Итак, тюрьма. Еда, более сносная одежда и обращение, не в пример лучше, чем в Кухне Джонса, способствовали тому, что Джерек Корнелиан начал понемногу восстанавливать прежнее состояние ума. Особенно ему понравился серый мешковатый костюм с широкими стрелами, нашитыми поверх, и Джерек решил, что если он когда-нибудь попадет в свой собственный век, то обязательно сделает себе такой костюм, хотя, возможно, стрелы будут оранжевыми.

Мир тюрьмы был тусклым. Преобладали в основном бледно-зеленые, серые или черные цвета, даже плоть заключенных была какой-то серой. Звуки тоже обладали какой-то монотонностью: стуки, крики и, по большей части, проклятья. Но ежедневный ритуал подъема, кормления, прогулки, сна произвел исцеляющий эффект на ум Джерека.

Ему предъявили обвинения в различных преступлениях еще в самом начале тюремной эпопеи, а потом, если не считать случайного посетителя, заглянувшего, чтобы выразить свое сочувствие, он был в основном предоставлен самому себе. Джерек снова стал ясно думать о Бромли и миссис Амелии Ундервуд, надеясь, что его скоро выпустят или покончат с ритуалом каким-нибудь подходящим для них способом. Тогда он продолжит путь.

Каждые несколько дней мужчина в черном костюме с белым воротником, держа в руках черную книгу, посещал камеру Джерека и разговаривал с ним о своем друге, который умер, и еще об одном друге, который был невидим. Джерек обнаружил, что голос мужчины, которого звали Преподобный Лоундес, оказывал приятное успокаивающее действие, и улыбался, кивал и соглашался, когда ему казалось, что это отвечало желанию Преподобного Лоундеса, или качал головой, когда казалось тактичным не согласиться. Это доставляло Преподобному Лоундесу большое удовольствие, судя по множеству улыбок, и вызывало новый поток слов, произносимых, правда, довольно визгливым и монотонным голосом, о мертвом друге и о невидимом друге, который, как выяснилось, был отцом мертвого друга.

Однажды перед уходом Преподобный Лоундес похлопал Джерека по плечу и сказал ему:

— Не сомневаюсь, что спасение уже ждет вас!

Это обрадовало Джерека, и он с нетерпением стал ожидать своего освобождения. Воздух вне стен тюрьмы становился теплее, к дополнительному удовольствию Джерека.

Другой частый посетитель Джерека одевался в темный костюм с черным галстуком и цилиндр. Его жилет также был черного цвета, но ткань на брюках имела тонкие серые полоски. Он представился мистером Гриффитсом, Совет Защиты. Это был любопытный тип: большая, с темными волосами голова; огромные мохнатые брови, которые почти встречались у переносицы; громадные руки, которые с трудом помещались в маленький кожаный чемоданчик, откуда неуклюже извлекали документы. Он садился на край жесткой койки Джерека и листал бумаги, часто раздувая щеки и громко вздыхая время от времени, затем, наконец, поворачивался к Джереку и поджимал губы, прежде чем заговорить.

В первые свое посещение он сказал:

— Мы собираемся заявить о вашем безумии, мой друг.

— Да? — ответил Джерек непонимающе.

— Да, в самом деле. Вы все подтвердили полиции. Несколько свидетелей определенно узнали вас. Вы тоже фактически узнали свидетелей перед лицом других свидетелей. Вы утверждали, будто не имели понятия о происходящем, что само по себе вряд ли правдоподобно, если исходить из других ваших заявлений. Вы видели, как умерший Вайн приносил свой «улов», помогали ему унести добычу, убежали вместе с ним, после того как он застрелил швейцара. На вопрос об имени и происхождении вы сочинили дикую историю о появлении из будущего в какой-то машине времени и назвали явно вымышленное имя. На основании этого я намерен сделать свое заключение… и оно может спасти вашу жизнь. А сейчас расскажите, что произошло, по вашему мнению, с той ночи, когда вы встретили Альфреда Вайна, до утра, когда полиция обнаружила вас обоих в Кухне Джонса и Вайн был убит при попытке к бегству.

Джерек с готовностью рассказывал свою историю, но мистер Гриффитс только раздувал щеки и закатывал глаза под черными бровями, а один раз хлопнул ладонью по лбу и чертыхнулся.

— Единственная проблема, — сказал мистер Гриффитс, уходя в первый раз, — это убедить судью, что человек, явно разумный с одной стороны, является безусловно законченным лунатиком с другой. Что ж, по крайней мере я сам убедился в справедливости моего дела. До свидания, мистер… хм… до свидания.

— Надеюсь скоро увидеть вас снова, — вежливо попрощался Джерек, когда охранник выпускал мистера Гриффитса из камеры.

— Да-да, — поспешно ответил мистер Гриффитс, — да-да.

Мистер Гриффитс нанес ряд последующих визитов, так же как и Преподобный Лоундес. Но если Преподобный Лоундес всегда казался уходящим в еще более счастливом настроении, мистер Гриффитс обычно уходил от него с отчаянным, несчастным выражением на лице, а его поведение выдавало крайнее возбуждение.

Суд над Джереком Корнелианом за его участие в убийстве Эдварда Франка Морриса, швейцара отеля «Империя», происшедшем пятого апреля 1896 года примерно в шесть часов утра, состоялся в Центральном Уголовном Суде Лондона в десять утра тридцатого мая. Никто, включая защитников, не знал и не ждал, что суд затянется. Предположения касались только приговора, что совсем не трогало Джерека Корнелиана, настаивавшего на сохранении вымышленного имени, несмотря на все предупреждения о том, что сокрытие настоящего имени не в его пользу.

Перед началом суда Джерека под стражей поместили в деревянную ложу, где он должен был стоять во время процесса. Ему понравилась ложа, позволяющая хорошо видеть остальную часть довольно большой комнаты.

Мистер Гриффитс подошел к ложе и торопливо спросил:

— Эта миссис Ундервуд, вы давно ее знаете?

— Очень давно, — сказал Джерек. — Строго говоря… я буду знать ее долгое время. — Он засмеялся. — Мне нравятся эти парадоксы.

— Мне — нет, — с чувством возразил мистер Гриффитс. — Она респектабельная женщина? Я имею в виду, она… ну… в своем уме, например?

— В высшей степени.

— Гм-м. Что ж, я намерен вызвать ее, если возможно. Чтобы она засвидетельствовала вашу особенность… ваши заблуждения и тому подобное.

— Вызвать ее? Привести ее сюда?

— Именно так.

— Это было бы превосходно, мистер Гриффитс! — Джерек с удовольствием захлопал в ладоши. — Вы очень добры, сэр.

— Гм-м, — сказал Гриффитс, отворачиваясь.

Он вернулся к столу, где сидел вместе с другими мужчинами, одетыми, как и он, в черные накидки; у всех у них творилось что-то непонятное с волосами: они выглядели мучнисто-белыми и туго закрученными. Позади располагался ряд скамеек, где сидело множество людей в разнообразных одеждах, но без фальшивых волос.

Над головой Джерека нависла галерея, буквально набитая людьми в обычной одежде. Слева был еще один ряд скамеек, на которых расположились двенадцать человек, проявлявших заметный интерес к нему. Ему льстило находиться в центре внимания. Он улыбнулся им и помахал рукой, но, как ни странно, никто не улыбнулся в ответ.

Вдруг кто-то прокричал какие-то слова (Джерек не уловил, их смысла), и все начали вставать, когда еще одна группа людей в длинных накидках и с фальшивыми волосами вошла в комнату и стала рассаживаться за столами прямо напротив Джерека. Именно тогда Джерек разинул от удивления рот, узнав человека, который, казалось, как и он сам, занимал почетное место в суде.

— Лорд Джеггед Канарии! — воскликнул Джерек. — Вы последовали за мной сквозь Время? Вы настоящий друг.

Один из мужчин в голубом, стоявший позади Джерека, наклонился вперед и похлопал его по плечу.

— Спокойней, парень. Ты должен говорить, когда к тебе обращаются.

Но Джерек был слишком взволнован, чтобы слышать его.

— Лорд Джеггед! Вы узнали меня?

Все снова начали усаживаться, и Лорд Джеггед, казалось, не услышал Джерека. Он взял какие-то бумаги, которые кто-то положил перед ним.