Таким образом, полежав и подумав еще, я решил, что мои родственники, обрамленные двухметровыми зарослями гороха, больше напоминали заговорщиков, чем людей, решивших положить конец прохладным родственным отношениям. И еще я вспомнил такую деталь: за последние годы мои кузены – двоюродные, троюродные и четвероюродные – прилетали ко мне не чаще двух-трех раз за один год, причем никогда не больше одного семейства за раз. А сейчас целых три семейки собрались в Поместье-ТриДэ, как будто притянутые сюда каким-то загадочным магнитом… И вот тогда, лежа в кровати, я и подумал: а действительно, почему они все прилетели сюда?

Я снова припомнил все события, происшедшие в нашем Поместье, начиная с воскресного вечера, когда к нам приехал мой дядюшка, и кончая сегодняшним вечером, и…

И тут меня осенило! Меня словно камнем ударило, потому что я понял: мои дражайшие родственнички прилетели сюда вовсе не для того, чтобы любоваться физиономиями старины Дениса и его женушки – они прилетели в Поместье-ТриДэ потому, что здесь был дядя Коля!

Я еще раз вспомнил всё то, что мне было известно о дяде – а вы узнаете об этом в следующей главе, – и мысленно кивнул, соглашаясь с собой: все мои родственники прилетели сюда именно потому, что в воскресенье вечером в Поместье-ТриДэ приехал наш дядя!

Моя идея о том, что именно дядюшка превратил Поместье-ТриДэ в то место, к которому, словно мухи на мед, с головокружительной скоростью слетались члены нашего родового дерева, полностью подтвердилась в среду, когда в десять утра над нашим Поместьем со слабым жужжанием зависли еще три летающих дома, буквально нашпигованные моими двоюродными братьями и племянниками. Три родных брата: Стас, Глеб и Влад Нехорошевы со своими женами и детьми – общим числом около двадцати человек – готовы были десантироваться на Поместье-ТриДэ, и их вопли типа:

– Здорово, Денис!..

– Как поживаешь, братан?..

– Старина, дай посадку!..

сотрясали воздух над нашей Долиной подобно пушечным выстрелам…

Когда я выскочил из дома и увидел это зрелище, то, честно скажу, сначала попросту испугался и не знал, что мне делать, потому что прекрасно представил, что будет с Поместьем, если сразу столько человек станут бродить по нему и, беря пример с дяди Коли, начнут пробовать всё, что растет на его грядках.

И мои опасения были вполне обоснованными! Я ведь забыл вам сказать, что еще вчера днем мои троюродные племянники весело промчались по зарослям малинника, в результате чего у меня возникли большие сомнения в том, что в ближайшие недели нам с Дашей удастся набрать хотя бы литр малины с этих кустов… Но уже через четверть минуты во мне вновь взыграли мои родственные чувства

(а они всегда были сильны, и я не знаю: хорошо это или плохо?),

и я дал “добро” на посадку братьям Нехорошевым. Ведь, согласитесь, не мог же я в этом им отказать?

Однако главное событие этого дня состояло вовсе не в том, что в Поместье-ТриДэ прилетел клан Нехорошевых – хотя и это было, без сомнения, важным. Гораздо важнее, на мой взгляд, описать то, что сделал мой дядюшка после того, как три домолета прилепились к нашему особняку. И вот этим-то я и собираюсь заняться в данной главе.

Итак, слушайте…

* * *

После того как три летающих дома прилепились к нашему особнячку – два с южной и северной стороны, а третий дом – сверху, на летушку четы Подлецовых

(ведь вы должны помнить, что непосредственно к нашему особняку могло подцепиться не больше пяти домолетов),

в Поместье-ТриДэ воцарилось настоящее вавилонское столпотворение. Мы с Дашей стояли в трех метрах от крыльца, а вокруг нас кружилось целое море родственников – тридцать пять или тридцать шесть человек

(я так и не смог установить точного числа, потому что младшие Нехорошевы метались из стороны в сторону и не давали себя сосчитать),

и только двенадцать из них были взрослыми! Это был самый настоящий кошмар: вокруг стоял такой визг

(почему-то все дети моих родственников оказались не старше семи-восьми лет),

что я лишь с трудом расслышал, как Стас Нехорошев – самый старший из братьев – прокричал в мою сторону:

– Дорогой брат Денис, помнишь в прошлом году…?

Ну, и всё в таком роде… Я думаю, вы уже догадались, что кричал он почти то же самое, что говорили Антон и Арнольд в понедельник и вторник? И честно говоря, я не знал, как же мне поступить в тот момент: рассмеяться идиотизму сложившейся ситуации или просто заплакать.

На секунду у меня даже мелькнула идея сбежать от этого сумасшествия в дом Сэра Уилтона Третьего и провести этот день, спокойно попивая чаек и перебрасываясь картами с Сэром Уилтоном… Но потом я решил, что если я сделаю это, то Поместье-ТриДэ окажется в полной власти моих родственников, и они превратят его в руины за считанные часы. Дом не мог обойтись без хозяина, поэтому я лишь уныло кивнул Нехорошеву и без всякой надежды в голосе спросил у жены, есть ли у нас еще что пожевать? К моему удивлению, Даша ответила, что пока что имеется. Я еще раз обвел мрачным взглядом толпу из орущих племянников, кинул взор на наш слегка покривившийся особнячок, который с шестью налипшими на него домолетами напоминал теперь странный конструктор, а потом…

– ВСЕМ ЗАТКНУТЬСЯ!

…и все мои родственнички разом умолкли.

Я обернулся назад, откуда прогремел грозный крик, и увидел, конечно же, дядюшку. Но что бы, вы думали, он сейчас делал? Он стоял, взгромоздившись на старую, проржавевшую бочку, и держал в руке проржавевший до дыр мегафон.

Я с удивленьем подумал: “А где же он взял эту бочку и мегафон?”, а потом вдруг решил, что, скорее всего, он одолжил эту рухлядь у Сэра Четвертого – у того в сараях всегда полно всякого барахла.

Между тем дядя Коля спрыгнул на землю и, крикнув еще для надежности: “ТИ-И-ХО!”, медленно двинулся в сторону притихшей толпы – и это, скажу я вам, было зрелище! Сжимая в руке мегафон, мой дядюшка прошел сквозь ряды наших родственничков, как раскаленный кинжал через масло, и остановился перед Антоном Подлецовым. Потом он протянул левую руку вверх

(дядя Коля на две головы ниже моего кузена)

и, сграбастав воротник Антона, притянул его голову вниз. А затем дядя заорал в мегафон

(маленькие «бочонки» Завидовы дружно шмыгнули носами, отчего под носами у них стало сухо второй раз в их жизни):

– А ТЕПЕРЬ, АНТОН ПОДЛЕЦОВ, И ВСЕ ВЫ, – дядя ткнул мегафоном в сторону взрослой части родни, – ОТВЕЧАЙТЕ: ЗАЧЕМ ВЫ НА САМОМ ДЕЛЕ ПРИЛЕТЕЛИ СЮДА? Я ХОЧУ ЗНАТЬ, КАК ВЫ УЗНАЛИ, ЧТО Я ЗДЕСЬ?!

Дядя Коля встряхнул Подлецова

(хотя трудно было поверить, что маленький дядя способен встряхнуть Подлецова, но это было именно так, я клянусь вам!),

и, помнится, я машинально подумал, что не хотел бы я оказаться сейчас на месте Антона. Красное лицо моего кузена покрылось какими-то желтыми пятнами и заблестело от пота… Несколько секунд над Поместьем-ТриДэ висела гробовая тишина, а потом Антон Подлецов сунул руку в карман своих брюк

(за ним, словно по команде, то же самое сделали все остальные кузены)

и вытащил оттуда кусочек блестящего пластика…

* * *

А теперь я на время оставлю в покое ватагу племянников и расскажу вам о том, о чем обещал рассказать еще во второй главе. Я раскрою вам историю появления нашей семьи, и когда вы закончите читать эту часть моего повествования, вы поймете причины реакции дяди Коли на появленье летушек, причины его поведения на протяжении последних двух дней и, главное, причины упорного нежелания дяди встречаться с нашими общими родственниками. Так что слушайте внимательно – я начинаю…

Итак, давным-давно

(если пятьдесят лет можно назвать “давным-давно”)

в небольшом городке на Урале жила семья Голодранцевых. Семья была бедной. Она была настолько бедной, что порой Голодранцевы по нескольку дней ничего не держали во рту, а вот ртов в той семье было много. У отца и матери Голодранцевых