Из нее будто выкачали всю жизнь, оставив ровно столько, чтобы дышать, ходить, разговаривать. А это слишком большое и слишком взрослое для нее платье, в которое ее нарядили, только подчеркивало эти перемены. Он видел, как она смеялась, но это был не ее звонкий полудетский смех, это была его жалкая нервная копия.

Сергей сотни, тысячи раз представлял себе их встречу, прокручивая в голове фразы, которые скажет ей. Он лелеял в себе злость и обиду, представляя ее счастливой и сияющей. Продумывал слова, которые смогут задеть ее за живое, оскорбить, расстроить, хоть на секунду омрачить ее счастливое настоящее и будущее раскаянием в своем выборе. Он давил в глубине души робкую надежду, когда она рисовалась ему разочарованной и сожалеющей о своей потере. Он вспоминал медовый запах ее непослушных волос, представляя как касается ее плеча, в эту минуту почти осязая по памяти бархат ее светлой полупрозрачной кожи. Он думал о ней каждую минуту, носил эти мучительные и сладостные воспоминания за собой повсюду, представляя ее себе разной, но только не такой.

Белов мог вынести все, что угодно. Он привык терпеть боль, каждый день преодолевать себя, делать свое дело несмотря не на что и при этом показывать лучший результат. Единственное, что он не мог вынести, это ее боль. Кто угодно, только не она. Сергей не видел ее больше месяца и знал, кто был рядом с Асей все это время.

Модестас не хвастался своими любовными победами, но по сияющему лицу литовца и так было понятно, что их отношения давно вышли за рамки поцелуев на скамейке. Белов слишком давно и слишком хорошо знал капитана. Даже по манере его игры, по тому, как он забрасывает мяч в кольцо и отдает пас, он мог определить, что происходит сейчас в жизни бывшего друга. И у него не было сомнений в том, кто виноват, что она стала такой.

Не помня, как добежал до мужского общежития, Белов за считанные секунды преодолел лестницу на третий этаж и, резким движением распахивая дверь, вломился в комнату капитана. Модестас был один и лежал на своей кровати, лениво просматривая передовицу газеты «Советский спорт». Он вздрогнул, услышав хруст хрупкой фанерной двери, ударившейся о стоявшую рядом тумбочку Жара, и поднял на Белова глаза.

Тяжело дыша и прожигая капитана обезумевшим от ярости взглядом, комсорг схватил Модестаса за грудки и, резким движением поднимая его с кровати, прижал к стене.

- Что ты с ней сделал? – прошипел он ему в лицо.

- О чем ты? – испуганно проговорил литовец, безуспешно пытаясь освободиться.

- Я ее видел! – уже почти кричал комсорг, – Она полумертвая, на себя не похожа! Ты хоть иногда с нее слезаешь?

- А ты сразу решил, что я во всем виноват? – понимая, наконец, о чем речь, выпалил Модестас, – Конечно, ты же у нас святой, ты не причем!

- Что ты хочешь этим сказать? – сильнее прижимая его к стене, выкрикнул Белов.

- А то, что ты зря думаешь, что ваша история для нее так легко закончилась! – тоже уже кричал в ответ капитан.

Комсорг, в недоумении переваривая новую информацию, слегка ослабил хватку, и Модестас воспользовался этим замешательством, резко оттолкнув его от себя.

- Ты даже ни разу не поинтересовался, как она, – потирая грудь и расправляя смятую футболку, зло проговорил литовец, сверля друга взглядом, – Даже не попытался ее увидеть!

- У меня, в отличие от тебя, гордость есть. И принципы! Я не буду там, где меня не хотят, – хмуро проговорил Белов, отступая от него на шаг и продолжая пристально смотреть в глаза капитану.

Модестас опустил голову и отошел к окну, повернувшись спиной к комсоргу.

- Вот поэтому ты и спишь со своими принципами, а я – с ней, – глядя на кроны деревьев во дворе, сдержанно сказал он. Литовец смотрел в окно и лихорадочно соображал, стоит ли рассказывать Белову, что на самом деле происходит с Асей, будет ли это предательством по отношению к ней или, наоборот, спасением для нее.

- Я видел, как она платье свадебное примеряла. Смеялась, – вдруг услышал капитан за спиной тихий голос Сергея и обернулся на него.

Комсорг сидел на кровати Жара, опираясь локтями о колени и опустив голову на руки.

- Ни одному из нас она не достанется, все бессмысленно, – также тихо проговорил Модестас, – Осталось совсем немного времени... А вы оба.. Да! И ты, и она! Вы его так глупо тратите.

- Она сказала мне «нет», – вставая и подходя к другу, сурово сказал Белов.

- И что? – поворачиваясь к нему лицом, с грустной усмешкой произнес капитан, – Она мне сотню раз говорила «нет». Разве меня это когда-нибудь останавливало?

- А теперь она поманила и ты сразу побежал, виляя хвостом и высунув язык, как верный пес, – зло ехидничал комсорг, вглядываясь в лицо Модестаса, – А что ты будешь делать, когда она дошьет свое подвенечное платье? Пойдешь помогать ей выбирать обручальные кольца?

Капитан опустил глаза и молча смотрел в пол, не находя ответа.

– Я не стану за ней бегать, – сквозь зубы процедил комсорг, – Не буду унижаться перед ней, чтобы стать ее предсвадебным развлечением.

Модестас тяжело вздохнул и покачал головой.

- Дурак ты, Белов. И принципы у тебя дурацкие, – с сожалением сказал он, дотрагиваясь до плеча друга, и вышел из комнаты.

====== Глава 25 ======

Всем термометрам назло

Я к тебе на ледоколах!

У снегов свои приколы,

Но у рук мое тепло.

Ах, как ночь луну разбудит,

Снова мне бежать изгоем.

Слишком этот мир запутан,

Чтобы просто быть с тобою.

Теперь у Аси не осталось никаких сомнений – он ненавидел ее. Она своими глазами видела, как его больной затравленный взгляд стремительно наливался яростью, заставляя ее задыхаться и терять над собой контроль. И это был справедливый гнев. Она заслужила. За все жестокие поступки и решения, когда она с легкостью переступала через чувства других людей, не задумываясь и не сожалея ни о чем, продолжая идти вперед, она сейчас получала ответный удар.

Впервые за всю свою жизнь, наполненную мимолетными увлечениями, невинными с ее точки зрения шалостями, игрой с собственными и чужими эмоциями, Асю по-настоящему настигло чувство вины. Ясно как день она теперь видела последствия своих необдуманных действий, жертвой которых на этот раз стала она сама.

Этот светлый, правильный, искренний человек споткнулся о ее беспощадный холодный эгоизм, о ее волчью манеру брать, ничего не отдавая взамен. Сергей открыл ей свое сердце, не подозревая в маленькой смешной девочке и малой доли этой ледяной жестокости. Он доверчиво отдал ей его прямо в руки, обманутый их теплом и близостью. А она разорвала его в клочья и выбросила, как поступала с каждым, кто мог нарушить ее четко прочерченный жизненный курс.

Асе всю жизнь удавалось избегать ответственности за свои поступки, за них всегда расплачивались другие. Она не знала и даже не хотела знать и толики тех последствий, которые имели ее действия для людей, с которыми она играла в свою любимую игру. Эта безнаказанность делала ее еще более дерзкой и отчаянной, стирая границы дозволенного и разрушая, и без того хрупкую, мораль. Ася расслабилась, пропустила удар, позволила другому человеку проникнуть слишком глубоко в душу, и теперь жестоко расплачивалась за это.

Он был слишком прав в своей ненависти, чтобы просить прощения, но желание покаяться, попытаться объяснить, исправить хоть что-то поселилось в Асиной душе после этой случайной встречи и росло с каждым днем. Она должна была сделать это сразу, но в свойственной себе манере просто сбежала от трудного разговора. Теперь же это становилось навязчивой идеей.

Терзаясь страхами и сомнениями, девушка днями и ночами прокручивала в голове их возможный разговор. Что она ему скажет? Чем сможет оправдать себя? Он видел ее в свадебном платье. Что может быть ужаснее для мужчины, чем увидеть свою возлюбленную невестой другого? Не просто знать, а видеть собственными глазами! Он знал, точно знал, как далеко зашли ее отношения с Модестасом. В этом Ася была уверена. Капитан не умел скрывать свои эмоции, ему даже не нужно было рассказывать об этом, чтобы Сергей все понял по его лицу. Что может быть ужаснее, чем знать, что твоя возлюбленная, отдалась твоему другу? Не просто предпочла его тебе, а бездумно отдала то, что годами так бережно хранила, то, что по закону самой природы, по праву любви должно было стать твоим?