Отрываясь на мгновение от поцелуя, Модестас провел пальцем по ее влажным губам, задумчиво глядя на них, и с силой надавил, так что они сами собой приоткрылись. Внезапно он разжал объятия и, отступив на шаг, достал из кармана брюк презерватив. Ловким отработанным жестом он вскрыл упаковку и надел его на себя одним уверенным движением.
- Это обязательно? – внимательно следя за его действиями, спросила Ася.
- Обязательно, – хрипло ответил он и, раздвигая ей ноги своим телом, резко притянул к себе.
Ася замерла, почувствовав, как его твердый пульсирующий член упирается в нее. Она инстинктивно сжалась и попыталась отстраниться, но стальные руки литовца держали ее так крепко, что она не могла пошевелиться. Он поцеловал ее. Нежно, ласково, словно впервые проникая языком в ее приоткрытый ротик, отвлекая от нарастающего страха и расслабляя сознание. Девушка закрыла глаза, постепенно теряя контроль над собой.
Модестас подался вперед, с силой прижимая к себе ее бедра и ломая сопротивление ее тела, медленно вошел в нее. Ася распахнула расширившиеся от боли глаза. Было ощущение, будто ее прокалывают насквозь, будто все ее женские внутренности раздвигаются сейчас перед натиском его неоспоримой мужской силы. Из глаз брызнули слезы, и она вцепилась ему в плечо, впиваясь в него ногтями. Девушка попыталась отодвинуться назад, но он слишком крепко держал ее, хотела попросить его прекратить, но поймав его затуманенный страстью, невидящий взгляд, поняла, что его уже не остановить. Он продвигался внутрь нее медленно, но неотвратимо, ломая на пути все преграды и не оставляя ей шанса на побег.
Внезапно резкая жгучая боль пронзила ее где-то глубоко внутри, и Ася дернулась в сторону, не в силах сдержать крик. Перехватывая ее одной рукой за спину, а другой, продолжая держать за бедра, он прижал ее к себе всем телом и вошел полностью. Его стон соединился с ее криком и, покрывая поцелуями ее залитое слезами лицо, он продолжал двигаться внутри нее, с каждым толчком ускоряя темп и обдавая ее горячим хриплым дыханием.
Ее боль не утихала, а с каждым его движением становилась только резче и отчетливее. У Аси начало темнеть в глазах, когда она вдруг осознала, что не чувствует сейчас больше ничего. Нет, ее не волновало, что она не чувствует блаженства, описанного во французских романах, она была уверена, что оно придет потом. Ася не чувствовала никакой другой боли, кроме этой, физической, режущей боли внизу живота. Не было этого саднящего давления в груди, которое не давало ей покоя все эти дни, новая боль вытеснила, заменила собой все ее душевные муки, очищая душу и открывая воздух легким.
Она подняла на капитана заплаканные глаза, и ласково дотрагиваясь до его щеки, прижалась сама еще сильнее, делая движение бедрами ему навстречу и позволяя проникнуть еще глубже. Модестас вдруг содрогнулся и, откинув голову назад, сдавленно зарычал, со всей силы вдавливая себя в нее. Через несколько секунд, тяжело дыша, он ослабил хватку, оставляя на ней глубокие покрасневшие следы своих рук, и отошел.
Ася сидела, свесив ноги со стола и наблюдая, как он избавляется от ненужной теперь уже детали. У нее было ощущение, что ее разорвали напополам, что внутри у нее сейчас не осталось ничего целого, нетронутого. Но вместе с тем, она чувствовала невероятное облегчение, и внутренне улыбалась этой простой физической боли, которая разливалась по низу живота. Модестас вернулся к девушке, и ласково проведя пальцами по следам от слез на щеках, тихо проговорил:
— Прости, что сделал больно.
— Ты не мог сделать больнее, чем уже было. Не переживай об этом. Пройдет! — ответила Ася и, перехватив его руку, хотела поднести к губам, чтобы поцеловать, но вдруг остановилась и испуганно произнесла. — Модестас, у тебя кровь!
— Это не у меня, Аська. Это у тебя, — улыбнулся капитан, смазывая кровавое пятно на тыльной стороне ладони, — У нас тут сегодня кто-то девственности лишился, не догадываешься кто?
Ася рассмеялась. Немного нервно, но впервые за последнюю неделю по-настоящему в голос рассмеялась.
— Я забыла, что должна быть кровь! Думала, ты поранился, — сквозь смех и слезы, проговорила она, оборачиваясь на стол, на котором в беспорядке валялись смятые и заляпанные ее кровью документы, — Мы с тобой испортили все документы на выезд!
— Аська, спасибо! — торопливо проговорил Модестас, не обращая внимания на испорченные бумаги и порывисто прижимая ее к себе. — Девочка моя родная! Я так долго об этом мечтал.
— Я же говорила — мечты всегда сбываются, — сдавленно проговорила она ему в плечо.
Одевшись и убрав со стола испорченные документы, она внимательно посмотрела на капитана, который уже был полностью одет и ждал ее у двери.
— Модестас, у меня к тебе просьба, — погруженная в свои мысли и глядя куда-то мимо него, проговорила Ася.
— Все что пожелает мой мышонок — с довольной улыбкой ответил капитан.
— Сними нам квартиру или комнату где-нибудь здесь неподалеку. Я не хочу появляться в твоем общежитии, и здесь тоже не место…
— Хорошо, — с готовностью ответил он.
— Скажи, сколько нужно денег, а то я не понимаю в этом ничего, — ровным голосом сказала девушка.
— Давай, я уж сам как-нибудь разберусь, — раздраженно отозвался Модестас, — Или тебе нужен номер люкс?
— Нет, мне все равно, — безразлично ответила Ася.
Капитан хотел еще что-то сказать, но передумал и только посмотрел на нее долгим внимательным взглядом. Он подошел и обнял ее маленькое тело, целиком помещающееся в его руках.
— Болит? — участливо спросил он.
— Почти нет, — честно ответила она, с облегчением чувствуя, как ноющая физическая боль разливается по телу, почти полностью заглушая давящую боль в груди. Сегодня она впервые смогла сделать глубокий полноценный вдох. Впервые с тех пор, как убила свою любовь.
====== Глава 24 ======
Ну, привет. Я пришел к тебе с небом на руках.
Дай мне знак, если так не мил, то куда нести.
Оглянись, я не свет теперь, я дитя, я страх.
Я стою, протянув ладонь, в ней кусочек льда.
Там руны снега, руны ветра, руны вечного дождя.
Я рисую километры, никуда их не идя…
Animal ДжаZ «Километры».
Асе стало легче дышать, ненамного, но легче. На смену отупляющей и разрывающей сердце боли со временем пришла апатия и общее онемение. В ее глазах больше не было отчаяния, лишь холод и отрешенность. Она с равнодушием смотрела на этот мир, который раньше так жадно впитывала в себя вместе со всеми его возможностями, и который теперь стал лишь источником боли и разочарования. Она закрылась, очерствела, отвернулась от себя самой и от других людей, словно сработал естественный механизм самосохранения, защищая ее израненную душу от любого внешнего воздействия, не разбирая, что оно могло принести – радость или печаль. Внутри была выжженная земля, в которой не мог прижиться ни один росток, лишь прозрачный слой инея все плотнее укутывал ее, застилая холодом потухшие угольки черных глаз.
Ася делала то, что должна, говорила то, что от нее хотели слышать, но ни к чему не чувствовала больше того живого интереса, который и составляет суть жизни. Словно кукла, искусно выполненная из тонкого полупрозрачного фарфора, но пустая и безжизненная внутри, она продолжала играть свою роль, опираясь на реплики партнеров и заданные обстоятельства. У нее больше не осталось своего мнения, своих желаний и стремлений, все погибло в этом бушующем пожаре, оставившем после себя только холод и пустоту.
Единственной ее отдушиной стал Модестас. С ним она снова чувствовала себя живой, постепенно открывая для себя новую сторону взрослой жизни, исследуя свою женскую сущность и неизведанные ранее возможности своего тела. Пусть совсем на короткое время, но в его руках лед таял, треща и ломаясь под напором бушующей в нем огненной страсти.
Когда Ася с капитаном впервые пришли в квартиру, в которой он снял комнату для их тайных встреч, девушка была абсолютно спокойна. Она прекрасно осознавала, что совершает сейчас преступление – против общества, против морали, против своих собственных принципов и обязательств перед Кириллом, даже против своего обескровленного сердца. Но это ее больше не тревожило, скорее наоборот – доставляло какое-то подспудное запретное удовольствие саморазрушения. Ася не боялась ни стыда, ни порицания, ни физической боли, которая, скорее всего, ждала ее от этой предстоящей близости. Она хотела одного – не быть сегодня Асей Гречко, быть просто женщиной, телом, самой природой наделенным способностью чувствовать, получать и отдавать наслаждение, ради которого оно было создано.
