Морской бриз ерошил волосы Криса, когда он появился с подносом, уставленным разнообразными дарами моря, и опустил его на столик перед Николь. Она с тайным удовольствием разглядывала его стройную фигуру, наблюдала за его удивительно пластичной походкой. И невольно вспоминалась прошлая ночь… Внутри у нее сладко заныло, а щеки окрасились ярким румянцем.

– Я взял все, что у них было, чтобы ты попробовала и знала, что выбирать в следующий раз. Потом выпьем кофе и немного погуляем по пляжу. Идет?

– Идет, – смущенно согласилась Николь, переводя взгляд на содержимое подноса. Единственно, что она узнала среди всей кулинарной роскоши, это были запеченные креветки и мидии. Всего остального ей не то, что пробовать, даже видеть раньше не доводилось.

– В воскресные дни мы приезжали сюда на ланч всей семьей, – вспоминал Крис, составляя с подноса тарелки и соусники. – Я был тогда еще маленьким. Мы оставались здесь до вечера. Купались, играли, возились в песке. Вон как те ребятишки.

Поглядывая на детей, развлекающихся на пляже, Николь остановила внимание на маленькой девочке, напомнившей ей Джуди, и на мальчике, чуть постарше Джонни. Они играли большим пляжным мячом желто-красного цвета. Мальчик старался метнуть его прямо малышке в руки, а та подбрасывала, куда попало, и парнишке приходилось то и дело вылавливать мяч из воды. Он так отважно бросался за ним в море, что Николь залюбовалась им.

На секунду она представила, что это играют Джуди и Джонни, а они с Крисом любовно наблюдают за детьми. Кажется, я опять перегреваюсь, подумала Николь и уткнулась взглядом в тарелку с креветками под белым соусом, которые так и таяли во рту.

– Интересно, какой ты была в детстве… – произнес задумчиво Крис.

– Обычным ребенком, ничего выдающегося собой не представляла. Возможно, стала более замкнутой после ухода отца из семьи.

– Наверное, твое недоверие к мужчинам возникло именно тогда, – предположил ее спутник так, словно разговаривал сам с собой.

– Мне кажется, ты должен больше заниматься своей дочерью, – взволнованно заговорила Николь, подчиняясь возникшему в ней импульсу. – Она нуждается в твоем обществе, потому что любит тебя. Бабушка ей тоже необходима, но ты ей нужен больше. Твое постоянное отсутствие плохо сказывается на ней, девочка чувствует себя заброшенной, и в душе тоскует, пойми!

Николь уличила себя в том, что невольно рассказывает ему о том, что самой пришлось пережить в далеком детстве, когда из ее жизни исчез отец.

Крис внимательно посмотрел на нее, словно прочитал мысли, потом отвернулся и стал наблюдать за играющими детьми.

– Знаешь, о чем я сейчас подумал? – оживленно заговорил он, снова поворачиваясь к ней. – А не купить ли мне здесь домик? Поселюсь с матерью и Джуди. До города недалеко. Городской особняк и дом матери продам, будет на что выкупить акции нашей фирмы. – Он допил кофе.

– Ты хотел прогуляться по пляжу? Так идем, а то я и к ланчу не попаду в дом Кэти, – сказала Николь, которой уже не сиделось на месте от нетерпения поскорее добраться к сыну.

Сняв обувь и носки, они прошли по белому песку к самой воде и с наслаждением зашлепали по ней вдоль кромки с белой полосой пенного прибоя. В какой-то момент рядом с ними кинулся в воду мальчик, спасая в очередной раз мяч, брошенный неловкими ручками девочки, и брызги полетели в лицо Николь, шедшей впереди. Непроизвольно она отвернулась и уткнулась головой Крису в грудь. Он легко прижал ее к себе, и они замерли, переполненные ощущением волнующей близости.

– Ты любишь детей? – тихо спросил Крис. Этот вопрос застал Николь врасплох, в этот момент она думала совсем о другом, уютно устроившись в его объятиях.

– Мне нравятся такие, как твоя Джуди, например. Возможно потому, что у нас с ней много общего. У нее богатое воображение, любящее сердце. Она очень талантливая девочка.

– Ты ей тоже понравилась, – отозвался Крис. – Она мне сама сказала.

– Правда? – растроганно пробормотала Николь.

Крис поцеловал ее волосы.

– Смотри-ка, твои волосы быстро впитали в себя запахи моря и стали чуть солоноватыми.

Если бы не Джонни, Николь согласилась бы стоять здесь вот так, под защитой рук Криса, целую вечность.

– Ты не хочешь рассказать мне о своем сыне, Николь? – неожиданно спросил Крис.

Она на секунду замерла, а потом отпрянула и, не глядя на него, торопливо пошла обратно.

Вокруг все сверкало и переливалось под ярким солнцем, шумел прибой, и весело смеялись дети, но ничего больше не видела вокруг себя Николь. Злые слезы застилали ей глаза, из каких-то глубин ее души поднималась яростная темная сила.

Как он посмел?! Как он посмел?! Твердила она про себя, оступаясь и чуть не падая, потому что не разбирала дороги. Только напоровшись на Острый камешек, она поняла, что пляж остался позади, и остановилась.

А что он, собственно, посмел? Она ведь ждала этого момента, когда помощник Криса докопается до ее прошлого и наверняка узнает о существовании Джонни. Это страх заставлял ее скрывать сына, вначале от убийц его отца, а потом от работодателей, которые предпочитают не брать на работу матерей-одиночек. Чего сейчас ей бояться? И сколько можно продолжать жить без сына?

Николь отряхнула песок и обулась. Подоспевший Крис протянул ей согнутую руку для опоры, но она сделала вид, что не заметила его любезности. Испытывая неловкость, она, не глядя на Криса, продолжала стоять.

– Пойдем, – тихо предложил он.

Все так же, опустив глаза, она послушно пошла за ним. Внутри нагревшейся на солнце машины было нечем дышать. И после легкой прохлады, которую приносил ветер с моря, Николь мгновенно покрылась испариной. После пережитого взрыва эмоций она чувствовала слабость и тошноту. Не хватало только, чтобы в таком виде меня увидел сын, подумала Николь.

Крис поспешил включить зажигание, и вскоре они уже ехали по шоссе в обратном направлении. В открытые окна врывался встречный поток воздуха, он нес прохладу, и Николь с облегчением вздохнула полной грудью. Ей было неловко перед Леонетти за свое поведение, но почему-то и чувство досады на него не проходило. Неужели она настолько замкнулась в своем одиночестве, что любая попытка проникнуть в ее жизнь вызывала в ней яростный протест?

– По-моему, твоя агентура работает лучше, чем у Форбса, – холодно заявила Николь.

– Ошибаешься, я случайно увидел фотографию в твоей тумбочке. Ты не успела до конца задвинуть ящик, когда прятала ее, – ответил Крис, за внешним спокойствием которого чувствовалось огромное напряжение. – Оказалось, что я, да, может, и никто в этом городе, за исключением твоей тетушки, ничего не знал о тебе. Ты была замужем и развелась?

– Мой муж… умер.

– Правда?

– Нет. Его убили.

Машина замедлила ход, и вскоре Крис остановился, съехав на обочину в тени раскидистой магнолии.

– Расскажи, если тебе не очень больно вспоминать об этом, – попросил он.

– Прошло уже больше четырех лет, – с трудом начала Николь, а потом ее словно прорвало. – Мой муж, Армен Григорян, был одним из трех Верховных судей в суде третьей инстанции. Точнее, Главным судьей. Я там стажировалась после окончания юридического колледжа и входила в штат его сотрудников. Как правило, в суде третьей инстанции рассматривались дела об убийствах, связанные с организованной преступностью в экономической сфере. – Слова Николь лились сплошным потоком, как будто она долго ждала, когда сможет извергнуть из себя все то, о чем долго молчала.

Крис молчал, внимательно слушая ее.

– Самое страшное, когда надо было рассматривать дела приговоренных к смертной казни. От решения трех судей зависела жизнь человека, обвиняемого в убийстве. Армен был против смертной казни. Но убили его не за это. Впрочем, у полиции была версия самоубийства. Но я знала, что это не так, у меня оказались на руках доказательства существовавшей в Верховном Суде коррупции. Армен собирал их и накануне своей гибели передал мне. Впоследствии я сумела переправить их агенту ФБР. Дело, в общем, замяли, потому что» ниточки тянулись очень высоко. Главного коррупционера отправили на пенсию, мелких уволили или перевели на другую работу. Много сил и времени я потратила на то, чтобы высчитать убийцу. Этот мерзавец сам признался мне в том, что он сделал и как…