Короткий свет луча дневного,

Но если я безвестно кану

За звездный пояс, в млечный дым?

— Я за тебя молиться стану,

Чтоб не забыл пути земного,

Я за тебя молиться стану,

Чтоб ты вернулся невредим.

...

С любимыми не расставайтесь!

С любимыми не расставайтесь!

С любимыми не расставайтесь!

Всей кровью прорастайте в них

И каждый раз навек прощайтесь!

И каждый раз навек прощайтесь!

И каждый раз навек прощайтесь!

Когда уходите на миг!

Александр Кочетков “Баллада о прокуренном вагоне” (отрывок)

====== Глава 34 ======

Комментарий к Глава 34 Дорогие читатели!

Как ни прискорбно это признавать, но наш фэндом медленно умирает. Все меньше новых работ, все меньше читателей. Количество просмотров у меня сократилось, наверное, втрое. А после этой главы так будет и того меньше) Это закономерно, но все равно грустно.

Поэтому, особенно горячо благодарю самых терпеливых, которые остаются со мной и с моей работой. Очень ценю вашу поддержку и внимание!

Осталось всего пара глав по моим подсчетам. Мы почти у цели)

Иногда мне кажется, что все писалось именно ради этой главы... Поэтому – приятного прочтения!

Мне задача ясна, но устали глаза

Выбирать между черным и белым.

Научи меня жить и однажды забыть,

Где расстались душа и тело.

В 72-ом один и об одном…

Научи меня быть счастливым

Вереницей долгих ночей,

Раствориться в твоей паутине

И любить еще сильней.

Би-2 «Научи меня быть счастливым»

Сборная Советского Союза по баскетболу в полном составе вышла на улицу и направилась в сторону Дома журналистов. Движимые общей целью, они были словно единый организм, живущий одной на всех мечтой, ради которой каждый был готов пожертвовать всем. Ася шла рядом с Беловым, держа его за руку, и как никогда раньше, чувствуя свое единение с командой.

Только что она своими глазами увидела то, чему раньше не придавала особого значения. Баскетбол для этих парней был не просто игрой, не просто профессией или карьерой, это был смысл их жизни, самым ценным сокровищем, которое никто не собирался отдавать без боя. Когда несколько минут назад они зашли в общую гостиную на этаже, и комсорг объявил товарищам о своем намерении изменить решение администрации сборной, никто не проронил ни слова. Но в потухших глазах всех без исключения спортсменов снова зажглась искра надежды, которая осветила их лица и дала ей понять, что они будут биться до конца.

Они нашли председателя неподалеку от корпуса сборной. Мужчина сидел на скамейке и, неуклюже пристроив измятый лист бумаги на колене, записывал тезисы к своей речи на пресс-конференции. Моисеев выглядел осунувшимся и уставшим, было заметно, как не просто дались ему эти тревожные дни.

- Григорий Митрофанович, – обратился к нему Белов, подходя ближе, – Мы хотим играть дальше.

Председатель поднял на комсорга ввалившиеся и покрасневшие от напряжения глаза и обвел взглядом стоявшую за его спиной команду.

- Ребята, – треснутым голосом проговорил Моисеев, – Решение принято наверху, мы ничего не можем изменить.

- Не можем или не хотим? – безжалостно сверля председателя ледяным взглядом, спросила Ася.

Григорий Митрофанович тяжело вздохнул и с трудом поднялся со скамейки. Казалось, он прибавил лет десять за последние пару суток.

- Играть в такой ситуации безнравственно, – тихо сказал мужчина, будто повторяя чужие слова, – Погибли люди…

- Но мы живы! – воскликнул стоявший по правую руку от Аси капитан.

- Модестас прав, – дотрагиваясь до плеча друга через голову девушки, проговорил комсорг, – Безнравственно было убивать невинных людей в их собственных постелях. Разве мы из-за этого должны тоже перестать жить? Перестать делать свою работу, защищать честь страны, идти к своей мечте? Вы, Григорий Митрофанович, перестанете из-за этого выполнять свои обязанности, кормить своих детей, думать об их будущем?

- Баскетбол для нас это то же самое, – сквозь зубы процедил капитан, не сводя взгляд с вконец поникшего председателя.

- Да что с ним говорить, – презрительно фыркнула Ася, отворачиваясь от председателя, – Он нам не поможет. Слишком боится потерять свою должность!

- Прикуси язык, девчонка! – хватая ее за руку и резко разворачивая к себе, зарычал Моисеев, – Ты не с поклонниками своими разговариваешь, а с председателем федерации баскетбола СССР!

Стоящие рядом Белов и Паулаускас кинулись к нему, но Ася остановила их, сделав знак другой рукой, что вмешиваться не нужно.

- Да? Баскетбола? Вы вспомнили! – надменно проговорила девушка, холодно глядя на председателя, – Кто вы? Чиновник, потерявший способность видеть людей за бумажками и анкетами, или баскетболист, посвятивший свою жизнь этой игре?

Моисеев поежился и отпустил ее руку. Он виделся с министром обороны всего несколько раз, на встречах посвященных деятельности клуба ЦСКА, но его холодный пронзительный взгляд запомнил на всю жизнь. Точно такими же ледяными искрами светились сейчас глаза его дочери, пробирая даже его закаленную в многолетней номенклатурной деятельности душу до самого основания.

- Идите, я скоро приду, – тихо проговорил председатель, накрывая голову руками.

Листок бумаги с записями к речи, который он оставил на скамейке, подхватил ветер и унес за угол здания, но председатель, погруженный в свои мысли, даже не заметил этого.

Зал пресс-конференций Дома журналистов был наполнен до отказа. Корреспонденты со всего мира толпились в небольшом душном помещении, громко переговариваясь и стараясь занять место поближе к столу с микрофонами.

Как только представители сборной СССР расселись на свои места, в зале воцарилась гробовая тишина. Ася кивнула Терещенко, что можно начинать.

- Товарищи! – начал свою речь функционер.

- Дорогие друзья, – перевела Ася.

- Делегация Советского Союза выражает глубокий протест терроризму, процветающему в капиталистической Германии, – растягивая слова, будто на митинге, продолжил Терещенко.

Ася в смятении оглядела журналистов с направленными на нее фото и видео камерами, вооруженными блокнотами и ручками, и стоящих за их спинами советских баскетболистов, с надеждой смотрящих на руководство сборной. Потом перевела взгляд на своих соседей, сидящих за столом. Гаранжин молчал, опустив голову и ссутулившись так, будто весь груз моральной ответственности за происходящее лежал на нем одном. Моисеев так и не пришел, а Терещенко делал ей страшные глаза, указывая на микрофон и торопя с переводом.

Надежды на спасение не было – председатель струсил и предпочел вовсе не являться на пресс-конференцию, а ни у Гаранжина, ни тем более у нее, простой переводчицы, не было и не могло быть таких полномочий, чтобы противоречить решению Госкомспорта.

Повлиять на исход этого баскетбольного турнира не осталось никакой надежды, но кое-что, возможно еще более важное, все-таки было в ее власти. Трусливый и тщеславный партийный чиновник, вечно прикрывающийся чужими решениями и не способный нести ответственность за свои слова и поступки, был последним человеком, которому можно было доверить выражение позиции СССР в вопросе о Мюнхенском теракте. Ася нутром чувствовала, что его грубые надменные слова могли откинуть всю международную политику СССР на много лет назад, привести к эскалации конфликтов, обострить и без того напряженные отношения между социалистическим и капиталистическим миром. Его нужно было остановить.

Ася судорожно сглотнула, прижимая к столу вспотевшие ладони.

«Что на моем месте сделал бы Анатолий?» – вдруг пронеслось в голове и слова сами слетели с языка:

- Мы выражаем глубокие соболезнования семьям погибших и всему народу Германии, переживающему эту трагедию.

- Мы не потерпим подобных провокаций в свой адрес! – декламировал Терещенко.

- Мы скорбим и оплакиваем эту потерю вместе с вами, – тихо проговорила Ася.