- Не бросишь, ебанутый, просто будешь жить в другом месте. Блять, ты можешь посещать его и тратить все свои свободные дни на этого человека, Гарри, ты не можешь отрицать того, что жить с ним под одной крышей - дохера опасно и сложно. Слишком много взваливается на плечи восемнадцатилетнего парня. Не строй из себя героя.

Гарри трясет головой, садится, скрещивает руки.

- Я больше не буду это обсуждать.

- Гарри, - вздыхает Луи, кладет свою руку на руку Гарри. - Ему хуже.

- Ему лучше, - огрызается он. - Все было нормально, пока я был дома. Все было даже хорошо. Песня - ему нравится песня. Это помогает.

- Да уж надеюсь, он же ее написал, - Луи закатывает глаза.

Гарри молчит.

- Слушай, я не хочу ссориться. Не хочу. Я все еще пьян - и очень зол, если честно - сегодняшняя ночь была веселой, и я скучал по тебе, Гарри. Я скучал по тебе. И не хочу ссориться, - его черты лица смягчаются, пока Луи продолжает говорить, голова наклоняется к нему с каждым словом, вылетающим изо рта Луи. - Но, пожалуйста, пожалуйста, рассмотри другие варианты. Те, где он все еще присутствует в твоей жизни, но ты отступаешь от него на добрых пару шагов. Это может ему помочь. Иногда людям нужна дистанция. - Он продолжает держать свою руку на руке Гарри. Ткань золотого жакета теплая и немного влажная, еще не остывшая от сегодняшней ночи. Она гладкая, как и его дыхание.

Гарри затихает, видимо, действительно раздумывая над словами Луи. Хоть и без особого желания.

- Да, ладно, - говорит он, слегка сердито, смягчаясь. Он смотрит на Луи, пытаясь надуть губы. - Хотя я до сих пор не понимаю, почему тебе не плевать.

Луи улыбается, чувствуя, как напряжение вытекает из тела по кончикам пальцев, когда он убирает свою руку от Гарри. Отсутствие прикосновения сопровождается холодом и тяжестью.

.

- Ты застрял со мной, Кудряшка. Лучше привыкни к этому.

Гарри отворачивает лицо, но Луи успевает заметить улыбку.

Наступает тишина.

- Я не… - начинает Гарри и останавливается. Он передвигает ступни чуть дальше друг от друга, выбирается из плена скрещенных рук. - Я не привык… иметь друзей. У меня был лишь Зейн, он был даже больше, чем друг - лучший друг - но, м-м. Я сам виноват, сам разъебал нашу дружбу. И, просто… я не умею. Дружить. Я не знаю, что мне делать. Но… спасибо. За, хм, то, что рядом. Я, не, эм, я правда ценю это. И мне правда нравится… быть рядом с тобой. Я рад, что мы друзья. И, - он улыбается Луи. - Прости, что раньше был таким мудилой.

Вполне возможно, что Луи взорвется от количества контрастирующих в нем эмоций, наворачивающих круги, врезающихся в стенки желудка. Каждая эмоция, известная человечеству, извергается как вулкан, открывая клапаны тела; он правда…

Гарри извиняется.

Гарри говорит Луи, что ему не плевать.

Гарри нужен друг, и здесь есть Луи, и Гарри говорит Луи, что он счастлив, что Луи - его друг, и…

Он не спит?

- Сейчас блевану, - жмурится Луи, чувствуя, как туманится разум, брови Гарри взлетают вверх по лбу, и он тут же отстраняется.

- Да?

- Нет, наверное, нет, - продолжает Луи, смаргивая дымку в голове. - Я просто… Пьян. - Он повторяет слова Гарри снова, и снова, и снова, и снова. - И, да, ты реально был невероятным мудилой. - Улыбается он, ощущая, что снова возвращается в реальность, вид перед глазами вновь становится четким. - Помнишь датскую ватрушку?

Гарри кривит лицо и смеется, закрывая лицо рукой.

- Мне так жаль, - говорит он и смеется, поэтому Луи слегка ударяет его и тоже смеется.

Господи, как же хорошо. Он реально не спит?? Это его настоящая жизнь?

- Ну правда же! Это было ужасно!

- Ну, ты просто внезапно начал вести себя как все остальные, - защищается Гарри. - Мне нравилось, каким ты был до этого. Нравилось, когда ты.. не знаю. Эм. Бросал мне вызов, наверное? - Он смотрит на свои ноги. Он всегда смотрит вниз. Луи всегда хочет поднять его подбородок и устремить его взгляд наверх. К небу, солнцу, луне и звездам, чтобы они увидели и поняли, что несравнимы с ним.

Очень, очень пьян.

- Я думал, ты меня ненавидишь, - говорит Луи, от улыбки уже болит лицо.

- Ненавидел, немного. - Ухмыляется Гарри. - Все еще ненавижу.

Луи закатывает глаза.

- Но, кхм. Ты хороший, Луи. И, эм, ты… сильный человек. И… я восхищаюсь этим, - Слова с трудом облекаются в звуки, он играет с рукавом жакета, кудри падают на лицо, и Луи хочет подразнить его за его неловкость и неуклюжесть, как его отполированная, гладкая эффектная речь спотыкается о ненужные междометия и запинается пробелами секундной тишины между словами, но…

Его сил хватает лишь на восхищение.

- Ты тоже, ты тоже хороший. И сильный. Сильнее, чем я, чем кто бы ни было.

Черты лица Гарри сглаживаются в нежную кроткую сладость, в которую Луи хочется зарыться и вдохнуть полной грудью. И это не то чтобы очень обнадеживающе и круто.

- Спасибо, - искренне отвечает он, прежде чем громко зевнуть, широко открыв рот.

- Пора идти? - предлагает Луи, наблюдая за ним, пальцы покалывает от всего, просто от всего.

- Пора идти, - кивает Гарри и трет глаза.

Они прощаются, улыбаясь, Гарри обещает написать Луи на следующий день, и ему не кажется, словно они идут в противоположных направлениях, когда каждый из них разбредается в сторону собственной квартиры в снежный холод.

Даже наоборот, Луи кажется, словно они идут вместе, и мысль топит снег под ногами.

* не стала переводить слова, потому что два из них (loblolly и scurryfunge) старые, используемые в Англии века два-три назад, и, чтобы адекватно перевести и не выставить Луи дураком, который не знает синонима слова “уборка”, нужно знать достаточно много архаизмов, а я такими знаниями не обладаю, да и много времени на поиски (а здесь бы больше часа пришлось бы исследовать эту тематику) тратить ради двух незначительных деталей не особо хочется, а третье ‘de profundis’ - это название охуенного, прочитайте обязательно письма-исповеди Оскара Уайльда, когда он находился в Редингской тюрьме, и позже опубликованное как одно из его произведений.

loblolly - это непреднамеренный произошедший пиздец, когда первоначальный замысел оного был все же добродетельным, если более простыми словами, то “ты планируешь как лучше, а становится только хуже”.

scurryfunge - это спонтанная быстрая уборка по дому/квартире/комнате/любому месту, когда ты узнаешь, что сейчас к тебе кто-нибудь придет, будь то друзья или кто-то более официальный.

Комментарий к Глава 26.

от автора:

о’кей, для главы нашлось две песни.

1. Change My Mind by One Direction. Я ЗНАЮ, ЗНАЮ. Понимаете ли, эта песня вдохновила меню на всю главу как давным-давно, так и тогда, когда я наконец-то села и начала писать ее.

2. Supersymmetry by Arcade Fire. Послушайте ту часть, где голос перестал петь, почти в конце песни, где просто мелодия, вот ее я играла в голове, когда писала Луи, вновь увидевшего Гарри после долгой разлуки. Так что, надеюсь, послушав, вы прочувствуете всю сцену полностью.

от меня: да, я понимаю, что после почти трехнедельного отсутствия было бы справедливо выложить что-то более длинное, но как автор пишет, так мы и идем, не думаю, что было бы честно заставить вас ждать еще одну неделю и выложить две главы. пускай будет так. спасибо огромное всем за комментарии, кстати, они очень подняли настроение после поездки;)

========== Глава 27. ==========

***

Для парней семестр начался довольно эффектно.

Зейн стал главной фигурой слухов в университете, после того как его объявили лучшим учеником своего факультета, на втором месте - Лиам.

- Ум, красота и деньги? Ходячая мечта! - услышал Луи какую-то девушку в один из дней. За словами последовали хихиканья и одобрения, а в Луи - желание выблевать все раздражение, накапливающееся каждый день из-за случайно услышанных обсуждений.

Людям серьезно интересно про это разговаривать?

Вскоре об этом было напечатано в университетской газете - статья была разработана Лиамом, о чем он гордо объявлял каждый раз, когда появлялась возможность - а так же у Луи от шока чуть не остановилось сердце, когда он столкнулся лицом к лицу с самим канцлером возле башни, где договорился встретиться с Зейном и вместе пойти на ланч. Здесь, под старинной ивой, возле серой каменной стены здания, тянущегося в серое небо, стоял высокий, пугающий своей серьезностью, мужчина, длинная худая фигура, смоляные черные волосы и гладкая загорелая кожа видны были издалека, еще тогда у Луи промелькнула мысль, что, имей бы люди видимые ауры, над этим человеком летала бы пиранья или вампир.