– Тебе нужно было нормальное, черт, хоть какое-то лечение. И даже в штабе, когда на нас напали, как бы я вытащил тебя оттуда? – продолжал Капитан. Он активно жестикулировал, продолжая давний спор, и его щеки и шея покраснели. – Я не бросил тебя! Я только хотел, чтобы ты был в безопасности. И приехал, как только смог, но ты не узнал меня. Даже не понимал толком, кто ты и где находишься. В тот, первый, раз ты здорово поджарил себе мозги… Где ты вообще откопал эту проклятую машину для обнулений?

Капитан сверкнул глазами в сторону Солдата так, будто правда ожидал, что он даст ему подробный ответ, и был похож на ощипанного в драке воробья. Солдат не удержался и коснулся его руки. Капитан схватился за нее, будто падал в пропасть.

– Помню я тебя или нет, это ничего не меняет, – заметил Солдат. Это и правда было неважно: воспоминания – только набор цветных картинок, нет одних – всегда можно заменить новыми.

– Знаю, мы сразу нашли общий язык… – рассеянно ответил Капитан. – Но тогда было главным, что ты шел на поправку. Я думал, расскажу тебе все, а потом ты и сам все вспомнишь. И почему я не разнес это чертово кресло! – воскликнул он и скорчился, как от боли. – Когда я приехал в следующий раз, ты снова почти ничего не помнил, только часть построений в тот день, когда я был здесь впервые, и немного о войне. О том, что я не выбрал тебя. Тогда мне передали твое письмо. Ты приказал обнулять себя после каждой встречи со мной до тех пор, пока я не заберу тебя отсюда. Черт, ты на двадцати пяти страницах рассказывал мне, какой я ублюдок и как сильно тебе нужен.

Солдат не выдержал и рассмеялся в кулак. Еще утром Капитан казался ему небожителем, звездой, до которой не достанешь, сколько ни тянись. Он и был таким: великолепным, сияющим, неповторимым, – и Солдат больше всего хотел принадлежать ему. Но оказывается, и Капитан, такой особенный, такой великий, тоже принадлежал Солдату, раз тот смог заставить его так тосковать.

– Ты смеешься надо мной? Над моими несчастьями? – покачал головой Капитан. – Ты очень жестокий, знаешь об этом?

Солдат сгреб его в охапку и, поцеловав, заставил улечься на свое плечо.

– Люблю тебя, – проговорил Капитан. – Даже такого. Ты идеально все просчитал. Я не мог не возвращаться к тебе, ведь ты ждал меня. Только вот я был для тебя чужим…

– Это не так, – прошептал Солдат. Он укачивал Капитана, встрепанного и разбитого, в своих руках и ругал себя последними словами. Ему не было стыдно за обнуления, он бы и сейчас не поступил иначе. Без обнулений, помня Капитана настоящего, их близость, его ласки, Солдат и дня не протянул бы в разлуке. Только не мог понять, как же сумел отпустить его.

– Я столько раз мечтал прекратить все это. Уничтожить кресло. Но я не смог тебя уберечь, не смог дать то, чего ты хотел, когда ты просил остаться. Решил: пусть хоть с этим получится, как ты придумал. Ну, видишь, и тут не вышло.

– Я прощаю тебя, – отмахнулся Солдат. – Все прошло. А сейчас – мы уедем отсюда. Мы выиграем этот бой и эту войну. Вместе. Как раньше. А потом…

– Не будет никакого потом! Мы уже проиграли, – усмехнулся Капитан. – Этот бой ничего не решит, только даст немного времени.

– Для чего?

– Для тебя. Тебя вывезут отсюда и спрячут так, что никто и никогда не найдет, даже если будут искать. Все уже готово, – сказал Капитан. – Наверное, не стоило приезжать сюда самому. Но я не хотел, чтобы ты думал, будто я так и не пришел к тебе, что я никогда тебя не любил.

– Так умрем вместе! – закричал Солдат.

– Прости, не могу, – сказал Капитан. – Я не дал тебе умереть тогда, не дам и сейчас. Это – мое решение.

Солдат хотел было возразить, но передумал. Наверняка он спорил с Капитаном десятки раз. Кричал, угрожал, требовал, упрашивал. Плакал. Он не сомневался, что бывало и так. Но ничего из этого не срабатывало. Поэтому он собрался и как мог равнодушно бросил:

– Ладно.

– Правда? – переспросил Капитан, и в его печальных глазах промелькнула тень надежды.

– Да. Только никакой эвакуации не будет. Я не сдвинусь с этого места, пока ты не победишь или не проиграешь – мне плевать – и не вернешься сюда. Без тебя я не уйду.

– Пожалуйста, не надо…

– Мы уйдем отсюда вместе или умрем вместе, так или иначе. Это – мое решение.

– Я не смогу, никто не сможет, – взмолился Капитан.

Солдат почувствовал, что злится по-настоящему, как не злился на себя или на Капитана за весь день, как ни разу ни на кого не злился за всю жизнь. Солдат два года жил для него, дышал для него, а Капитан не мог сделать в ответ такую малость.

– Значит, тебе придется стараться лучше, – холодно бросил он и больше не проронил ни слова.

*

Солдат изо всех сил старался не задремать, но выходило плохо.

Прошло пять суток с тех пор, как бункер опустел, и четверо – с тех пор, как исчез с лица земли. Когда Солдат услышал сигнал сирены, возвещающей, что автоматическая система ПВО активирована, чтобы отразить атаку, он решил покинуть базу. То, что она рассекречена и вражеские бомбардировщики добрались сюда, чтобы ее уничтожить, не предвещало ничего хорошего. Но как бы оно ни сложилось с решающим боем, Капитану потребовалось бы время, чтобы добраться сюда.

Первый взрыв прогремел, как только Солдат выбрался на поверхность. Уши закладывало от гула моторов самолетов, так что он решил укрыться в лесу. Дорога, по которой к бункеру подъезжали автомобили, была разрушена, поэтому Солдату пришлось бросить коляску и взбираться ползком по крутому склону. Безопаснее было уйти дальше в лес, но он решил остаться. Вдруг Капитан вернется прямо сейчас, а такая мелочь, как бомбы, не остановит его от того, чтобы полезть в бункер, если он будет думать, что Солдат еще там.

Шли дни, а Солдат не двигался с места в своем укрытии на краю леса. Чем дольше он ждал, тем больше винил себя, что не взял с собой ни медикаментов, ни припасов. Если Капитана все еще нет, значит, он может быть ранен, поэтому задержался в пути. Ему могла понадобиться помощь, и Солдат волновался, что не сможет ее оказать и тот истечет кровью у него на руках. Он видел это каждый раз, стоило ему прикрыть глаза.

На третий день это стало даже радовать его. Он мог долго обходиться без еды и воды, хотя голод и обезвоживание стали сказываться на его самочувствии. Со сном было сложнее. Он не мог задремать даже ненадолго, боясь, что Капитан придет и не найдет его в лесу. Выйти к руинам бункера он тоже не мог, опасаясь нарваться на вражеский отряд, который, он не сомневался, рано или поздно придет осмотреть территорию.

Но все же и его силы заканчивались. То и дело он проваливался на несколько минут в мутный сон, полный криков и крови, просыпался в холодном поту, но через некоторое время отключался снова. На этот раз он заснул надолго. Когда он открыл глаза, уже стемнело. При свете полной луны Солдат увидел у развалин бункера темную фигуру. Человек бродил среди кусков бетонных плит, торчащих из земли. Он сильно сутулился и неловко прикрывал правый бок, будто тот болел. Но легко, одной рукой, вырывал из земли обломки бетона и искореженного металла, оттаскивая их в сторону, а потом становился на колени и руками разгребал землю, добираясь до следующих обломков. Должно быть, он делал это довольно давно – в земле образовалась порядочная яма.

Солдат почувствовал, что улыбается. Он едва мог сфокусировать взгляд, тело почти не слушалось его, и он был рад увидеть Капитана в последний раз. Ему самому хватило бы и этого. Но Капитан был ранен и так упорен, что не оставил бы бункер в покое, пока не разобрал бы его по камешкам или не упал бы замертво.

Солдат медленно, очень медленно пополз к обрыву. Он вложил остатки сил в истошный болезненный крик. Протянул руку к Капитану и провалился в темноту.

Он уснул. Ему снилось тепло рук и тихий ласковый голос. Он спал спокойно – верил, что дотянулся.