– Вот так, похотливая сучка, ниже наклоняйся, ниже…

Михаил вначале остолбенел от контраста услышанного с тем, что он видит, но, осознав, что старик вовсе не молится, подлетел к нему и развернул к себе лицом. Нафанаил в страхе отшатнулся от рассвирепевшего священника и забился в угол, держась за сердце и глотая воздух открытым ртом. Дырка! В стене, на высоте не более метра от пола, было отверстие размером с двухрублевую монету. Михаил заглянул в отверстие и тут же отпрянул. В двух шагах от стены, абсолютно обнаженной стояла Софья. В комнате, где она находилась, горело множество свечей, и все ее прелести были видны как на ладони. Она читала молитву, затем опускалась на колени, демонстрируя чуть пополневшие после родов бедра, ягодицы и то, что между ними. Затем снова вставала, крестилась и произносила шёпотом молитву.

– Грязный извращенец! – прорычал протоиерей в посиневшее лицо Нафанаила и выскочил наружу. Ворвавшись в соседнюю комнату, он обнял растерявшуюся Софью, закрыв ее наготу своим телом, и погладил по голове своей крупной ладонью – Все Сонечка, все моя девочка, твоя епитимия завершена. Тебе больше не надо будет ездить к отцу Нафанаилу, поехали домой.

***

Они сидели на кухне. Михаил обнимал жену и успокаивал ее в меру своих сил.

– Глупенькая, что же ты мне сразу не сказала, каким бесчинствам он тебя заставляет заниматься.

– Он говорил, что я должна обнажиться перед иконостасом, как Ева перед Господом в Эдемском саду. Отринуть все мирское и материальное и думать только о молитве.

– А если бы он сказал, что ты должна ему на алтаре отдаваться?

– Отдавалась бы, если бы это могло мой грех искупить.

– Что же ты такое совершила, что за грех на тебе, если ты была готова такое?

– Не могу я, Миша, тебе этого рассказать, боюсь, что бросишь ты меня.

– Перестань. За кого ты меня принимаешь? Какой бы грех не был, ты за него уже заплатила не малую цену.

– Получается, что не заплатила. Епитимия-то ложной была.

– Исповедуйся вновь.

– Тебе?

– Да.

– Ты уверен, Миша?

– Уверен.

– Ладно, будь, по-твоему. Ты же знаешь, что я родом из небольшого поселка городского типа. Там все и произошло. Мне было шестнадцать лет, когда мой отчим меня изнасиловал. Напоил на восьмое марта, мать в это время была на дежурстве, она санитаркой в больнице работала, и отымел во все места. Я, понимаешь, все чувствовала, а сопротивляться не могла. Он всю ночь меня пользовал, да так, что у меня потом неделю отовсюду кровь сочилась. Я пожаловалась матери, а та сказала, что я сама, бесстыжая, во всем виновата, и что она ничего слышать не хочет и, не дай Бог, если я кому-нибудь об этом ляпну, она меня тут же из дома выгонит. А отчим только смотрел и ухмылялся. А потом начался ад… Всякий раз, когда мать уходила на ночное дежурство, он вваливался ко мне в комнату и творил бесчинства, с каждым разом все извращённее. Когда уже сам не мог, пускал в ход бутылку из-под шампанского. Через полгода таких насилий, я забеременела. Когда мать узнала, она меня избила до полусмерти, я неделю с кровати встать не могла. А когда встала, решила свести счеты с жизнью, таблеток наглоталась. Меня откачали, а детей не спасли, выкидыш. Двое близнецов должны были родиться. Как наши с тобой Ванечка и Матвей. И решила я тогда отомстить этому гаду. Ночью вылезла через окно из палаты, добралась до дома, он у нас в частном секторе стоял, большой, деревянный с мансардой. Во дворе был хозблок, в котором хранились всякие нужные в хозяйстве вещи, в том числе и две канистры бензина. Подперла двери, облила дом со всех сторон и подожгла. Он даже выскочить не смог. Только не рассчитала я… Мать должна была быть на дежурстве, а она дома оказалась, потому что бабушка с дедушкой приехали меня навестить в больнице. Все сгорели. Я это только утром узнала, потому что после поджога сразу в больницу вернулась, дабы на меня никто не подумал. На меня никто и не подумал. Дом сгорел до тла. Следователь написал в заключении, что дом сгорел вместе с жильцами в результате неосторожного обращения с огнем. Вот таков мой грех.

Михаил внимательно посмотрел на заплаканное лицо Софьи, провел ладонью по ее щеке:

– Прощается тебе грех твой, именем Господа Бога нашего Иисуса Христа. – Софья закрыла покрасневшее лицо руками и зарыдала в голос – Тихо, Сонечка, тихо, мальчишек разбудишь. Я тебе тоже хочу кое-что поведать.

– Что?– сквозь ладони спросила женщина.

– Тайна у меня есть одна. Я по своему складу очень косноязычен…

– Что ты врешь, на твои проповеди половина города съезжается, чтобы послушать, как ты складно и понятно объясняешь сложные вещи.

– Я не вру, восемь лет назад я был абсолютно косноязычен. Когда в семинарии учился, меня два раза отчислить хотели. Я все письменные экзамены сдавал на отлично, а как дело до беседы доходило, так слова молвить не мог.

– И что случилось восемь лет назад? – заинтересовалась успокоившаяся девушка.

– К одному прихожанину приходил бес и совращал его совершить самоубийство. А бес был не простой, он в городе должность мэра занимал, представляешь?! Так вот я его старой афонской молитвой на изгнание беса заставил отступиться от старика, не занимать должность мэра города и избавить меня от косноязычия.

– Так это что, погибший восемь лет назад мэр Всеволод Семенович Поликарпов бесом был? – Софья встала и подошла к раковине, чтобы умыть заплаканное лицо.

– Да, представляешь!

– Дурак ты, Миша! – Соня повернулась к Михаилу, ее мокрое от воды лицо подернулось рябью, превратившись в мужское лицо с рогами на лысом шишковатом черепе – Я же тебе говорил, никому не рассказывать обо мне, иначе договор будет расторгнут!

– Погоди! Это, как ее, ты же крестилась, крестился, перед образами стоял!

– Ох и глупый ты, Миша! Крестилась, только крест-то смотри как на себя кладу, – черт перекрестился, положив три пальца на лоб, затем на грудину, а потом на плечи – Видишь, крест-то перевернутый получается, сатанинский. А перед образами в комнате у Нафанаила было не сложно стоять, от его оргий и кощунств даже в храме святости не было, все осквернено, я мог спокойно даже в алтарь войти. Когда ты молился или имя Бога призывал, мне, конечно, плохо становилось, видел же, лицо краской наливалось, но ты это не анализировал.

– А это, дети как же?!

– Ах да, Ванечка и Матвей, которых тоже отец Нафанаил крестил, сейчас, погоди! – черт выглянул в коридор и гаркнул – Дети, идите-ка на кухню.

Через мгновение в одних трусиках на кухню вошли два заспанных брата близнеца. Потирая глаза, они посмотрели на Михаила и только потом увидели беса.

– Что, все уже?

– Да, на этом все, свободны!

– Отлично, а то уже задолбало этих мелких отыгрывать! – детские тела подернулись рябью, в воздухе явно запахло серой, и через секунду на месте Ванечки и Матвея стояли два скалящихся чертёнка. Они помахали Михаилу рукой и растворились в воздухе.

– Хорошая смена подрастает, а? – бес подмигнул Михаилу и тоже растворился без следа.

Михаил в оцепенении просидел на кухне до утра, не веря тому, что произошло. Затем встал и, механически передвигая ноги, прошел к шкафу, в котором хранился инструмент, минуту покопался там и достал древнюю, еще дедовскую опасную бритву. На остро заточенной стали полыхнул отблеск восходящего за окном солнца. Михаил перекрестился и вошел в ванную комнату, плотно прикрыв дверь…

***

– Женщина, не подскажете, где тут у вас монах живет, который бесов изгоняет? – тучный мужчина держал за руку подростка, который постоянно вздрагивал, дергал глазом и неизменно пытался вырваться из рук отца – Мне в монастыре сказали, что он где-то в лесу живет, и к его избушке должна тропинка вести.

– Так это, вам раньше надо было повернуть, вон там! – женщина показала рукой, где стоило повернуть мужчине с сыном, и продолжила заниматься своими делами. С тех пор, как в лесу недалеко от монастыря поселился иеросхимонах Нафанаил, это стало частым явлением. Одержимых бесом везли к старцу со всей страны.