Луи поднимает брови.

- Эм. Им понравилось. Ну, по крайней мере, я не слышал никаких жалоб.

Зейн с облегчением выдыхает, снова смотрит на Гарри. Как-то… странно. При чем тут песня?

- А что? - спрашивает Луи, теперь его очередь пристально смотреть на Зейна.

- Да так, - беззаботно отвечает он, помедлив, и достает из кейса сигару. Другую предлагает Луи, но тот отказывается. - Ну, что бы с ним не происходило, надеюсь, все пойдет в том же духе. Хорошо снова видеть его улыбающимся.

А потом он уходит, занимая свое место рядом с Лиамом и благоговейно прижимая сигару к его губам, пока Луи пытается собрать вновь кусочки своего мозга воедино.

Остальное время обеда проходит гладко. Парни говорят тосты в честь окончания семестра, обмениваются лучшими воспоминаниями и смеются над самыми худшими, наливают друг другу щедрые порции алкоголя и эггнога. На заднем плане из колонок стереосистемы Зейна льется рождественская симфоническая музыка, небо за окном серо-белое с крошечными снежинками, кружащимися на ветру. От серости за окном внутри становится еще теплее, уютнее и праздничнее, чем на самом деле; Луи громко рассказывает историю за историей, большинство из них связаны с Найлом, пианино или Рори; парни смеются, ярко улыбаются, и все вообще кажется до боли знакомым и приятным. Как дома.

Странно осознавать, что через каких-то несколько часов он поедет в свой настоящий дом и будет там практически месяц. Лица, которые он привык видеть каждый день, исчезнут на недели. Если об этом думать в таком плане, то появляется грустное нежелание покидать это место.

Все становится еще хуже, когда Гарри внезапно встает со скамьи пианино (разговоры о Найле и его курьезных ситуациях вдохновили его на пару рождественских тематических мелодий, которым парни подпевали набитыми булками ртами) и, разглаживая складки жакета, говорит:

- Я лучше пойду. Бернс скоро приедет.

Сердце Луи замирает.

- Отвезти тебя домой? - спрашивает он из-за стола, пытаясь скрыть разочарование в голосе.

Гарри кивает.

- Да, хочу вернуться как можно быстрее.

И почему-то в Луи не уживается идея Гарри, возвращающегося к себе домой как можно быстрее, но тот в своем решении уверен, ему не страшно и не неловко об этом говорить, поэтому Луи кивает, бросая попытки посмотреть на ситуацию со своей стороны.

- Скоро все увидимся, разумеется, - говорит Гарри, улыбаясь. - Даже не заметим, как пролетит время. Счастливого Рождества. Сохраните для меня лучшие сладости. - Он подмигивает, Зейн закатывает глаза, Лиам и Найл смеются, взгляд Гарри нерешительно мечется между Луи и пространством рядом, словно он сомневается, говорить ли ему что-то или нет (или за Луи говорит эггног?), и он поворачивается.

И нет.

Нет.

Гарри не может просто так уйти из квартиры Зейна, словно ничто не случится, словно он не уезжает домой на целый месяц. Он не увидит никого из них - вообще никого - не может же он просто развернуться и уйти. Это же целый месяц, блять - тридцать, мать вашу, дней - это слишком много, и если он думает, что может реально просто так уйти, то сильно ошибается.

- Мне, кстати, нужно собрать свои вещи, - говорит Луи прежде, чем успевает подумать, и вскакивает с кресла.

Гарри останавливается.

- Лучше пойду сейчас. Не возражаешь, если пойду с тобой? - спрашивает он, чувствуя, как Зейн, Лиам и Найл поворачиваются и смотрят на него.

Удивленный, Гарри поворачивается.

- Пойдешь со мной?

- Да.

Гарри и Луи смотрят друг на друга, а взгляды остальных мечутся между ними.

- Да, конечно. Пойдем, Луи Томлинсон, только быстрее, - нахально говорит Гарри, показывая ямочки, выражение его лица чистейше искреннее, Луи не может сдержать улыбки, направляясь к двери.

- Я позвоню вам позже, окей? - спрашивает Луи у парней.

- Окей, - отвечает Зейн, Лиам подтверждающе улыбается.

- Когда будет удобно, конечно же, - говорит он.

- Увидимся в квартире, да? - спрашивает Найл, откидываясь на спинку кресла. - Ты до моего прихода еще не уедешь?

- Нет, увидимся в квартире, - заверяет Луи, застегивая жакет.

- Хорошо. У меня есть прощальный подарок, - игриво говорит Найл, подмигивая, и улыбается, когда Лиам с Зейном хихикают.

Гарри поднимает брови, но ничего не говорит, открывая дверь для Луи.

- После тебя?

- Всегда, - улыбается Луи, машет на прощание, по телу расплываются тоска и счастье одновременно.

Дверь закрывается, и остаются только Луи и Гарри.

- Спасибо, что разрешил пойти с тобой, Кудряшка. Хорошо, когда твоя антисоциальная сторона спит, - дразнит Луи, спускаясь по ступенькам, стараясь идти в ногу с размеренными шагами Гарри.

Легкий смешок, напоминающий колокольчик, соскальзывает с его губ.

- Меня еще никогда не называли антисоциальным.

- Ну, все когда-то бывает в первый раз.

Гарри улыбается, покачивает опущенной головой.

Наступает тишина, в которой слышен каждый шорох, каждый стук подошвы о древние каменные ступени, и Луи кажется, что все грохочущие в голове мысли упорно пытаются забраться на язык и облачиться в слова.

- Итак… теперь все в порядке? Все хорошо? - спрашивает он, надеясь, что тон его голоса выражает лишь непринужденную легкость.

Они идут к квартире Гарри, поразительно медленно шагая по снегу. Вдалеке Луи видит начало лестницы, а вблизи - снежинки в его кудрях.

- Да, все хорошо, - говорит Гарри после долгого молчания, и Луи знает, что он заставляет себя сказать это, прикладывает усилия, чтобы честно отвечать ему.

И Луи это ценит. Гарри пытается.

- И ты правда хочешь поехать домой как можно раньше? - не может удержаться Луи, под ногами раздается хруст снега. Дыхание облаками пара клубится в воздухе и устремляется вверх, забирая с собой слова.

Гарри сразу же кивает.

- Да. Не хочу оставлять своего отца без присмотра. Одному ему не особо хорошо.

- Не особо?

Гарри не смотрит на него, взгляд устремлен на белоснежный снег.

- Он утопает в своих мыслях. Ну… перестает выходить в общество и все время проводит взаперти. - На его губах рисуется улыбка. Кривая быстрая улыбка, через секунду исчезающая, накрываемая маской спокойствия. - Но новый сингл должен помочь. У него будут выступления, на которых ему придется появляться. Может его даже номинируют - его это обрадует. Хотя бы на чем-то сфокусируется… Ему должно стать лучше. Но я все равно должен за ним присматривать.

Луи вздыхает.

Как Гарри удается быть таким невъебенно любящим сыном? Луи не может вынести даже разговора со своей матерью, а она и вполовину не так проблематична как отец Гарри. Чувство вины прорезает свой путь в желудок от этой мысли, и чем больше он думает о встрече с ней, тем больнее.

- Почему ты так хорошо к нему относишься? - спрашивает он, оглядывая Гарри; они почти подошли к лестнице возле сада. Вокруг них очень медленной метелью кружится снег.

Гарри пожимает плечами.

- Он мой отец.

- И?

- Он моя семья, Луи.

Они поднимаются по ступенькам c налетом льда. Луи чувствует, что вопросов становится все больше.

- А как же остальные члены семьи? - осмеливается спросить он, руки необычайно холодные, напряженные и неуправляемые, виноват во всем холод. Частично.

Гарри замирает.

- Это… другое. - Поднимает взгляд на Луи. - Я сейчас не настроен на такой разговор. Рождество же, Луи. Время веселья, - говорит он с иронией в голосе, - и невероятной цветовой гаммы.

Луи смеется, не обращая внимания на комок в груди, на беспокойство и любопытство, засевшие между пальцев и на затылке.

- Ладно, ладно, - улыбается он, они доходят до двери квартиры Гарри. - Больше не буду спрашивать слишком личное, считай это подарком на Рождество.

Губы Гарри дергаются.

- Лучшего подарка и не придумаешь.

Из Луи вырывается смешок.

- Но, - Гарри делает паузу, опускает голову и смотрит на плоскую каменную поверхность, покрытую снегом. - Мне нравится, что ты спрашиваешь.