Ньют подошёл и взял за руку, потащил в постель. Желание что-то изменить мгновенно растаяло. Да и было ли оно вообще, это желание?..

Прижиматься Ньют не стал — наоборот, отвернулся, и Тесей, помедлив, сам перекинул руку ему поперёк живота. Ньют увёл назад ноги, снова начал согревать их о ступни Тесея. Тот уже засыпал — и вдруг по карнизу застучало, дождевые струи начали бить в окна, и раздался рокот грома.

В какой-то момент, когда реальность почти растаяла, Тесею почудилось, будто Ньют заворочался под рукой, повернулся лицом, и подбородок ощутил мягкое прикосновение — словно поцелуй. Ещё чуть выше — и захватил бы губы.

Но, возможно, это уже было частью сна.

*

Тесей привык, что Ньют встаёт до него, но в это утро он пожалел, что не просыпается раньше брата. Пробуждение было в высшей степени смущающим. Он выругался вполголоса, пытаясь не думать о том, заметил ли Ньют.

Уже в ванной он быстро довёл себя до разрядки, отдышался и глянул в зеркало. Своё растерянное лицо он не оценил. В голове ещё витали обрывки сна, больше смахивающие на впечатления — смутно приятные, без конкретных людей. Просто чьи-то руки — там, а потом и губы, и собственные пальцы зарываются в мягкие короткие волосы, вроде бы светлые, с рыжиной…

Тесей усилием воли выкинул сон из головы и привычно начал искать брата по дому.

Ньют снова обнаружился в саду. Он поливал цветы — те, что пережили этот год и непривычно суровую зиму. Когда Тесей приблизился, он обернулся на шаги, сощурившись на солнце, стёр пот со лба рукавом, который, кажется, никогда не застёгивался на манжетах.

— Что тебе снилось интересного? — спросил Ньют не оставляющим сомнений тоном. Тесей понял, что краснеет, с лёгким ужасом вспомнив, насколько тесно они с братом прижимаются друг к другу во сне.

— И со мной бывает, — сказал Ньют, отворачиваясь и даря всё своё внимание ирисам. — Просто я же просыпаюсь раньше, вот ты и не в курсе. — Он снова повернулся к Тесею и добавил с ехидцей: — Не знал, что уши у тебя тоже могут краснеть.

Ньют рассеянно улыбнулся цветам и отвлёкся на чью-то нору посреди клумбы. Тесей продолжал стоять, донельзя смущённый.

— Не беспокойся, — произнёс Ньют, рассматривая нору. — Это же совершенно нормальное явление. Слушай, у нас, кажется, гном завёлся… и я подозреваю, не один. Мы же сходим сегодня за низлом? Он будет их прогонять из сада!

Тесей помялся, размышляя, стоит ли поднимать снова тему раздельного сна. Ньют явно считал разговор оконченным, Тесею же тем более не хотелось его продолжать.

— Сходим, — согласился он. — Мы же собирались. Так что не пачкай, ради Мерлина, чистую одежду.

— Я постараюсь, — ответил Ньют не очень убедительно и начал обходить клумбу кругом, то ли рассматривая цветы, то ли разыскивая гномов. Тесей мотнул головой и пошёл готовить завтрак.

Он за полчаса разругался вдрызг со старым сварливым очагом, не желавшим подчиняться и делать, как ему было приказано. «Какой из тебя глава дома, мальчишка! — прохрипел тот напоследок со звуком, напоминающим шипение воды на раскаленных камнях. — Молоко на губах не обсохло!»

Тесей мстительно подумал, что через год самолично отнесёт его на мусорку, и пусть шипит там сколько хочет. Ладно бы Ньют начал спорить — ему можно доводить до белого каления, у него вообще возраст такой — сложный… Но не неодушевлённые же предметы!..

Когда Ньют вошёл на кухню, то вгляделся в лицо — видимо, на нём ещё читалась злость, — пожал плечами и сам разложил яичницу по тарелкам.

Посреди завтрака через всю кухню пробежала самая обычная обнаглевшая мышь. Остановилась у стула Ньюта, и тот осторожно, чтобы не напугать, скинул ей на пол крошечный кусочек яичницы. Тесею стало вконец смешно.

— Ты словно сказочная принцесса. Все звери: и дикие, и не очень — все собираются вокруг тебя.

— Они догадываются, что я их не трону, — пояснил Ньют досадливо. — Животные это чувствуют.

— Ну-ну.

Допив чай первым, Тесей вышел из кухни и начал бесцельно бродить по дому. Поднялся на второй этаж, зачем-то заглянул в гостиную — их ночное поле битвы. Посмотрел на люстру, разворотившую пол — и направился дальше, в родительское крыло.

У комнаты отца он замялся, но что-то непреодолимо тянуло внутрь. Тесей вынул из кармана связку ключей, нашёл нужный и повернул его в замочной скважине, отворяя слабо скрипнувшую дверь. Здесь давно уже никого не было, но из уважения всё оставили так, словно отец лишь ненадолго вышел, и только слой пыли развеивал это впечатление. На столе лежали листы бумаги, заполненные размашистым косым почерком — едва начатые мемуары; рядом — газеты, перья в высокой подставке под мрамор, а на подоконнике — пепельница. Правда, пустая, хотя Тесей был бы не против вдохнуть запах сигар — такой привычный. Когда-то сигарным дымом пропах и весь кабинет отца, но давно уже выветрилось. А Ньют наверняка и не помнит этого запаха совсем. Сколько лет прошло — почти семь же?.. Мама бы сказала точно, она никогда не забывала дату.

Поддавшись порыву, Тесей открыл шкаф, погладил строгие костюмы. Достал один — светлый летний, уже такой старомодный с виду. Подумал-подумал… и начал раздеваться.

Рубашка оказалась чуть длиннее в рукавах, чем надо. Жесткий накрахмаленный воротник ощущался неудобным, а двубортный жилет — слишком жарким. Тесей безошибочно повязал галстук: пальцы хорошо помнили несколько узлов, которые отец когда-то вдолбил в него намертво. Вот Ньют — тот наверняка бы ошибся. Его уже и не учили толком.

Сверху Тесей накинул визитку и встал перед зеркалом. А потом хлопнул себя по лбу и потянулся за шляпой. Оглядел себя снова — и, порывшись в ящике стола, нашёл карманные часы, давным-давно остановившиеся. Зацепил за пуговицу жилета и вложил в кармашек. Теперь не хватало разве что туфель и белого платка, и Тесей не сразу, но смог найти летние туфли в шкафу. Размер оказался чуть больше, чем надо, но это было незаметно со стороны.

Тесей смотрел на себя и за слегка испуганным лицом видел слишком сильную похожесть, которая болезненно ощущалась в сердце. Шляпа затеняла глаза, чересчур молодые, но в остальном было очень… Вплоть до линии губ и подбородка. Тесей выпрямился, расправил плечи. На секунду ему показалось, что из зеркала на него смотрит отец.

Это было невыносимо тяжело, и Тесей отвернулся, вышел из комнаты и спустился вниз, к Ньюту. Тот опять был в саду, возился с обожаемыми мамиными ирисами. Тесей кашлянул, и брат обернулся. Он рассматривал молча и слишком долго, и наконец сморщил нос.

— Что? — забеспокоился Тесей.

— Тебе великоват, видно по плечам, да и брюки чуть длиннее, чем надо. Но вообще-то мне нравится, хорошо смотрелся бы, если бы шился на тебя. Отцовский же?

— Да. Не помнишь совсем?

Ньют покачал головой. А потом улыбнулся:

— Ты так выглядишь совсем взрослым.

Он ополоснул руки из лейки, приблизился. Потрогал галстук, провёл пальцами по цепочке часов и пуговицам жилета. Тесей сделал важный вид, приподнял шляпу и выпятил грудь. Ньют прыснул.

— В этом костюме ты как-то даже на себя непохож, непривычно, — сказал он, посерьёзнев. — Ты очень… красивый.

Тесей слегка обиделся.

— А обычно я что, страшный, что ли?

Ньют не ответил. Он вдруг повернул голову в сторону дома, будто напряжённо во что-то вслушиваясь. Шикнул на Тесея, нетерпеливо окликнувшего брата, и направился по тропе за угол, всё ускоряясь, пока, наконец, не перешёл на бег. Тесей в недоумении побежал в ту же сторону.

— Ньют! — крикнул он, завернув. — Да что…

И осёкся.

У могилы стоял Дамблдор.

Он печально глядел на холмик, сняв шляпу. Его взгляд скользнул и по пустому камню в изголовье, и по чуть завядшим букетам, которые рассыпались вокруг, и по пушистой шапке из цветов тимьяна, укрывших всю могилу нежным сиреневым покрывалом. Потом Дамблдор развернулся лицом, и Тесей крепко схватил Ньюта за предплечье. Пожалуй, слишком крепко — если бы Ньют не был так же на пределе нервов, то наверняка вскрикнул бы.