5.3. Что же касается второго отмеченного момента, т.е. восприятия церковных нововведений, то довольно быстро обнаружилось откровенно враждебное к ним отношение со стороны различных сословий населения Финляндии, распространившееся также и на финское духовенство, особенно высшее, поддержавшее решения Упсальского собора. Ситуация, сложившаяся в Финляндии на исходе XVI в., заметно отличалась о той, что существовала там в первые десятилетия Реформации: как мы помним, на начальном этапе Реформации подавляющее большинство жителей Финляндии достаточно спокойно (чтобы не сказать индифферентно) восприняло перемены. Что же касается начала 1590-х гг., к этому времени в сознании основной части населения страны – стараниями Агриколы и его последователей - довольно прочно утвердилась умеренная разновидность лютеранства; не следует сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что после проведения “литургической реформы” Иоанна III церковная жизнь приняла более традиционные и, следовательно, более понятные народу формы.
Дворянская элита страны попыталась использовать подобные настроения в собственных интересах. Взаимоотношения церковных и светских властей Финляндии этого десятилетия более детально будут рассмотрены в очерке об Эрике Соролайнене, во второй части нашей работы, здесь же обозначим лишь главные моменты данной проблемы. После того как новый король Сигизмунд III обязался не чинить препятствий евангелическому исповеданию, духовенство Финляндии вместе с остальными сословиями присягнуло ему на верность. Более того, финляндское дворянство во главе с “железным маршалом” Клаусом Флемингом предпочло поддержать Сигизмунда в его конфликте с герцогом Карлом. В результате духовенство Финляндии, обязавшееся следовать постановлениям Упсальского собора, гарантом исполнения которых объявил себя герцог Карл, оказалось в весьма щекотливом положении, т.к. Флеминг отказался признать указанные решения и не скрывал своего враждебного отношения к ним. Более того, основная масса финского населения также не видела смысла в отказе от ряда традиционных богослужебных моментов (“устаревших церемоний” в терминологии Упсальского собора). Ситуацию усугубляло то обстоятельство, что новые люди в капитуле Турку в своем благочестивом рвении были, судя по всему, не очень-то склонны следовать процитированному предостережению Упсальского собора от чрезмерной поспешности в искоренении “католических” элементов богослужения: уже к 1595 г. указанные спорные моменты были изъяты из церковной практики во всех приходах Финляндии (Paarma 1980, 248 s.). Кроме того, в окружении Флеминга находились священники, отказавшиеся признать постановление Упсальского собора, и даже откровенные католики, бежавшие из Швеции. Все это породило немалую напряженность в отношениях лютеранской церкви Финляндии со светскими властями провинции. С особенной силой это проявилось в 1596 г., когда дело дошло до настоящей богословской полемики между Флемингом и окружением епископа, причем светские власти попытались разжечь в народе неприязнь как к высшей иерархии Турку, так и приходским священникам, верным постановлениям Упсальского собора (о религиозных взглядах Флеминга и деталях его полемики с капитулом см. в очерке о епископе Соролайнене). В этом споре проявился религиозный консерватизм социальной элиты Финляндии, которой был не по душе курс на ужесточение лютеранства и резкий разрыв с предшествовавшей религиозной традицией; в принципе те же недоумения и сомнения, по-видимому, испытывало и “безмолвное большинство” населения страны, о позиции которого мы можем судить лишь на основе косвенных данных.
В результате внутреннее единство кафедрального капитула Турку и его твердость в осуществлении литургических изменений обернулись для церковного руководства утратой доверия значительной части населения Финляндии (Pirinen 1976, 107 s.). С другой стороны, как уже отмечалось, герцог Карл, в эти годы постепенно упрочивавший свою власть в Швецию, с недоверием относился к духовенству Финляндии и лично к Эрику Соролайнену, пребывая в уверенности, что на востоке королевства дело Реформации находится под угрозой. Нежелание ведущих церковных деятелей Финляндии отказаться от своей присяги католику Сигизмунду дало Карлу повод заподозрить их в прокатолических симпатиях, что не соответствовало действительности (свидетельством тому - энергичное устранение “устаревших церемоний” из повседневной практики финской церкви).
5.4. В силу указанных обстоятельств положение церкви Финляндии в бурных событиях, происшедших в период с конца 1596 по конец 1599 г. (см. § 2 настоящей главы), оказалось весьма непростым. Во время “Дубинной войны”, в которой религиозный фактор существенной роли не играл, епископ и капитул старались соблюдать нейтральную позицию, безуспешно напоминая враждующим сторонам о христианском милосердии. Конечно, в примирительных обращениях епископа и капитула ощущалось непонимание глубинных причин выступления крестьян, которых церковные власти упрекали в подрыве общественного спокойствия, но все же там не было ничего такого, что напоминало бы полные ярости высказывания Лютера в адрес немецких крестьян во время Крестьянской войны в Германии. Более того, в районах непосредственных столкновений крестьян и войск Флеминга нередки были случаи, когда местные приходские священники открыто помогали повстанцам. В особенности это проявилось в провинции Похъянмаа, духовенство которой в массе своей сочувствовало крестьянам и приняло сторону Карла; в меньшей степени это можно сказать о священниках из южных районов области Хяме. Герцог Карл объявил о своей поддержке восставших крестьян; в воззваниях, которые он рассылал, в качестве одного из аргументов, выдвигаемых против Флеминга и епископа Турку, приводилась приверженность последних королю-католику и “папистам”. Одним из священников, снискавших особую известность своей приверженностью Карлу, был настоятель прихода Калайоки в Похъянмаа Льюнго Туоманпойка (Томсон, или на латинский манер, Томэ/Thomae). Он стал своего рода полномочным представителем Карла в Похъянмаа (еще в середине 1590-х гг., т.е. до начала «Дубинной войны», Льюнго возглавил депутацию жителей Похъянмаа, посетившую Карла с жалобой на произвол Клауса Флеминга и наемников, размещавшихся на постой в домах не только крестьян, но даже священников), поэтому после поражения восстания ему пришлось бежать в Швецию.
На риксдаге, состоявшемся зимой 1597 г. в Арбоге, он ознакомил присутствовавших с подробностями подавления “Дубинной войны” войсками Флеминга, что вызвало негодование представителей крестьянского сословия. После окончательной победы Карла Льюнго вернулся в родные края, но присущий ему активный общественный темперамент проявился и в эти годы (умер он в 1610 г.): известно, что с одобрения Карла, ставшего к тому времени королем Швеции, он перевел на финский свод законов (Maanlaki) и городское уложениe (Kaupunginlaki). Выполняя, помимо всего прочего, функции мирового судьи (что было типично для духовенства в ту эпоху), он на практике столкнулся с нехваткой законодательных актов, доступных крестьянам, основная часть которых шведским языком не владела. Правда, оба этих труда из-за ранней смерти переводчика и кончины Карла IX (1610) так и не увидели свет: в новых политических условиях, когда был взят курс на унификацию жизни всех регионов королевства, власти Стокгольма не были склонны финансировать подобные начинания, шведскому же языку отводилась более важная, чем прежде, роль (Lehikoinen, Kiuru 1993, 38 s.; Hkkinen 1994, 98 s.). Вполне вероятно, что будучи выпускником вновь открытого (1593) Упсальского университета, Льюнго и по своим религиозным взглядам был противником Клауса Флеминга и Эрика Соролайнена: должно быть, он с неодобрением смотрел на половинчатую - как тогда казалось многим - позицию, занятую епископом и капитулом Турку.
О религиозных взглядах Льюнго мы можем судить по одному весьма любопытному документу, обнаруженному шведскими исследователями уже в XX в. (в 1964 г.). Речь идет о написанном по-шведски рифмованном стихотворении, резко осуждающем «Красную книгу» и «литургическую реформу» Иоанна III (Ljungon pilkkaruno http:// …). В кратком вступлении к нему сообщается, что автором является «Льюнго, сын Томаса из Остерботнии [фин. Похъянмаа]» (af Ljungo Thomae Orientis botniensi). Предполагается, что стихотворение было написано не позднее января 1597 г. и приурочивалось к упоминавшемуся риксдагу в Арбоге. Автор с негодованием перечисляет основные этапы «литургической реформы», которая в его глазах была не чем иным, как попыткой реставрации католичества в Швеции (римский папа без обиняков назван «Римским антихристом», а «Красная книга» - «блудницей»). В тексте упомянуты кардинал Поссевино и «Монастырский Лассе» как главные «совратители» лютеран (примечательно, что название «лютеране», lutherana, уже стало входить в употребление) и, с другой стороны, одобряется постановление Упсальского собора 1593 г. (в работе которого принимал участие и сам Льюнго), а также решительные, бескомпромиссные действия герцога Карла. На вопрос, почему же стихотворение с резким осуждением «литургической реформы» появилось так поздно, когда с самой реформой было фактически покончено, можно ответить, что, во-первых, в 1580-е гг. автор мог за него дорого поплатиться (пробстом Похъянмаа, т.е. непосредственным начальником Льюнго, был упоминавшийся Якоб Геет, рьяный приверженец нововведений, к тому же отличавшийся крутым нравом); во-вторых, текст такого рода, направленный также против занимавшего престол Сигизмунда, служил как бы заверением в преданности герцогу Карлу. Во время пребывания последнего в Финляндии (уже по замирении страны) в 1602 г., Льюнго лично принимал правителя у себя дома и удостоился его милостей.
