- Но испортил.
Джеймс сжал кулаки и отвернулся. Он не хотел больше спорить, но при взгляде на Сноу его просто распирала злость. Но он знал, что если продолжит разговор, то они точно по-настоящему разругаются.
Оливер молчал. И это тоже задевало, потому что Джеймс ждал извинений, слов. Хоть чего-нибудь. Но ничего не было. Он бы ушел прямо сейчас, но проблема заключалась в том, что они оказались заперты вдвоем в одной комнате без возможности выйти или отвлечься на разговор с кем-то другим.
- Тебе не интересно, что случилось с ним? – через какое-то время спросил Оливер, и голос его звучал так, словно он протягивал оливковую ветвь мира. Обида все еще обжигала, и Джеймс ответил, так и не повернувшись:
- Ну?
- Заклинание. В сосуде я увидел, как один человек потер руки, из них вырвался лиловый шар и прошел через грудь второго. И когда тот упал мертвым, глаза его стали красными.
В этом не было ничего нового. Они и прежде думали, что дело в темных чарах. Хотя, теперь, по крайней мере, ясно, как это заклинание выглядело. А может, капюшон просто подлил подходящее зелье в напиток бедному Миргурду, и тот погиб именно так.
Наверное, Оливер ждал ответа, но Джеймсу было нечего сказать. Он слышал за спиной тяжелый вздох, потом шаги, и на секунду поверил, что друг идет к нему, но когда ничего не случилось, понял, что ошибся.
Время в неуютной холодной тишине тянулось бесконечно долго. Джеймс продолжал медленно злиться, но постепенно первые эмоции проходили, и он начал осознавать собственное детское поведение. Краем глаз он заметил, что Оливер присел на пол около двери, положил волшебную палочку рядом с ногой и, перевязав порезанную руку платком, не мигая смотрел на сосуды. Глаза его казались пустыми. И Джеймс вдруг ощутил холод на затылке. Будто кто-то жуткий дышал ему в спину льдом. Этот взгляд Оливера был слишком невыносимым и пугающим. Когда стены, скрывающие нечто, опускались, и слизеринец позволял настоящему себе вырваться на свободу. Джеймс любил, когда друг не скрывал себя, но такой пустой тяжелый взгляд не хотел бы видеть никогда в этих глазах.
И внезапно все его обиды стали неважными. Джеймс вытер влажные ладони о брюки и отправился к другу. Оливер даже не повернул голову, когда гриффиндорец сел рядом.
- О чем ты сейчас думаешь? – негромко спросил Джеймс. И, по правде говоря, не рассчитывал получить ответ. Не после того, как минутами ранее сам вел себя как придурок. Но Оливер заговорил, тихо, слегка хрипло:
- Ты прав. Я врал тебе. Прости.
Джеймсу больше не нужны были извинения. Ничего из этого. Только чтобы Оливер не выглядел таким опустошенным.
- Проехали, - сделал попытку улыбнуться он. Но Оливер повернул голову, и по его лицу было ясно – не проехали. Ещё нет.
- Есть еще кое-что, - Оливер сглотнул, Джеймс видел, как дернулся его кадык, как дрогнула нижняя губа. – И когда я скажу это, ничего не останется…
- О чем ты? – нахмурился Джеймс. И взгляд серых глаз вдруг стал таким теплым и печальным.
- Когда ты спросил, помню ли я, что было со мной в коме, я сказал нет. Это была ложь. Я помню каждый миг, - Оливер закрыл глаза, словно слова причиняли ему боль. – И это меня убивает.
Так вот, что терзало его все эти дни, вот что так разрывало его сердце. Джеймс замечал, что что-то не так и поэтому сейчас не удивился. Но испугался того, что было, что пережил Оливер. И все равно хотел узнать.
- Скажи мне, - мягко попросил он. – Пожалуйста, Оливер. Тебе станет легче, если ты с кем-то этим поделишься.
- Но тогда, - Оливер открыл глаза, и Джеймс не увидел в них стен, - я потеряю тебя. Всех вас.
Это было так глупо и так отчаянно одновременно, что Джеймс мог бы заскулить. Такой беззащитный испуганный Оливер был чем-то новым, неизвестным, но его, как и любого другого Оливера, Джеймсу хотелось защищать. Он знал - что бы ни произошло там, в коме, это не изменит его отношения к слизеринцу. И он поможет другу нести этот груз, он хочет помочь, хочет разделить его боль.
- Никогда, - выдохнул Джеймс решительно.
Губы Оливера болезненно искривились, словно что-то внутри вызывало в нем агонию. И он отвернулся, будто понял, что сейчас не может вернуть контроль над эмоциями, но все равно не хотел показывать их. Джеймс уважал его выбор. Он мог понять, что друг просто не хочет быть слабым. Даже если Джеймс все равно бы не стал так считать.
Плечи Оливера были напряжены, и голос его звучал негромко и тяжело, когда он заговорил:
- Сначала это был только огонь. Я горел, я чувствовал, как моя кожа пузырится и плавится, и это было так больно, что я кричал, но голоса не было. И мне хотелось умереть, исчезнуть, только бы это прекратилось. А потом… потом я открыл глаза и понял, что лежу в какой-то комнате. Сперва я решил, что все еще в Хогвартсе, но потом…
Слова прервались рваным вздохом. Джеймс дернулся от этого звука, будто его ударили заклинанием. Он понимал, не мог не понимать, что сейчас происходит нечто очень важное, особенное, но какая-то его часть, слабая, хотела, чтобы Оливер перестал говорить, потому что видел, что это причиняло другу боль. А он не хотел, чтобы слизеринец страдал. Достаточно он пережил, чтобы заслужить немного отдыха. И в то же время Джеймс жаждал узнать правду, потому что только так он мог по-настоящему помочь другу. Двигаться дальше.
- Наверное, это было что-то вроде альтернативного мира, - продолжил тихо Оливер. – Того, где Тьма победила. Джеймс, ты бы видел это… Магглы были рабами, маги, сопротивляющиеся Тьме, скрывались в пещерах и лесах, тени кружили повсюду, словно теперь это был их мир.
Так вот где был Оливер, вот о чем говорил Мэтью Сноу. Но как в таком мире Оливер мог бы быть счастлив? Как мог пожелать там остаться?
- И в том мире, - вздохнул слизеринец, - Жрецы не погибли. Они так же прятались, как и остальные маги. Но они не были лучше Тьмы. Они так же убивали и мучили тех, кто отказывался идти за ними. И… они нашли меня.
Внутри Джеймса словно взорвалась снежная вьюга. Ему стало холодно от предчувствия близкого зла. Жрецы не могли нести с собой ничего хорошего. Спина Оливера оставалась такой же напряженной.
- Они рассказали, что случилось, но когда поняли, что я из другого мира… Они думали, я могу спасти их. Потому… – голос сорвался, но юноша быстро взял себя в руки. – Потому что во мне есть это. Их магия. Они заставляли меня учиться, но я не хотел этого. Не хотел быть их частью. И они сказали… Сказали, что не помогут мне вернуться, что я останусь здесь, если не приму свою силу. И я был готов. Я бы лучше умер, чем стал таким же.
Джеймс услышал в голосе явное отвращение – к Древней магии, к Жрецам, ко всему, что случилось. И ему стало невыносимо больно оттого, что Оливер мог так сильно ненавидеть самого себя.
- Я не собирался соглашаться. Они спрашивали, но я говорил им «нет». Каждый раз. Но они, - короткий смешок, полный горечи, - нашли способ. Когда они отпустили меня, я отправился на поиски других магов, способных помочь мне. И тогда…
Оливер внезапно замолчал и низко опустил голову. Джеймс видел, как он запустил пальцы в волосы в каком-то отчаянном болезненном жесте. Что бы ни было там, дальше, это было еще ужасней.
- Оливер? – позвал друга Джеймс. Тот не шелохнулся, но снова заговорил, медленно и печально:
- Я встретил тебя.
Что?
Джеймс ожидал чего угодно, но не этого. Ему казалось, что на миг он забыл дышать, и сердце его остановилось. А после устремилось в бешеном темпе. Он думал, Оливер попал в то время, когда первая Тьма, тот безымянный мужчина, правил миром, когда никто из них еще не был рожден. Разве он понял неверно?
- Это был ты и в то же время не ты. Такой знакомый. И такой другой. Ты возглавлял группу новых магов, борющихся и с Тьмой, и с Орденом Жрецов. Защищал их. Настоящий герой. Спаситель. Они смотрели на тебя, как будто ты был их миром. И так и было.
Джеймс мог почувствовать, даже не видя, мягкую теплую улыбку на лице Оливера. И ощутил глубокую нежность в его голосе, появившуюся только сейчас и вытеснившую из него всю ненависть и презрение.
