Элеонора Езерская, самый дорогой модельер столицы и любимица партийной элиты, сверлила Асю бешеным взглядом, оглядывая свое творение на ней. Даже сквозь плотный, искусно наложенный, макияж было видно, как пылают от гнева ее щеки. Рядом стояли две ее помощницы, в страхе опустившие головы, и Асины сопровождающие – Клавдия Владимировна и Таня, которые тоже не знали, куда деть глаза.

- Вы издеваетесь надо мной? – воскликнула модельер, впиваясь взглядом в Татьяну, и указав рукой на Асю, прошипела, – Таня, я спрашиваю, что это такое?

- Эля, ну не шуми, – тихо ответила Татьяна, подходя ближе к Асе и приглаживая топорщащееся платье рукой, – Немножко похудела, что такого.

- Немножко? – взорвалась Элеонора Аркадьевна, с каждой фразой повышая голос, – На два размера! На два! Если она хорошенько выдохнет, то вообще из него выпадет!

Все молчали, потупив взоры и не решаясь вступить в спор с разъяренным модельером. Ее взрывной характер, также как и незаурядный талант в купе с потрясающей энергией, были известны на всю Москву. Только Ася продолжала прямо смотреть на Элеонору Аркадьевну, с интересом наблюдая за тем, какие страсти разгорались там внизу по пустяковому с ее точки зрения поводу, который ее совсем не волновал. Она прекрасно видела в бесчисленных зеркалах, украшавших стены зала ателье, насколько нелепо она сейчас выглядит, но это вызывало у девушки скорее улыбку, нежели досаду.

- Нет, это невозможно. Это уже не исправить, – бормотала модельер себе под нос, вертя Асю на подиуме из стороны в сторону, словно куклу, осматривая на ней результат своих трудов и недовольно цокая языком, – Все нужно делать заново.

Закончив разглядывать платье и ощупывать девушку, она подняла глаза на Асино лицо и, скривив губы, проговорила с еще большим недовольством:

- И белая как смерть. С тканью сливается. Когда мы ткань выбирали, она была нормального цвета, – и добавила, оборачиваясь к сопровождающим, – Что вы с ней сделали?

- И правда, бледненькая совсем, – ласково проговорила Таня, подходя ближе и легонько пощипывая Асю за щеки, чтобы вызвать румянец.

- Ни красотой сестры своей, ни свежестью ее румяной, не привлекла б она очей, – нараспев произнесла Ася, слабо улыбаясь сестре.

Таня только покачала головой и улыбнулась в ответ.

- Эля, смотри, – не теряя надежды на успех, проговорила Татьяна, прихватывая часть юбки у талии, – Вот здесь если забрать немного, то уйдет эта складка. А отсюда если забрать…

- Много ты понимаешь, забрать, – проворчала Элеонора Аркадьевна, подходя ближе и резким движением перехватывая у Тани из рук зажатую ткань, – Тоська, дай булавки!

Дрожащая помощница подскочила к подиуму и, чуть не рассыпав все по дороге, протянула модельеру коробку с булавками, так и не решившись поднять на нее глаза. Ася наблюдала сверху, как Элеонора Аркадьевна ловкими быстрыми движениями зажимает пальцами отрезки ткани и каким-то неуловимым молниеносным зигзагом закалывает их булавками.

- Вот видишь, Элеонора, – вступила в беседу Клавдия Владимировна, с улыбкой наблюдая, как платье преображается, меняя очертания и облегая фигуру дочери, – Все не так уж плохо.

- Да уж, неплохо, – продолжала ворчать модельер и, захватывая ладонью большую фалду на подоле и потрясая ею в воздухе, яростно проговорила, – А с этим что прикажите делать? Это же сколько ткани, сколько дорогущего венецианского кружева, великолепного китайского шелка, мой работы… Все на выброс?

- Можно бутоньерку для жениха сделать, – робко предложила Татьяна.

- Да из такого количества ему можно целый погребальный венок сделать, – вздыхая и устало опуская руки, тихо произнесла Элеонора Аркадьевна.

Все опустили глаза, не зная, чем еще сгладить ситуацию, а Ася рассмеялась. Девушка буквально зашлась в хохоте, нервно вздрагивая плечами и наклоняясь вперед. Она ловила на себе укоризненные взгляды родных, но никак не могла перестать смеяться.

- Жених с венком и невеста с косой, – держась за живот и задыхаясь от смеха, с трудом выговорила Ася.

Элеонора Аркадьевна подняла на девушку строгий взгляд, оценивая слишком бурную реакцию на свою грубоватую шутку.

- Что-то с вашей девочкой твориться. Вы сами не замечаете что ли? – задумчиво всматриваясь в Асино смеющееся лицо, проговорила модельер.

- Нервничает перед свадьбой, – кратко ответила Клавдия Владимировна.

Женщины вновь обступили Асю, активно обсуждая судьбу подола и усыпанного жемчугом пояса. Девушка глубоко вздохнула, восстанавливая сбитое смехом дыхание. Происходящее постепенно переставало ее занимать. Все эти обсуждения нюансов кроя и тонкостей пошива ей были не слишком интересны.

Все еще сохраняя следы улыбки, будто застывшей на лице после приступа смеха, Ася устало повернула голову к окну и замерла, перестав дышать. За огромным витринным окном ателье стоял он. Тот, кого она видела во снах, кого узнавала в прохожих на улице, встречи с которым желала и боялась больше всего на свете. Белов стоял, опустив руки и не шевелясь, и смотрел на нее сквозь стекло. В его прозрачных серых глазах она с ужасом увидела то самое выражение страха и горечи, которое стояло перед ней немым укором с того дня, как она оставила его. Исходящий от них свет проникал сквозь стекло, забирался ей под кожу и наполнял изнутри, заставляя снова переживать все, что она так старательно в себе хоронила. Будто не было этих дней и недель, отделяющих ее от разрыва, будто все это произошло вчера. Сегодня. Сейчас.

Он был так близко. Казалось, стоит лишь протянуть руку, и прозрачное стекло витрины растворится в воздухе, уступая безмерной силе ее тяги к нему. Она видела в его глазах отражение своих собственных страданий, которые не прошли, а лишь отступили на время, ослабили хватку, притупляя ее бдительность. Ася смотрела на него, не отрываясь, чувствуя, как разрывающая душу боль, словно акула, почувствовавшая кровь, возвращается вновь к своей жертве, сдавливая грудь и подкатывая ком к горлу.

Девушка нервной дрожащей рукой провела по расшитому жемчугом верху платья, прижимая ладонь к груди и пытаясь унять бешеный стук сердца, отдававшийся эхом во всем теле. Внезапно это дорогое, богато украшенное платье из легчайшего шелка, стало тесно и тяжело ей. Лиф больно сдавливал грудь, мешая дышать, кружево раздирало кожу острыми краями, а тонкий бисер на рукавах впивался в плечи, будто горячий свинец. Ася схватилась за край выреза и потянула вниз, пытаюсь вдохнуть воздух. Глухой воротник закрытого платья, застегнутого сзади на сотни маленьких пуговиц, не поддавался. Девушка потянула сильнее, слыша, как трещат нитки на свежих швах.

- Я не могу дышать, – прошептала она, продолжая тянуть за ворот, – Снимите его с меня.

Женщины, дружно склонившиеся над ее подолом, подняли головы на Асю.

- Ты устала? – ласково проговорила Таня, – Мы уже скоро закончим.

- Снимите его с меня! – закричала Ася, и с силой дернула за воротник, так что несколько пуговиц с треском отскочили.

- Она же порвет его! – завопила Элеонора Аркадьевна и, бросаясь на защиту платья, словно мать спасающая свое дитя, кинулась расстегивать пуговицы, – Тоська, Лида, чего застыли?

Через несколько секунд пуговицы были расстегнуты уже до середины спины, и Ася с облегчение сдернула с себя верхнюю часть платья, оголяя плечи. Тяжело дыша, девушка снова обернулась к окну, но там уже никого не было. Только редкие автомобили мелькали по проезжей части и одинокие прохожие торопливо проходили мимо, спеша по своим делам и не обращая внимания на полураздетую девушку в витрине.

- В раздевалку ее отведите, – скомандовала модельер помощницам, и девушки, подобрав подол в четыре руки, вывели, все еще оборачивающуюся на витрину, Асю из зала.

- Я бы на вашем месте к ней присмотрелась повнимательнее, – сказала модельер Клавдии Владимировне и добавила почти шепотом, близко наклоняясь к Тане, – Как бы она на свадьбе чего такого не выкинула.

Сергей бежал по улице, не замечая прохожих и сигналящих ему автомобилей. Его сердце бешено билось в скованной болью грудной клетке, а в голове лихорадочно стучали мысли, вспыхивая и угасая яркими отблесками одна за другой. Когда он, проходя мимо ателье, скользнул взглядом по девушке за витринным стеклом, то даже не сразу узнал ее. Его Асенька, его маленькая девочка, которая умела улыбаться так, что от вида ее ямочек на щеках радостно сжималось сердце, превратилась в свою собственную тень. Перед глазами стояли ее заострившиеся скулы, впалые бледные щеки, потухшие глаза. Те самые глаза-угольки, пылавшие особым внутренним огнем, которые год назад одним неловким и мимолетным движением насквозь прожгли броню, которую он много лет выстраивал вокруг себя.