- Знаешь, мисс идеал, - фыркнула Саманта с раздражением, - кто-то должен был сказать тебе, что так не поступают. Как только понимаешь, что влюбилась в другого, ты просто идешь и говоришь об этом своему парню, и вы расстаетесь. Это честно. А не использовать его как страховку, на случай, если новые чувства не взаимны. Ведь именно так ты поступила с Диланом – держала его, пока не убедилась, что твой новый парень тоже в тебя влюблён. Это отвратительно.
Приподнявшись на локтях, Саманта резко задернула полог. В тишине комнаты звякнули колечки, поддерживающие его. Разговор был окончен. И Розе хотелось заплакать. Никогда прежде она не ссорилась с подругами даже по мелочам, а чтобы так, всерьез, тем более. И от слов Сэм, какими бы справедливыми они ни были, всё равно стало очень обидно.
- Спокойной ночи, Роза, - тихо произнесла Мэри.
- И тебе, - ответила Роза, стараясь, чтобы боль не просочилась в голос. А затем уткнулась лицом в подушку, надеясь тем самым заглушить подступающие к горлу слёзы.
***
В пятницу утром Джеймс понял, что от счастья, появившегося в понедельник, не осталось и следа. Он отправил уже два письма в больницу, но ни на одно так и не получил ответа – сова возвращалась ни с чем. От этого желание прибить Оливера при первой встрече только возрастало.
- Как думаешь, есть шанс, что Долгопупс не заставит нас опять возиться с этими премерзкими лианами? – поинтересовался Дил, когда вдвоем с Джеймсом спускался на завтрак.
- Вряд ли, - безразлично ответил Поттер. – Он же сказал, что собрать с них слизь нужно до января, потом она засохнет или что-то вроде того…
- Это отстой. Она же такая противная.
- И не говори.
Друзья прошли еще несколько ступенек, спустились с лестницы и оказались в холле, когда Дил, искоса взглянув на Джеймса, полюбопытствовал:
- Почему Мия остается в замке? Её что, никто не ждет?
Джеймс тихо вздохнул и покачал головой.
- У неё никого нет.
- Эх. Это ещё хуже, чем у меня.
«Да. Намного. Ты даже не представляешь, насколько», - с тяжестью на сердце подумал Джеймс. Почему все, кто был ему дорог, страдали? Оливер попал в кому из-за книги, и до сих пор неизвестно, что с ним было. Дил лишился родителей, и его бабушка совсем старая, чтобы прожить еще долго. А жизнь Мии вовсе сплошная трагедия. Так много расколотых душ. И Джеймс не знал, не мог помочь им всем, склеить их, излечить. Как? Ведь он не герой, не гений, он только Джеймс и ничего больше.
- Слушай, ты мог бы приехать ко мне вместе с Микки. Лили будет в восторге, ты же знаешь, она не разлей вода с твоим братом.
Дил благодарно улыбнулся и покачал головой.
- Бабушка, - одно слово, решавшее всё. И Джеймс не стал настаивать. Потому что на месте друга поступил бы так же.
Большой зал, украшенный к Рождеству, сиял праздничной атмосферой огней и музыки. Главный вход в него был оформлен красивой аркой из еловых лап, остролиста и еще каких-то веточек. Часть из них была покрыта золотом, а на части лежал нетающий снег. А на самом верху сидели рядком маленькие ледяные фигурки и пели рождественские гимны тонкими мелодичными голосами. Украшенные двенадцать елок вдоль стен, сияли рыжими, красными и белыми огнями. А с потолка сыпал тихий пушистый снег. И если выглянуть за окно – на улице шел точно такой же, только настоящий.
Джеймс подумал, что тоже мог бы остаться в школе и провести это Рождество с Мией. Пожалуй, у них вышел бы неплохой праздник. Но потом он вспомнил о лыжах с братом, о запахе печенья в доме бабушки, о своей кровати дома, и понял, что всё равно уедет.
- Знаешь, я действительно обожаю Рождество в школе, - улыбнулся Дил, круглыми глазами осматриваясь по сторонам с детским восхищением. – Это невероятно. Как к такому можно привыкнуть?
Джеймс не ответил. Вместе они зашагали к столу Гриффиндора, продолжая любоваться праздничным убранством.
И тут это случилось.
Среди шума многих голосов, смеха, звяканья посуды и пения – всего этого многоцветного бесконтрольного хаоса, вдруг прозвучало:
- Джеймс.
И все звуки исчезли.
Джеймс падал.
Но под ногами его была земля. И крепкие руки держали его, не давая рухнуть. Больше никогда.
Один-единственный голос. Тихий. Бархатный. С привычной усмешкой. Заглушивший собой всё остальное.
Джеймс обернулся, боясь и желая поверить. Если это шутка, если розыгрыш, как он сможет…
Серые глаза смотрели на него, и в них теплыми искорками мерцала жизнь.
- Оливер.
Джеймс даже не понял, сказал ли это вслух или только подумал. Всё равно. В два стремительных шага он преодолел расстояние, разделявшее его и Оливера и замер, не смея отвести глаз. Лишь взгляд его несколько нервно осматривал друга, всего, с ног до головы, чтобы убедиться, чтобы поверить. Живой. Здесь. Настоящий. Здоровый. В сознании.
- Привет, - улыбнулся Оливер. – Скучал?
Джеймсу показалось, что внутри него взорвалась ядерная ракета, потому что в душе вдруг настал совершенный непонятный беспорядок. Счастье, недоверие, радость, беспокойство, злость – слишком, слишком много всего сразу. Ударить. Обнять. Прикоснуться. Наорать. Улыбнуться. Будь Джеймс компьютером, у него бы точно произошел системный сбой.
- Что… что ты здесь делаешь? – вместо всего этого тупо спросил он, всплеснув руками. И тотчас скрестил их на груди, спрятав ладони под мышки.
- Прости? – характерно выгнул бровь Оливер. И Джеймс поверил. Поверил, что всё это правда. Что спустя две недели его друг здесь, живой и здоровый. Настоящий.
- Мне сказали, ты в больнице. Завтра каникулы. Ты приехал на один день? – выпалил он, чувствуя, как внутри начинает истерично орать сердце, пытаясь заглушить разум. Нет уж, дружок, не выйдет. Не в этот раз. Оливер только пожал плечами.
- Ну да. Надо было кое-что забрать. И я должен узнать, что случилось, пока меня не было.
- О.
Джеймс вдруг ощутил приступ раздражения такой силы, что тот заслонил собой всё счастье. Вот теперь желание врезать слизеринцу стало таким сильным, что даже костяшки на руках зачесались.
- Какого хрена ты не отвечал на мои письма? – прорычал он, сверля Оливера взглядом. Тот лишь моргнул, лицо его оставалось таким же беспечно насмешливым. Типичным. И это нравилось Джеймсу и бесило одновременно.
- Потише, львёнок, - фыркнул Оливер. – Что за драма? Если бы мы решили обмениваться информацией в письмах, то до сих пор писали бы первое из них. Сам посуди, когда новостей много, в двух словах не расскажешь.
- А написать, что ты просто жив и в порядке сложно? – не унимался Джеймс. Он беспокоился, как идиот, он переживал, он срывался на ни в чем не повинных людях, и ради чего – чтобы Сноу посмеялся над ним? Да что тот понимает!
Оливер усмехнулся, глаза его заблестели.
- Ты волновался, что ли?
- А ты бы нет?! – Джеймс не мог, больше не мог выдерживать. Он столько дней носил в себе страхи и боль, что однажды это должно было случиться. – Что нам всем было думать, когда это случилось, а? И твой дедушка не дал нам никаких ответов. Будь ты на нашем месте, ты бы не волновался? Мы ничего не знали, ничего, ты, чертов тупица!..
Лицо Оливера дрогнуло и изменилось. Улыбка пропала. Теперь в его взгляде, наконец-то, появилась серьезность. Понимание. Словно до него, наконец, дошло.
- Джимми, - тихо произнес он. И это остудило Джеймса лучше тысячи слов. Он вдруг поник, опустив плечи, и руки безвольно свесились вдоль тела.
- О чем ты думал, Оливер? – тихо спросил он, нуждаясь в ответе. Оливер сжал губы и вздохнул.
- Я ведь не знал, что так будет. Прости, Джеймс. Мне жаль.
Кричать больше не хотелось. Слава Богу, обниматься тоже. Джеймс устало потер лоб, чувствуя себя так, будто отсидел двенадцать уроков подряд.
- Так что все-таки случилось? – спросил он уже спокойно.
- Я… – начал говорить Оливер, когда вдруг из-за его спины раздался короткий визг. Одновременно юноши оглянулись. А спустя мгновенье Роза повисла на шее слизеринца. Всё, так, как Джеймс и предполагал. Или опасался?