- Ну, не, целиком бы не проглотила, только твою самую сладкую часть, – потешалась девушка над его неудавшимся романтическим приключением.

Дойдя до корпуса, Ася остановилась у входа и поправила на капитане помятый пиджак.

- Так, Модя, сейчас заходишь в комнату и тихо ложишься в кровать, – инструктировала она его, стараясь сфокусировать на литовце хмельной взгляд, – Молча, слышишь? Если комсорга разбудишь, нам обоим конец.

- Все ясно! – ответствовал Модестас, – Конец!

Приосанившись, они с максимально возможной в данной ситуации, твердостью и решительностью вошли в освещенный дежурным ночным светом холл корпуса и замерли у двери.

С широкого дивана им навстречу поднялся комсорг. Он был бледный, как полотно, на щеках лихорадочно ходили желваки, а в глазах метались бешеные молнии. Даже в таком состоянии, Ася моментально поняла, что Белов в ярости.

- Молчи, я сама буду говорить, – тихо шепнула она капитану, но тот и так язык проглотил.

Сергей подошел к робко прижавшимся друг к другу ребятам и смерил их холодным презрительным взглядом.

- Сейчас четыре часа утра, – тихо и оттого еще более пугающе произнес он, – Вы забыли, зачем мы сюда приехали?

Ася уже собралась было выдать какое-то логическое объяснение задержке, оправдание или просто смягчающее обстоятельство, но вместо этого предательски икнула. Закрыв рот рукой, она испуганно посмотрела на комсорга.

- Вы еще и пили? – взревел он.

Это был полный провал. Схватив девушку за руку выше локтя, он с силой протолкнул ее в лифт, запихивая следом капитана. Сергей был так зол, что даже не хотел смотреть на них.

Добравшись до последнего этажа, он почти пинком отправил Модестаса в комнату, задержав взгляд на красных пятнах помады на его шее и лице, и потащил Асю к ее комнате.

- Я могу сама идти, – сопротивлялась девушка.

- Я вижу, куда ты сама дошла, – резко ответил он, останавливаясь у двери, – Давай ключ.

- Сережа, посмотри на меня, – ласково проговорила Ася, протягивая ему ключ от комнаты.

- Иди спать, – сухо сказал Белов, открывая перед ней дверь.

- Сереж… – проводя рукой по его вздымающейся от злости груди, промурлыкала девушка.

- Ты хоть понимаешь, что творишь? – наклоняясь к ней ниже и резко скидывая ее руку, громко прошептал комсорг, – Завтра открытие Олимпиады, послезавтра первый матч. Ты хочешь, чтобы его с соревнований сняли? Это все игра для тебя, развлечение?

- Я больше так не буду, – опуская глаза, привычно проговорила Ася.

- И почему я тебе не верю… – грустно сказал Сергей и мягко подтолкнул ее к двери, – Иди. Завтра поговорим.

День открытия Олимпиады, который должен был стать для Аси грандиозным историческим событием, который она могла вспоминать потом всю оставшуюся жизнь, прошел, словно в тумане. Голова звенела и трещала, не давая сосредоточиться на том, что ей говорили, смысл слов терялся в пути от мозга к языку. Ася путалась, неточно переводила и в целом дурно исполняла свои обязанности переводчика и секретаря. Весь день она думала только о том, когда все это, наконец, закончится, и главное – когда перестанет болеть голова.

Только к вечеру ей стало немного легче. Отказавшись от пива в компании немецких коллег из Дома журналистов, она вернулась в корпус сборной вместе с Беловым и Паулаускасом, который выглядел чуть лучше, но все же был не в идеальной форме.

Они зашли в комнату парней и разбрелись по углам, каждый погружаясь в свои мысли.

Ася сидела на подоконнике, поджав под себя одну ногу и упираясь ссутулившейся спиной в оконный откос. Вторую ногу, обнаженную почти до самого бедра благодаря высокому разрезу черного платья, она безвольно свесила вниз. Грустно глядя в окно, девушка неслышно постукивала по прохладному стеклу кончиками пальцев, отбивая ритм барабанящих на улице дождевых капель. Погода испортилась, так же как и ее настроение. Упавшая прядь волос закрывала ей почти половину лица, но ей было лень поправлять ее, и она смотрела на дождь сквозь пелену густых локонов.

Модестас сидел на своей кровати, понуро глядя перед собой, а Сергей читал книгу на своей, или делал вид, что читает. Всем было не по себе из-за вчерашней ситуации, в воздухе висело напряжение.

Ася чувствовала себя безумно усталой. Похмелье уже почти сошло на нет, оставляя после себя только едва уловимую боль в мышцах и горький привкус сожаления. Больше всего ее огорчало, что Белов на нее сердиться. Она сама себе, не то, что ему, не могла объяснить с чего это ее так понесло, в какой момент она забылась и потеряла счет времени, почему не ушла из ресторана раньше, почему позволила Модестасу пить… Почему, почему, почему… У нее не было ответов на эти вопросы, только огромная усталость. Ей надоело оправдываться, надоело стараться выглядеть лучше, чем она есть, все стало как-то безразлично. Она очень хотела, чтобы Сергей перестал быть таким суровым и холодным, чтобы снова улыбался ей, но у нее не было сил хоть что-то сделать ради этого. Поэтому она просто сидела в его комнате и смотрела в окно пустым безразличным взглядом.

- Ну, что, так и будете молчать, как провинившиеся дети? – нарушил, наконец, тишину комсорг.

Ася не спеша повернула к нему голову, пронизывая холодным взглядом единственного, виднеющегося из-под копны волос, глаза.

- А что говорить, ты же все уже решил для себя, – равнодушно произнесла она, снова отворачиваясь к окну.

- Серый, ну, понесло нас, черт его знает, так вышло, – не поднимая головы, тихо сказал Модестас.

- Завтра на игре с Сенегалом ты тоже скажешь, что так вышло? – ехидно спросил Белов.

- Ну, уж с Сенегалом-то как-нибудь разберемся, – криво улыбнувшись, проговорил капитан.

- Ах, да, они же тебе не соперники, конечно, – закивал головой Сергей, – Можно и напиться перед матчем.

Литовец снова опустил голову и замолчал.

- Модя, это же Олимпиада, забыл? – снова заговорил Белов, – Ты вспомни, сколько мы ради этого работали, сколько пота пролили, сколько сил положили. Чтобы теперь вот так все спустить? Ради чего? Ради новых одноразовых друзей? Выпивки? Поклонниц?

- Модестас не виноват, – не поворачивая головы, металлическим голосом проговорила Ася, – Это я его затащила на эту встречу, а потом потеряла контроль над ситуацией. На мне вся вина.

- И пить тоже ты его заставляла? – поднимая бровь, проговорил комсорг.

Девушка ничего не ответила, продолжая смотреть в окно.

- Значит так, Модя, – строго сказал Белов, – Я тебе не нянька и ходить за тобой попятам не собираюсь. Ты капитан команды, на тебя все ребята смотрят, пример берут. Возьми себя в руки и сосредоточься на деле. Игры кончились!

Литовец поджал губу и понимающе кивнул.

- А ты, – обратился Сергей к сидящей на подоконнике девушке, – Без моего ведома больше из корпуса не выйдешь. Если сама не в состоянии себя контролировать, значит, придется мне.

- Но я же здесь, с тобой, – ответила она.

- Это сегодня, – заметил комсорг, – А что будет завтра?

Ася повернула к нему голову и едва заметно усмехнулась. Так и не убрав мешающую прядь с лица, и продолжая смотреть на комсорга одним черным глазом, она медленно нараспев прочитала:

- Ты всегда таинственный и новый,

Я тебе послушней с каждым днем.

Но любовь твоя, о друг суровый,

Испытание железом и огнем.

Опираясь рукой о подоконник, она подалась к Сергею вперед, и тихим, чуть хриплым голосом продолжила:

- Запрещаешь петь и улыбаться,

А молиться запретил давно.

Только б мне с тобою не расстаться,

Остальное все равно!

Под взглядами хранивших молчание и не сводивших с нее глаз парней, Ася неспешно спустила ноги с подоконника, всколыхнув тонкую ткань платья, и шагнула к Белову, продолжая читать стихотворение:

- Так, земле и небесам чужая, я живу…

Девушка сделала паузу, застыв между кроватями и, кинув на литовца быстрый взгляд, добавила:

- И больше не пою.