– Хочешь показать мне, как стреляешь? Хорошо, – сказал Капитан.

Он разомкнул пальцы, обошел инвалидное кресло со спины и, взявшись за ручки, повез ошарашенного Солдата мимо строя – на виду у всех – к выходу.

*

Два года Солдат засыпал и просыпался с одной мечтой – чтобы Капитан дал ему шанс проявить себя. Когда же это наконец произошло, он был в полном смятении. Капитан уверенно двигался в сторону стрельбища. Вес Солдата, даже с коляской и железной рукой, был для него незначительным, и все же, толкая его вперед, Капитан склонялся так, что стоило Солдату пошевелиться или качнуться на резком повороте, как затылком он прижимался к его груди. Солдат что было сил вцепился в подлокотники кресла. Скрип металла под его пальцами будто прошел сквозь тело и эхом отозвался в пустых коридорах базы. Солдат поспешно отдернул руки и сжал вместо железных подлокотников свои бедра чуть выше колен. Все равно они бесполезны и хотя бы не производят такого шума. Он изо всех сил пытался сосредоточиться на предстоящих испытаниях, но выходило плохо. Он не смел обернуться, но ему чудилось, что Капитан не сводит с него глаз.

Но подумать было о чем. Солдат ругал себя последними словами за то, что так сразу сказал про стрельбу. Она давалась легко, будто он родился с винтовкой в руках, но было очень-очень глупо сходу выдавать свое главное преимущество. Он выбьет все мишени, сменит десяток видов оружия, и что дальше? Как бы он ни старался, укрепить хорошее впечатление ему будет совершенно нечем.

Когда они оказались на стрельбище, Солдата едва не накрыло полноценной панической атакой. Ствол винтовки, той самой, которую он привык считать своим собственным оружием, подрагивал. А значит, все равно что ходил ходуном.

Солдат коснулся курка, понимая, что пуля пройдет мимо мишени. Ближайшей. Неподвижной. Размером с человека. Он видел, как делает новый выстрел и следующий, как палит без разбора и не попадает. Как хватает новый магазин, не может поставить его на место правильным концом. Как металлическая коробка лопается под железными пальцами. Как пули рассыпаются по полу. Как Капитан досадует, что зря потратил свое время, обманувшись. И перед тем как развернуться и уйти, на прощание касается его плеча. Солдат сквозь толстую кожу тактического костюма чувствовал тепло его руки, рисунок линий на его ладони, ток крови в подушечках пальцев.

– Давай, – услышал он прямо над своим ухом и выстрелил.

Солдат выбил сначала ближние мишени, потом дальние. И движущиеся – когда им с Капитаном стало скучно. В программе симуляции штурма он не позволил ни одной цели сделать ни одного выстрела и продвинуться хоть на дюйм вперед. Ведь рядом стоял Капитан. Нет ничего важнее безопасности Капитана, даже если речь идет о ненастоящих пулях.

– Никогда не видел, чтобы кто-то стрелял так, как ты, – сказал Капитан.

Его голос звучал ровно и спокойно. Он не хвалил Солдата и не восхищался им. Только констатировал факт. Солдат почувствовал, как волнения этого утра отступают: понял, что первую часть испытания он прошел.

*

– Ты отлично стреляешь, – повторил Капитан. – Но мне докладывали, что ты можешь показать кое-что не менее впечатляющее. Хочу посмотреть.

Он по-отечески улыбался Солдату. Тот больше не паниковал. Он хорошо показал себя на стрельбище, и Капитан сказал, что знает нечто, в чем Солдат может проявить себя не хуже. Солдат не мог придумать, чем бы это могло быть, но Капитану ведь виднее. Он верил ему и дрожал от нетерпения узнать, что же тот для него придумал. Капитан снова толкал перед собой его инвалидное кресло, но теперь Солдат не вздрагивал на каждом шаге. Напротив, он едва не выпрыгивал из кресла, он бы вскочил и побежал вперед сам. Если бы, конечно, мог.

Они двигались к тренировочному залу. Солдат предвкушал, как будет крутиться на кольцах, поднимать неподъемные для обычного человека гири, виться как змея на ринге, сваливая на пол и беря в удушающий захват противника. Но Капитан не замедлил шага у входа в тренировочный зал, не остановился у зала для спаррингов или зала с тренажерами. Солдат сильнее стиснул зубы, сдерживая стон разочарования, когда они пересекли весь тренировочный комплекс и оказались у двери самого дальнего зала. Не того, что для настоящих бойцов. Для сломанных и бесполезных. Для Солдата.

Зал для реабилитации – последнее место, где Солдат хотел бы находиться. Тем более вместе с Капитаном. С точки зрения того, в этом, наверное, был смысл. Он уже увидел то, в чем Солдат выделяется в лучшую сторону, пришло время проверить, насколько он плох в том, что ему никак не дается. И все же было обидно. Солдат не мог ходить, он во всей красе показал это на построении. Но ему казалось, если Капитан увидит, с каким трудом Солдат делает те упражнения, которые сам он и за тренировку не считает, он осознает всю его немощь.

Солдат силился закричать, что не хочет, не будет этого делать, но слова застряли в горле. Должно быть, Капитан почувствовал смятение, поэтому помог скрыть его слабость. Снова. Он опустился на одно колено, и Солдат в оцепенении наблюдал, как тот расшнуровывает и снимает его тяжелые ботинки, а затем стягивает носки. Капитан снова улыбнулся своей ослепительной улыбкой, стряхнул несколько ворсинок от носков со ступней Солдата и начал осторожно растирать их, разгоняя застоявшуюся кровь.

Солдат не сводил глаз с его рук, видел, как розовеет кожа под прикосновениями, как сгибаются и разгибаются пальцы, как приходят в движение одеревеневшие мышцы, и не мог поверить, что Капитан прикасается к нему. Сначала Солдат решил, что тот думает, будто он не сможет сделать все, что нужно, сам. Но тогда Капитан позвал бы помощника, а не стал трогать ноги кого-то столь незначительного и становиться перед ним на колени.

Правда, Солдат почти не чувствовал его прикосновений. Во всяком случае, не так остро, как его руку на своем плече раньше. И Солдат немного успокоился, найдя простое объяснение. Он всегда приводил в порядок свое оружие сам и уж точно не считал свои ноги чем-то живым, чем-то, что на самом деле является его частью. Так, должно быть, и Капитан лично приводил в порядок вещь, которую намеревался увидеть в действии.

Он надел на ноги Солдата фиксаторы, подхватив его под руки, помог добраться до низких брусьев и, отступив, бросил один на один с ненавистным снарядом.

Солдат выровнялся, упираясь прямыми руками в брусья, поставил ноги в нужную позицию, глубоко вдохнул, выдохнул и начал двигаться. Он старался все делать по правилам, как учил физиотерапевт. Поэтому, как бы ни было велико искушение, не вцепился в брусья. На руках он мог бы пройти нужное расстояние за считанные секунды. Но Капитан внимательно смотрел, поэтому Солдат положил руки на брусья, не обхватывая их, не опираясь сверх меры, и сделал первый шаг.

Получилось так себе. Он допустил сразу несколько ошибок. Шагнул одеревеневшей, совсем неподвижной правой ногой, а потом перенапряг косые мышцы живота, приводя ее в движение. Вместо хорошего, уверенного шага, который мог бы понравиться Капитану, получился кривой мах ногой в сторону, едва не перешедший в падение, когда пришло время на нее опереться. Конечно, Капитан, даже при всем его широчайшем кругозоре и остром уме, не мог знать всех тонкостей физиотерапии, но даже непрофессионалу было понятно, что это – никуда не годится.

Солдат вовремя схватился за брусья и устоял. Он подобрался, принял стартовую стойку и начал все сначала. Он уцепился взглядом за крюк на противоположной стене и постарался забыть, что он тут не один. На стрельбище поддержка Капитана выручила его, но теперь он снова едва мог сосредоточиться, чувствуя на себе, на своих ногах, его взгляд.

Солдат более-менее пристойно прошел до конца брусьев, а потом и обратно. Все-таки он немного схалтурил, слишком сильно опираясь на правую руку. Но в глубине души он считал это честным. Его левая половина тела была тяжелее правой, а правая нога – слабее левой. Он просто как грамотный стратег разумно перераспределял имеющиеся ресурсы. Как бы он хотел, чтобы Капитан сам понял его задумку! Но тот только смотрел, а Солдат не смел заговорить с ним первым.