Луи, когда понял, что Зейн с этим мужчиной его уже заметили, и подойти все-таки придется, впился в Зейна взглядом ‘ты что, блять, издеваешься, нахуя ты так поступаешь?’, на что тот ответил лишь дружелюбной ухмылкой.
- Луи Томлинсон? - спросил Хан Малик. Черт, он выглядел так влиятельно, а его взгляд был таким оценивающим, что у Луи невольно пробежали мурашки страха по коже, и язык завернулся в трубочку, потому что всего одно неверное движение, и его исключат из школы. Возможно, выгонят с континента. Кто знает, где у этих богатых есть связи.
- Луи Томлинсон, - подтвердил он, пожимая руку мужчины, чувствуя, как его кости превращаются в алмазы от давления сильной хватки ладони.
- Я слышал о Вас столько хорошего от моего сына, - он отпустил руку Луи, всматриваясь в него острым черным взглядом. - Вы состоите в каком-нибудь неакадемическом клубе вне рамок официальной государственной университетской программы? В газете? В Совете? Мне не доводилось слышать Ваше имя.
- Эм, нет, - ответил Луи, засовывая руки в карманы и пряча подбородок в широком шарфе. - Я пока что осматриваюсь. - Ложь. - Но я думал пойти в драматический на следующий год. - Он пожал плечами. - Ну, из-за потенциальных возможностей.
Хан Малик кивнул, продолжая смотреть на Луи.
- Именно. Что же, я призываю Вас присоединиться. Мы рады продемонстрировать наших умных студентов, в конце концов, это коренным образом отражается на нас. Репутация, закрепленная за университетом, представляет собой долгие годы упорного труда и оценки личностных и деловых качеств студентов, мистер Томлинсон.
И это определенно можно было считать за комплимент, а выражение лица Зейна, стоящего за спиной его отца - проявлением гордости. Поэтому Луи выдавил радостное:
- Конечно, сэр, спасибо, - после этого Зейн утащил его на ланч в виде пасты и вина.
С тех пор и пошло: ‘Зейн Малик’, ‘Зейн Малик’, ‘Зейн Малик’.
Новость о том, что его мама подписала контракт на съемки в новой части “Властелина Колец” (сколько их вообще??) привлекла дополнительное внимание к Зейну и его впечатляющей родословной. Из-за этого на вечеринках его преследуют сладкие речи внезапно появившихся фанатов, жаждущих “известности”, наигранно-дружелюбные приглашения на ужины, банкеты, на их “сюда” и их “туда”. Они здороваются и окликают его, когда он проходит по двору университета или по холлу, фотографируют его, когда он не видит, смотрят, облизывая взглядом фигуру, не то с благоговением, не то с суждением, и…
И, честно говоря, Луи совершенно поебать на всех них. Так же как и Зейну.
Потому что его статус знаменитости чувствуется только во внешнем мире - не в их дружеском узком кругу - и Зейн едва обращает внимание на приток фальшивого почитания и непрошенных похвал. Он улыбается при комплиментах, затягивается сигаретой, когда его знакомят с какой-то персоной, и молча проходит сквозь массу студентов в дизайнерской одежде, потому что это Зейн. Луи наблюдает за ним, наблюдает, как он непоколебимо идет по коридорам, в то время как каждый его шаг сопровождается шепотом.
Это все удручающе и раздражающе, но. По крайней мере, у Зейна есть Лиам, который всегда с ним. Лиам, начавший семестр с блестящим успехом, играющий счастливого мужа Зейна. Как ангел-хранитель, он с легкостью отпугивает излишнее внимание, всегда рядом, когда вокруг слишком много людей, всегда очаровательно общается с теми, кого Зейн должен, но не знает. Когда девушки или парни начинают распускать руки и языки, из ниоткуда появляется Лиам, с фирменной фотогеничной улыбкой, в чистой накрахмаленной рубашке, вытягивает руку и ждет, пока ее пожмут.
- Лиам Пейн, - искренне представляется он, словно ему есть дело до человека перед ним, а другой рукой крепко обвивает талию Зейна. - Уильямс, да? Я, кажется, твоего отца знаю.
И разговор перетекает в совершенно другое русло, Зейн влюбленным взглядом смотрит на Лиама, тот во время всего диалога не убирает руку с его талии и заполняет неловкие паузы смехом или вежливыми вопросами.
Это очень мило, правда.
И Луи восхищается тем, что Лиам присматривает и заботится о Зейне, и все выглядит так естественно и легко, особенно с его аккуратными предложениями и отполированной улыбкой.
Как уже было сказано, Лиам и сам успешно начал семестр, потому что он, конечно же, куда без этого, один из лучших учеников в университете. Он присоединился к каждому клубу, организации и внеклассному мероприятию, известному человеку - Хан наверняка просто обожает его - и разгуливает по корпусу как неприкасаемый, и всегда чисто и бодро выглядит, будь то в футболке джерси после изматывающей практики на поле, в идеально сидящем жилете после совещания Студенческого Союза или в парадной мантии после обеда с профессорами. Он прекрасно овладевает собой, контролируя уровень стресса (хотя, еще только начало учебы), но бывают моменты, когда Луи посещают мысли, что Лиам живет немного… напряженно. Луи не знает, как реагировать, потому что он, по сути, толком и не знал Лиама в начале прошлого семестра, вдруг это просто такая традиция - с треском и шумом начинать год, но… порой Лиам действительно не щадит себя.
Особенно это заметно, когда они гуляют.
Когда они теряются в неоновых огнях пабов и клубов, в тесно прижатых друг к другу потных телах; Луи волнуется, что вежливый, порядочный Лиам бесследно исчезнет, а вместо него появится экстатичная, пропитанная хаосом, пустая оболочка.
Грубо говоря, он принимает наркотики, дохуя превышая меру, мало спит и никогда, никогда не говорит ‘нет’.
Луи видит, что его беспокойство отражается в глазах Зейна — Зейна, который всегда доставляет Лиама домой, как только из-под горизонта выклевывается солнце — но в их маленьком кругу эта тема не затрагивается и не обсуждается, поэтому Луи избавляется от накативших мыслей и пытается не обращать внимание. Изредка в его голове возникает голос Найла, их разговор, произошедший давным-давно, о том, что он ‘любит тусоваться’, и это сказал Найл, король всех вечеринок, поэтому его слова, при виде Лиама, скребут изнутри слизистую, пробуждают доселе неизвестное чувство страха… или угрозы. Но зачем зацикливаться на этом? Все, наверняка, под контролем.
Так что, в целом, все прекрасно, и все, особенно Лиам, мозолят уши жужжанием о великом апрельском матче по гребле, их университет против университета соперника. Найл снова решил присоединиться к команде - ведь когда у тебя есть бабло, ты можешь делать все, что тебе вздумается - и старательно занимается с Лиамом, после тренировок они всегда потные и счастливые, перекидываются какими-то лишь им понятными шуточками про гребную команду, пока Зейн с Луи дружно закатывают глаза, улыбаются и кидают в них виноградинки, развалившись в креслах возле стола в гостиной.
Ну. Лиам старательно занимается.
Найл…
Найл движется в неизвестном никому направлении, помогая себе грести новообретенным статусом ‘подающего надежды перспективного человека музыкальной индустрии’. Большинство своего времени, помимо занятий греблей, он неустанно тратит на вечеринки, обратно возвращаясь с девушкой - чаще, с девушками - да и то лишь для того, чтобы переодеться и пару раз попрыскаться парфюмом, а потом так же стремительно уйти, крикнув Луи: ‘я люблю тебя!’ и захлопнув за собой дверь. Он хвастается предложениями, которые получил, и именами, известными всему шоу-бизнесу, которые за него дерутся, Найлу плевать на предложения и этих людей, но ему, Луи уверен, нравятся подающиеся на блюдечке возможности и игра, в которую он определенно выигрывает.
На самом деле, Луи правда не понимает, почему этот придурок решил остаться в университете, когда, определенно, невероятная карьера ему обеспечена, даже если он просто отсюда уйдет.
Однажды поздней ночью он затрагивает эту тему; они оба сидят в боксерах возле пианино, поедают сэндвичи с сыром и потягивают виски из бутылки. Они наигрывают отрывки мелодий, в качестве заднего фона приглушенно работает телевизор, где идет дерьмовое реалити-шоу, и в какой-то момент Луи смотрит на золотого мальчика с яркими глазами и розовыми щеками и понимает, что он может делать все, что захочет.
