ночью, одежда пропитана холодом, кожа красная, пальцы онемевшие, разум и грудь гудят от воспоминания об улыбке Гарри и его смехе, пока они ехали обратно. Найл сидит на столе в красивой одежде и с сигарой между пальцами, с кем-то переписывается.
- Уже дома? - спрашивает Луи, поднимая брови. Он избавляется от жакета и обуви, сразу же направляясь в свою комнату, чтобы надеть свитер.
- Еще никуда не уходил, - улыбается Найл, не поднимая головы, зажимает губами сигару. - Выбираю куда.
- Уже почти два утра! - с шоком объявляет Луи. Кожа влажная и холодная, от соприкосновения со жгучим теплом квартиры кажется, будто все его тело тыкают маленькими иголками. Ему кажется, что он чувствует запах Гарри на своей одежде. Или он просто его запомнил.
- Ночь только начинается, Томмо, - не отвлекаясь от телефона, бубнит Найл, а потом, наконец-то, поднимает голову. - А где был ты? Оставил меня и парней! Пришлось ходить по улицам и попрошайничать ужин!
- Не неси хуйни, - Луи закатывает глаза и подавляет улыбку, когда слышит эхо смеха Гарри в голове, вспоминает, как он выглядел со звездами, отражающимися в глазах. Черт. - Как они, кстати? Сегодня их вообще не видел.
- Нормально, - Найл поджигает сигару, он смотрит на телефон, что-то читая, и с каждой секундой его улыбка становится все шире. - А ты как? Был слишком занят, трахаясь с Гарри?
Луи чуть не спотыкается о высокий стул.
- Чт-Бля, Найл! Мы-Мы не-
Найл истерически смеется, громко и искренне, рвано вдыхает и выдыхает, выпуская изо рта дым сигары.
- Тебя так легко расстроить! - смеется он, хлопая по колену и откидываясь на спинку кресла. - Хотя, вы оба таинственно исчезли, вот я и подумал.
- Не знаю, я не заметил, - сухо отвечает Луи, наливая себе стакан воды, сжимая зубы, от чего напрягается челюсть.
Лучше не говорить Найлу, где он был. Просто… просто потому что. Потому что пойдут слухи и недопонимания.
Между ним и Гарри все не так.
Абсолютно не так.
- Ирландец, я очень устал. Прямо сейчас на пол свалюсь, - Луи залпом выпивает стакан воды, смывая с себя дискомфорт и раздражение. - Так что я спать. А ты веселись иди. Будь аккуратен и все такое. Когда припрешься домой, не буди меня. О, и, пожалуйста, не приводи никого. Они всегда остаются до утра, это странно и тупо. Я ненавижу делиться нутеллой с незнакомцами, - тяжко и наигранно вздыхает он, Найл хрипло смеется.
- Конечно. Я выше этого. Я изменился и больше не беру работу на дом, Томмо.
Ох, довольно гадкий ответ. Если Луи не приложит усилий, то скоро в лучших друзьях будет иметь самого настоящего говнюка.
- Не будь мудаком, Найл. Просто будь аккуратен. И, блять, пожалуйста, дай Рори отпуск, хотя бы раз сделай домашку сам.
- Хотя бы раз сделаю, - обещает Найл, вскакивает с кресла, тормозит Луи, который уже развернулся и направился в теплую роскошную кровать, хватает его руку и целует, потом на бегу хватает куртку и выбегает за дверь, крикнув: - Сладких снов, ТомТом!
Дверь захлопывается, наступает тишина и…
И смех Гарри эхом отдается в уши Луи, когда он ложится спать.
***
Двенадцать часов дня или около того. Парни отдыхают в квартире Зейна, развалившись на шикарных диванах и креслах, попивая шампанское и затуманивая комнату густым дымом сигар, Найл спрашивает у Лиама советы, какие предложения по поводу будущей работы лучше принять.
- Куча людей попросили меня записаться в их треке. Кое-кто даже хочет дать мне шанс на продюсирование их картины. Сколько всего! - восклицает он, Лиам внимательно слушает и делает пометки.
Привычно, комфортно, а потом звонит телефон Луи.
Это его мама. Ура.
Гарри удивленно выгибает брови, наблюдая, как Луи с отвращением смотрит на экран. Замечая его любопытство, Луи протягивает руку, чтобы ему было видно имя.
- Мама? - читает Гарри. Его глаза на секунду смотрят вниз, смаргивают серость, которая там появилась, но изменения едва заметны. - Ответь, - говорит он.