3.3. Начало 1540-х гг. было отмечено в финской церкви усилением государственного контроля, инициатором чего выступил немецкий юрист Георг Норман (неслучайно в истории лютеранства в Швеции и Финляндии этот период нередко называют “немецким” - Salomies 1949, 70 s.). Норман получил право по собственному усмотрению назначать священников и контролировать деятельность епископов. Интересно, что по дороге из Германии в Швецию он познакомился с Микаэлем Агриколой, только что получившим звание магистра - правда, это знакомство не уберегло церковь Финляндии от жестких мер центрального правительства, стремившегося ослабить влияние высшего епархиального духовенства (т.е. епископа и капитула) как в административном, так и в экономическом отношении. Это проявилось, в частности, уже в 1540 г., когда все духовенство Финляндии было обложено дополнительным налогом (а незадолго до того Густав Ваза разослал во все епархии циркуляр, предписывавший ускорение церковных реформ в соответствии с упсальскими постановлениями 1536 г.). Микаэль Агрикола, назначенный по возвращении на родину не только ректором кафедральной школы, но также канцлером и фактически главным советником престарелого епископа Шютте, получил из Стокгольма довольно щекотливое поручение составить отчет о доходах членов капитула, что было им сделано в 1542 г. Этот отчет интересен тем, что проливает некоторый свет на расстановку сил в высшем органе церковного управления Финляндии накануне резкой ломки старых структур: из него можно заключить, что в 1540 г. ведущие должности в церкви Финляндии все еще находились в руках поколения, пришедшего в епархиальное руководство до начала Реформации и тяготевшего, скорее, к умеренным реформам в духе библейского гуманизма.

Политика короля в отношении капитула Турку была той же, что и в других епархиях королевства. Формально Густав Ваза не упразднял этот орган церковного управления. Однако, когда умирал какой-либо из членов капитула, его должность более не замещалась (т.е. фактически ликвидировалась), а причитавшиеся по ней доходы отходили короне. Так, если в 1541 г. капитул насчитывал 8 членов, то к 1546 г. по указанной причине в нем осталось всего лишь 4 человека, имена которых нам уже знакомы: декан Рагвалди, кафедральный пробст Петерсон, главный настоятель Турку Юхансон и ректор школы Агрикола. Характерная деталь, о которой мы уже упоминали: когда Томас Кейои в 1544 г. вернулся на родину после своего вторичного пребывания в Виттенберге, ему не нашлось места в капитуле (с соответствующей пребендой) и он был назначен священником в один из сельских приходов на юго-западе страны. В условиях того времени это означало существенное ухудшение его материального положения в сравнении с периодом, когда он был ректором кафедральной школы и членом капитула. Были забыты его предшествующие заслуги на этом посту (о которых, в частности, упоминает Паавали Юстен в “Хронике епископов финляндских”) и, кроме того, осталось не оценено по достоинству его участие в первых переводах богослужебных книг на финский язык, о чем мы еще скажем ниже.

В сравнении со средневековой эпохой изменения коснулись также характера взаимоотношений епископа и капитула: в 1542 г. Мартин Шютте получил пребенду, прежде принадлежавшую капитулу, и, таким образом, стал фактически как бы его членом. Мы уже отмечали, что Мартин Шютте, поселившийся в епископском доме неподалеку от собора, и прежде уже имел отношения с капитулом более тесные, чем его предшественники. Как отмечают исследователи, при всем том, что епархия Турку ощутила на себе влияние реформ “немецкого периода”, она оказалась ими затронута в меньшей степени, нежели шведские епархии, чему причиной не в последнюю очередь явилось ее периферийное положение и этнолингвистическое своеобразие (Pirinen 1976, 79 s.).

Таким образом, к середине 1540-х гг. в заметно поредевшем капитуле (и, следовательно, во всей епархии Турку) заправляли уже “новые” люди, которые с убежденностью и ответственностью относились к проведению преобразований в церкви: для них это было не только и столько исполнением государственного заказа, сколько выражением их собственных убеждений, усвоенных в центре лютеранской Реформации, Виттенберге. Кафедральный пробст Юхан Петерсон, последний представитель старшего поколения, пришедшего в церковь еще до начала Реформации, скончался в 1547 г. Разумеется, должность пробста была упразднена упомянутым выше способом, но в следующем, 1548 году, Паавали Юстен, рукоположенный еще в 1540 г. и пользовавшийся расположением как епископа Шютте, так и самого короля, был по возвращении из Виттенберга включен в состав капитула. Это случилось после того, как по указанию короля, недовольного слишком большой независимостью Агриколы в отношениях со светскими властями (судя по сохранившимся посланиям Густава Вазы последнему), епископ распорядился отдать ректорское место Юстену, а за Агриколой оставил звание капитульного каноника с соответствующим уменьшением доходов. Для Агриколы, претендовавшего на освободившееся место кафедрального пробста, это было чувствительным ударом. Правда, и после этого он оставался наиболее влиятельным и авторитетным членом капитула, что видно хотя бы по тому, что в конце 1540-х гг. именно ему доверяли замещать епископа в визитационных поездках по епархии; кроме того, именно он от имени капитула вел переписку с королем.

Основным же направлением деятельности Агриколы в эти годы были преобразования в финской церкви (в первую очередь литургические), что предполагало создание необходимого корпуса вероучительных и богослужебных книг на финском языке. Кроме того, он стремился оградить родную епархию - насколько, конечно, это представлялось возможным в тогдашних условиях - от чрезмерного государственного вмешательства. Заочное столкновение (в форме переписки) между Агриколой и королем произошло в 1544 г., когда Агрикола не пожелал выделить в распоряжение королевской канцелярии требуемого количества учеников подначальной ему школы, что вызвало резкую отповедь монарха, направившего второе, еще более жесткое по тону послание. В 1548 г. Агрикола добился отмены поступившего из столицы распоряжения, по которому члены капитула лишались своих пребенд и должны были взамен получать доходы от десятины, отчужденной до этого в казну: в условиях неурожаев, частых в те годы, последняя мера неминуемо означала резкое ухудшение экономического положения каноников (по традиции духовное лицо, которому выделялась пребенда, получало в свое пользование доходы - обычно в натуральной форме - с определенного числа хозяйств; кроме того, крестьяне, работавшие там, должны были выплачивать и фиксированную сумму денег). Именно это, как предполагается, и стало истинной причиной отставки Агриколы с поста ректора кафедральной школы с соответствующим уменьшением доходов.

В эти самые годы Микаэль Агрикола издал труды, имевшие – не будет преувеличением сказать - эпохальное значение для победы Реформации в Финляндии и становления финского литературного языка. В определенном смысле его деятельность сопоставима с усилиями шведского реформатора Олауса Петри: например, оба опубликовали целый ряд трудов под собственным именем, а не от лица какого-либо коллегиального церковного органа, что в условиях тех лет предполагало персональную ответственность за содержание книг. В то же время они немало отличались друг от друга как по психологическому и духовному складу, так и по избираемым методам: если Олаус Петри поначалу был бунтарем, не принадлежавшим к высшей церковной иерархии, то этого никак не скажешь об Агриколе, члене кафедрального капитула, на деньги которого он, собственно говоря, и был послан в Виттенберг и подготовлен к участию в управлении епархией и проведению в ней преобразований (Pirinen 1962, 164 s.). Правда, как мы видели, это отнюдь не избавило его от проблем во взаимоотношениях с монархом, коль скоро финский реформатор не был склонен слепо выполнять любые распоряжения, поступавшие из Стокгольма.