Возможно, из-за своего острого ума; она знала, что умнее обычного человека, и гораздо образованнее. Но ее индивидуализм выходил за пределы ее мозга; дело было в том, как она вообще смотрела на мир, всегда как-то со стороны. Она всегда была наблюдателем, независимо от того, что лично во многом участвовала, какой-то чуждой, инородной по отношению к остальному человечеству. Она не сетовала на этот факт; она просто знала об этом и смирялась с этим особым своим положением, как и со своими рыжими волосами.

Она всегда была одна, и это ее состояние одиночества являлось такой же неотъемлемой частью ее личности, как и ее неприязнь к кабачкам и гороху.

«Мне кажется», сказал Дракула с улыбкой, «что вы позволили своему современному образу мышления вторгнуться в то, что является лишь бизнесом развлечений, но удивительно эффективным, который способен выйти за рамки своей сферы действия. Тем не менее, я признаю, что мои познания в этой сфере ограничены».

«Это так», вмешалась она, задирая его. «Я спорю с невежеством. Прискорбно, но вы абсолютно неквалифицированы для этого спора, сэр».

«Согласен». На ее улыбку он ответил своей встречной улыбкой. «Давайте взглянем на историю, изложенную в фильме, с точки зрения господина по имени доктор Фрейд. Я прочел его книгу, и мне кажется, что символика гигантского самца, темного происхождения и такого же цвета кожи, вывезенного из дикого континента и ввергнутого в современный мир, в огромный мегаполис, а затем нападающего на механических зверей этого города и забирающегося на самую высокую его вершину, явного представителя мужского пола…»

Размышления Дракулы были прерваны вошедшими в комнату профессором Ван Хельсингом и молодым Харкером.

«Люсиль». Отец поцеловал ее в лоб. «Ты не спишь?»

Она взглянула на часы и оторопела. Был уже час после рассвета.

«Мы разговаривали», объяснила она.

«Хм, проговорили всю ночь», сказал ее отец, внимательно глядя на Дракулу. «Времяпрепровождение, которому я предавался так много раз».

«И я тоже», вмешался Харкер. «В школьные дни… э-э-э… ночи. Решая мировые проблемы за пинтой пива. Или двумя». Он улыбнулся Люсиль. «Или даже тремя».

«Да, доктор Ван Хельсинг, я прочел книгу, которую вы мне дали. Что вы думаете об этом Фрейде?», спросил Дракула.

«Давайте сначала позавтракаем», сказал ее отец и повел их вниз.

«Туфта это», заявил Харкер, когда они спускались по лестницу. «Этот Фрейд. Лже-наука».

Люсиль стала помогать с готовкой, а Харкер мешаться у нее под ногами. Дракула сел за стол, в ожидании дальнейшего обсуждения.

«Некоторые из его теорий, я это признаю, кажутся немного странными», сказал Ван Хельсинг. «Но саму идею изучения человеческой психики как объекта научного исследования я поддерживаю. Это можно сравнить с нашими исследованиями отдаленных уголков Амазонии, глубин океана, нашей Солнечной системы, миров, которые нам пока еще неизвестны, и которые ждут, чтобы мы разгадали их всеми доступными инструментами и способами, которыми мы располагаем. Человеческий разум — одна из этих темных, загадочных земель, которую мы должны начать, так сказать, картографировать, даже если некоторые места на этой карте отмечены условным обозначением “Здесь обитают чудовища”».

«Есть многое на свете, друг Горацио…», начал Дракула.

«…что и не снилось нашим мудрецам», закончила Люсиль.

Они с Дракулой переглянулись и рассмеялись. Англичанин не разделил с ними этого юмора, а вместо этого нахмурился, глядя на них двоих.

«Вы вдвоем так поладили, я смотрю», заметил Харкер. «Что никогда не подумаешь, что вас отделяют друг от друга пятьсот или более лет».

«У мисс Ван Хельсинг очень древняя душа», сказал Дракула, скорее адресуя эти слова ей, чем кому-либо еще на кухне.

«Зовите меня Люсиль, пожалуйста», сказала она ему. «А Князь Дракула — человек широких, прогрессивных взглядов, не закостеневший в старых, запретительных и репрессивных идеях, господствующих в наше время».

«И все равно он убийца», категорически заявил Харкер. Его слова тут же испортили общее приподнятое настроение, заставив всех замолчать. Люсиль повернулась к Харкеру, сжав губы в тонкую и твердую линию.

«Сейчас война, лейтенант», заявила она. «Мы все убийцы. И вы тоже».

«Но мы убиваем в силу необходимости», возразил Харкер. «А Князь забирает жизни, чтобы поддерживать свои жизненные силы, для, скажем так, пропитания. А порой (это он и сам признает), из-за собственной кровожадности. А это не совсем одно и то же».

«Не одно и то же?», спросил Дракула. «Видимо, у вас небольшой военный опыт, неужели вы не наблюдаете иногда кровожадности у своих товарищей в бою? Разве вы не убиваете других, чтобы сохранить себе жизнь? И разве вы не убиваете некоторых животных для собственного пропитания?»

«Вы ставите знак равенства между человеческими жизнями и жизнями безмозглых диких зверей, коров и овец?», грубо спросил Харкер. «Само собой, кто бы сомневался, что это так. Потому что вы же не человек. Вы и сам тоже какой-то зверь. Симулякр, лишь внешняя видимость человека».

«Но схож с ним достаточно, для того чтобы испытывать негодование от вашего тона, молодой человек». Глаза Дракулы запылали гневом. Он встал и повернулся к Харкеру. Англичанин не мог не затрепетать от могущества вампира.

Люсиль стала искать способ разрядить внезапно возникшую напряженность.

«Отец», сказала она довольно громко. «Что-нибудь известно о реакции нацистов на нашу маленькую вылазку прошлой ночью?»

Ван Хельсинг был более чем рад подхватить у нее эстафету. «Похоже, мы привели противника в замешательство, дезориентировав его», сказал он. «Или, точнее, не мы, а Князь. Я бы даже сказал, мы посеяли семена страха в среде оккупантов. Одни говорят о том, что на поезд напал медведь, другие — о волчьей стае, третьи — даже о пумах. Или еще того хуже».

«Великолепно», сказала Люсиль.

«Немецкие войска, дислоцированные в Плоешти, отказываются ехать на побывку на родину, если не могут добраться туда самолетом. Возможно, мы проигрываем в численности и оружии, но мы способны настолько запугать врага, что можем парализовать его деятельность».

«Что мы и делаем», сказал Харкер, отвернувшись от вампира. «Страх, несколько удачно размещенных бомб, стремительная просчитанная диверсия — и мы способны их парализовать. На данный момент. Но что дальше?»

«Что касается этого вопроса, сегодня утром у меня для вас на завтрак приготовлены не только яйца. Возможно, нашей веселой группе предостоит новая вылазка», сказал ее отец, махнув рукой Харкеру, чтобы он сел. Люсиль снабдила его тарелкой, и Ван Хельсинг выложил перед англичанином идеально приготовленный омлет.

Ее отец был таким же взыскательным поваром, как и хирургом, и его блюда всегда выглядели как на картинке, так, будто они были приготовлены специально для иллюстраций. Он разбил яйца в миску для Люсиль.

«Старый завод в Сфынту-Георге, производивший крылья к машинам Tatra, недавно переоборудован для производства артиллерийских снарядов», стал продолжать Ван Хельсинг.

«Это то самое место, где используется рабский труд, верно?», спросила Люсиль. «Я считала, он настолько сильно охраняется, что нам и думать даже нельзя на него напасть».

«Да, это так», согласился ее отец. «И раньше, вплоть до настоящего момента, итоговый результат такого нападения, а именно кратковременная остановка производства оружия, не стоил для нас тех возможных затрат, которые мы могли бы понести, потеряв людей и навлекая возможные ответные карательные меры возмездия на местное население.

«Однако теперь, хоть цена, которую придется заплатить за такую попытку, возможно, нисколько и не уменьшилась, но результат вырос в цене», сказал ее отец.

«В двух отношениях: во-первых, немецкие власти организовали на территории завода подразделение по сбору разведывательных данных — совместную группу в составе сотрудников гестапо и офицеров румынской военной разведки, пользуясь высокой защищенностью комплекса».