— Если бы ты, сучка не родилась, я бы не жила с твоим отцом!
Всё сжималось внутри пятилетней девочки, она уходила в другую комнату и плакал, не понимая, в чём провинилась перед мамой. Мать никогда не гладила её по голове, не сажала на колени, не разговаривала с ней, не читала ей книжек, не обнимала. Девочка была предоставлена сама себе, даже не ходила в детский сад.
Однажды она услышала, как брат рассказывал матери о том, что Люся Панкова не пришла в школу из-за того, что её папа повесился. Набросил петлю из верёвки на шею, встал на табуретку, привязал второй конец к крючку для люстры, а потом откинул ногами табуретку, на которой стоял, и повис. Его похоронят на кладбище. Больше его никто никогда не увидит.
Галя, в силу своего детского возраста, не понимала, плохо поступил Люсин отец или хорошо, но эту историю запомнила.
Однажды в жаркий летний день отец Галины что-то мастерил на кухне, а мать шила на машинке. На ней из одежды были надеты только бюстгальтер и ситцевая юбка, так как на улице стояла страшная жара. Отец подошёл к матери, та расплылась в улыбке. Зачем-то он начал обматывать её тело чёрной изолентой. Мама продолжала улыбаться ему и не сопротивлялась. Когда изолента кончилась, он ушёл куда-то. Мать начала распутывать ленту и плакать. Она приклеилась к волосам в подмышечных впадинах, на затылке и отрывалась вместе с ними. На теле оставались чёрные полосы. Когда мать полностью освободилась от неё, то увидела дочь, смотрящую на неё с сочувствием. Ей было стыдно, что ребёнок видела её унижение перед мужем, поэтому снова выкрикнула:
— Чего уставилась? Если бы ты, сучка не родилась, я бы не жила с твоим отцом!
Галя снова не поняла, в чём провинилась перед мамой, только решила, что это из-за неё папа обижает маму. Она вспомнила рассказ брата об отце Люси Панковой, вышла тихонько из комнаты в кухню, достала бечёвку из ящика и отправилась в ванную комнату.
Встала на края ванны, привязала один конец бечёвки к полотенцесушителю, а второй — обвила вокруг своей шеи. Потом спрыгнула с ванны на пол, но узел на полотенцесушителе развязался и на шее тоже, а бечёвка порвалась. В силу своего возраста девочка не понимала, какой толщины должна была быть верёвка для повешения, и как правильно вязать узлы. Таких попыток Галя в своём детстве из-за мамы предпринимала много, но ни одна из них не увенчалась успехом.
— Мне всегда не хватало маминой любви, общения с ней, её прикосновений, — плакала девушка. — Я ждала их от неё всю жизнь. Трижды за школьные годы летом меня отправляли в лагерь. Когда я возвращалась из него, мама грубо сажала меня на стул и, барабаня пальцами по голове, перебирала волосы в поисках вшей. Боялась, что я привезла их из лагеря.
Это были мои самые счастливые минуты в жизни. Моя мамочка прикасалась ко мне, а я от удовольствия чуть ли не теряла сознание. Всю жизнь доказывала ей, что я хорошая, своими поступками и учёбой. Надеялась, что она, наконец, попросит у меня прощения, прижмёт к себе, поцелует, но не дождалась. Две недели тому назад она внезапно умерла. Мне больше не на что надеяться. Она уже не заключит меня в объятия и не погладит по голове! Я хочу умереть, чтобы на том свете она меня хоть раз поцеловала и обняла.
Евгения Олеговна назначила Галине традиционное лечение. Постепенно к девушке стали возвращаться силы, вернулись на место отвисшие губы, открылись глаза, пришёл в норму тонус мышц. Она вновь обрела привлекательный вид. Спустя три месяца её выписали из больницы.
Беседы с больными Евгения записывала на диктофон, чтобы ничего, из сказанного ими, не упустить, всё проанализировать и понять причину заболевания. Она прекрасно понимала, что лечение лекарственными средствами и групповой психотерапией с ними не справиться. Можно только приглушить симптомы, временно вывести больного из его состояния до следующего обострения. А обострения случались, как минимум, два раза в год: весной и осенью. В каждое их поступление в больницу Евгения поднимала их старые истории болезни и снова с головой погружалась в причины заболевания.
Когда Галина Яровая вновь поступила в отделение, Евгения решила обратиться за помощью к своей бабке Екатерине и отправилась в её медицинский центр «Доверие». Она была уверена, что та владеет особыми, тайными способами исцеления таких больных.
Глава 3
ГЛАВА 3
Дверь центра была закрыта. Женя нажала кнопку домофона, расположенную справа от входной двери на стене, подождала немного и услышала мужской голос:
— Назовите себя.
— Мезенцева Евгения Олеговна.
Прошла минута, прежде, чем дверь распахнулась. За ней стоял молодой мужчина и изучающим взглядом смотрел на неё.
— Я к Екатерине Владимировне. Могу я увидеть её.
— Она ждёт вас. Прошу.
Женя проследовала за ним в лечебный кабинет. Там, за овальным столом седела Екатерина, спокойная, уверенная в себе.
— Явилась-таки! Вот и хорошо! — она взглянула на её правую руку.
На безымянном пальце красовалось кольцо, подаренное ей через бабушку по линии матери. Еле заметная улыбка коснулась её губ.
— Зачем пришла ко мне, девочка? Поближе познакомиться или понадобилась помощь в лечении больных?
— Меня интересует и то, и другое, — смело ответила Женя.
— Присаживайся, — показала Екатерина глазами на кресло и перевела взгляд на сотрудника. Он вышел за дверь.
— Давай личное знакомство оставим на потом.
— Хорошо. Как мне к вам обращаться? Екатерина Владимировна или бабушка?
— Просто Екатерина и на «ты».
— На «ты»? — удивилась Евгения. — Не по возрасту как-то.
— Бог изначален и вечен, а все обращаются к нему на «ты». Чем я лучше его? К тому же я — твоя бабушка. А к бабкам в России принято обращаться именно так. Моего ассистента и хорошего врача-психиатра зовут Дмитрием. Он из наших.
Женя не поняла, что значит «из наших», но спрашивать не стала. Решила, что всё само прояснится со временем. А пока принялась рассказывать историю жизни и болезни Галины Яровой. Объяснила, что хочет помочь ей исцелиться до конца, но не знает, как это сделать. Традиционная медицина с проблемой девушки не справится.
— Почему ты, Женя, решила, что я знаю, как избавить девушку от её недуга?
— Интуиция подсказывает.
Екатерина нажала кнопку на столе. Через несколько секунд в кабинет вошёл Дмитрий.
— Присаживайся и внимательно слушай, — попросила она его. — А ты, Евгения, ещё раз в подробностях расскажи нам о больной девушке то, что поведала мне минуту назад.
Женя говорила и посматривала на Дмитрия. Ей казалось, что он пропускает через себя все страдания Галины. Мимика его лица постоянно менялась. То становилась несчастной, то плаксивой, то безвольной, а лицо бледным… Иногда на глазах появлялись слёзы. Когда Евгения рассказывала, как маленькая Галя пыталась повеситься на бечёвке, у него перехватило дыхание. Наконец, Женя закончила свой рассказ и сообщила, что у неё с собой есть записи разговоров с Галиной, которые она может оставить, если понадобятся.
Все ещё несколько секунд сидели молча, пока лицо Дмитрия не обрело прежний вид. Его чёрные, как угли, глаза стали колкими. Казалась, он видит всё и всех насквозь.
— Перед уходом оставь на столе аудиозапись разговора с больной, — попросила Екатерина. — Мы прослушаем её и сообщим, когда ты сможешь привести её сюда. Сегодня же узнай имя её матери и сообщи мне.
— Я должна предупредить вас обоих, что она не сможет оплатить своё лечение, — виновато посмотрела Женя в глаза бабки.
Екатерина улыбнулась:
— Считай, что мы с Дмитрием дарим тебе бесплатный курс практического обучения, состоящего из нескольких сеансов бесплатного лечения для твоей подопечной. Если ты сочтёшь его для себя полезным, то, возможно, продолжим совершенствовать твои природные способности. Ты о них пока ещё мало что знаешь.
Женя попрощалась с Екатериной, Дмитрием и, довольная разговором, вернулась в клинику. Сразу же узнала у Галины имя её матери и сообщила его бабке по телефону. Мать звали Ольгой.