Гарри Стайлс высвечивается на экране телефона.

Блять.

Он написал Луи. Снова.

На Новый Год. В полночь.

Охуеть.

Он открывает сообщение, пробегая глазами, сердце прорастает дырками и гоняет кровь по телу, заставляя ее вырываться из одних сосудов и заливаться в другие как фонтаны у Букингемского Дворца. Разум - катаклизменная утопическая пустота, из-за алкоголя в организме он не в состоянии нормально ориентироваться в пространстве и контролировать ебаные эмоции, бурлящие внутри него.

Гарри написал ему.

Новый Год.

Снова.

Он читает.

‘Я знал солдата молодого одного, -

Все улыбался, - забавляла жизнь его;

Ночами спал он, с удовольствием вставал,

И спозаранку жаворонку подпевал.

Зимой, - испуганный, в грязи и вшах,

Со взрывами и криками в ушах,

В окопе пулю он в себя влепил,

С тех пор о нем никто не говорил.

А вам – давай парад и героизм!

Цветет патриотический цинизм.

Молитесь, чтобы никогда не знать

Тот ад, где юность будет умирать.’

Луи глядит на экран.

… Что за?

Вот что Гарри ему отправил? Новый Год, полночь, он написал Луи третий раз в своей жизни, и он…отправил ему поэму о солдате, совершившем суицид?

Сердце протыкают иголками, больно и безжалостно, и единственное, что приходит ему в голову - может, это какая-нибудь игра? Какое-то скрытое послание. Он сглатывает большой комок в горле, пока набирает сообщение; первая мысль - лучшая мысль.

‘Кудряшка, это самое удручающее и депрессивное новогоднее поздравление, которое я получил за всю свою шикарную жизнь.’

Он стоит, смотрит на телефон, дав себе пьяную нерушимую клятву, что не сдвинется с места, пока не получит ответа. Он слышит, как кто-то кричит его имя из другой комнаты.

- Луи!

- Минуту! - кричит он в ответ, не сводя взгляда с экрана, холодными руками крепко сжимая телефон.

Он ждет.

Ничего.

Ждет.

Телефон вибрирует, и он немедленно прочитывает сообщение.

‘Это искусство, Луи Томлинсон’

И секунду спустя:

‘Счастливого Нового Года’

Луи с облегчением выдыхает. Господи, блять, спасибо - это просто Гарри, который, как обычно, странно себя ведет.

‘И тебе того же, мистер загадочность. Я сейчас на вечеринке и вижу парня с галстуком-бабочкой, он ведет себя как самый испорченный мудила в мире. Сразу о тебе подумал! х’

Почти моментальный ответ.

‘Смешно, ведь я тоже о тебе думал. В поле моего зрения женщина, которая смотрит на себя в каждое зеркало и настаивает на ее умопомрачительной красоте. Хотя в ней нет столько самолюбования, сколько его в тебе.’

‘Это потому что она не такая красивая, как я’

Он получает ответ в виде смайлика подсолнуха. Ничего, было и похуже.

На губах играет нежная улыбка, пока он перечитывает сообщения. Умиротворенный и радостный, он возвращается обратно на вечеринку - в пучину разврата и алкоголя.

***

Луи приходит домой в стельку пьяный.

Пьяный настолько, что сейчас был бы не против прийти к себе в квартиру и застать Найла в спортивных штанах, играющего на пианино, и был бы не против еды, раскиданной по всей квартире, и стаканов с виски, с пивом, покрывающих каждую поверхность.

Пьяный настолько, что, возможно, принял бы предложение Лиама о тройничке с ним и Зейном, сделанное давным-давно.

Пьяным настолько, чтобы позвонить Гарри.

На третий гудок он поднимает трубку.

- Да? - слышится спокойный голос, поразительно приятный звук проходит по артериями и легким Луи, барабанной дробью и электрическими зарядами. По телефону его голос кажется еще ниже, глубже.

Луи не может удержать в себе смешок от такого приветствия, закатывает глаза к темному потолку спальни.

- Вот так ты здороваешься со всеми своими друзьями? Или я исключение? - бормочет он.

- Я ко всем отношусь одинаково, Луи Томлинсон.

Луи закатывает глаза. От этого кружится голова. Он откашливается, во рту вкус текилы.

- Да. Конечно. Счастливого нового года! - громко и счастливо поздравляет он.

Он буквально видит ухмылку Гарри через телефон.

- Много выпил?

- Что? Не. Пару глотков сделал.

- Что ж, сегодня тебе все можно, - говорит он. Черт, как же далеко его голос. Но Луи отчетливо может представить его лицо, его волосы, его глаза. То, как изгибаются губы, когда он разговаривает.

Слишком много текилы.

- Как же ты проводишь вечер, Кудряшка? - заглушая свои мысли, спрашивает Луи.

Он слышит глубокий вздох.

- Мой отец закатил в нашем доме вечеринку, - слова тяжело ему даются.

- Ты не пошел к Зейну? - удивленно спрашивает Луи. Странное облегчение пробегает по его телу от мысли, что Гарри тоже там не было. Что Луи…ничего не пропустил.

- Нет, не смог, - вздыхает он. - Все вышло из-под контроля. Папе…лучше такого не устраивать.

Луи фыркает.

- Мягко говоря, - говорит он, алкоголь мешает фильтровать слова и держать язык за зубами.

- Ага, - тихо выдыхает Гарри и замолкает, Луи начинает думать, что расстроил или обидел его, но Гарри снова заговаривает. - Все равно ему нужно было идти спать. Поэтому я сказал всем уйти.

Луи поднимает брови.

- Ты всех выгнал? Кучу долбанутых поп-звезд и светских львиц? Именно ты сказал всем уйти? - Слова замораживают его, в голову лезет картинка - Гарри, одинокий, маленький, уставший Гарри вступает в толпу шумных красивых людей из темных огромных дверей своего особняка. Он хмурит брови. - А ты сам-то пил?

- Конечно же нет. Не то настроение. И мне нужно было заботиться об отце. Была довольно…рисковая ситуация. За ним нужно было пристально смотреть.

Луи кивает, чувствуя накатившую на него странную меланхолию. Гарри. Бедный Гарри.

Он скучает по Гарри.

- Тогда не такой уж и счастливый новый год, - хмуро говорит Луи и икает.

- Хмм, я бы так не сказал, - хмыкает он. - Я великолепно украсил место. Было слишком красиво. Я сначала даже хотел заставить гостей ходить с завязанными глазами.

Луи смеется. Да, Гарри бы мог такое потребовать.

- Отправишь фотографию?

- Если к утру не будет все разрушено.

Наступает тишина, Луи вздыхает, его пьяный разум плавает и цепляется за звук дыхания Гарри через телефон.

- Все хорошо, да? - тихо спрашивает он. - Хорошие выходные?

Гарри словно не на другом конце провода, а рядом с ним. Он чувствует, как Гарри кивает.

- Да. Немного устал.

- Я тоже. Мне так плохо, - говорит он все, что приходит в голову, Гарри отрывисто смеется. - Больше никогда не буду так много пить.

- Ты тоже к Зейну не ходил?

- Неа. Был на вечеринке лучшего друга. Очень круто повеселился. - Он снова икает. - Вроде как.

Гарри снова смеется, по проводам бежит шелковый сладкий звук его смеха. Луи улыбается.

- Значит, у тебя был счастливый новый год.

- О, да, определенно, - с энтузиазмом говорит Луи. - Даже получил новогодний поцелуй!

На линии становится тихо.

Луи ждет звука, слова, хотя бы шороха, но ничего не происходит, он отодвигает телефон от уха, чтобы проверить, не оборвалась ли связь, на проводе ли все еще Гарри, да, он там. Но в трубке лишь тишина.

- Эм, алло? - спрашивает он.

- Я должен идти, - отвечает Гарри, чуть ли не мгновенно, его голос становится жестким. - Я устал.

Нет.

Желудок Луи сжимается, на языке появляется кислый вкус, скручивающий внутренности.

- Но, - протестует он, желудок пульсирует. - Кто же будет поднимать мне настроение, кроме тебя! - он надеется, что Гарри не повесит трубку.

- …Зачем? Ты, вроде как, хорошо проводишь время.

- Ну, было дело, да. С друзьями мне было хорошо. Но этот поцелуй был просто ужасным, Гарри, ужасным. Он невъебенно подпортил мою атмосферу праздника. И я на двадцать процентов уверен, что лак для его волос нанес непоправимый ущерб озоновому слою и пиздец моему обонянию. Он был ходячей химической колбой.

Гарри смеется.