– Мне жаль, Ваше Высочество, – прошептал он и прошел мимо меня, оставив дверь раскрытой.

Мое сердце упало в пятки, когда я оказался внутри темницы. Там было пусто, сыро и тихо, вроде бы, все, как обычно, но пахло свежей кровью. На уровне головы Зои, бордово-красные пятна окрасили стену.

Зои мертва, я опоздал.

– Где ты был, сын? – резко спросил отец, когда я зашел в большой зал. Я не хотел, чтобы он называл меня так. – Отвечай, – потребовал он, когда я упрямо молчал.

Остановившись напротив него, я посмотрел в его жестокие, безжалостные темные глаза, давно ставшие черным, бездушным агатом. Эти глаза, кроме сильного желания окунуть их в те лужицы крови на песке, и растоптать на месте, ничего не вызывали. Желание раздавить, уничтожить старого ублюдка, как он того заслуживает, было сильным и почти нескрываемым.

Мне хотелось кричать от несправедливости, но нельзя себе такого позволять, я должен быть сдержанным, осторожным, хладнокровным, чтобы победить в борьбе. Я должен быть, как отец.

Смотря ему в глаза, я пытался найти правду там, где ее просто не могло быть. Казнь была назначена на завтра, а не на сегодня, так какого черта, ее убили сегодня? Почему отец изменил решение?

Почему?

– Кем была Зои? – напрямую спросил я, без должного обращения, на котором он был помешан. Я слышал, как испуганно вздохнули все, кто находился в зале, но меня это не волновало. Я хотел вывести его из себя, и я не собирался останавливаться после боязливых стонов. Сестра как-то сказала мне, что если идешь через ад, не вздумай останавливаться, а беги в самое пекло. – Отвечай!

– Она была преступницей, заслуживающей смерть… – на одно мгновение мне показалось, что он испугался, иначе почему он так спокойно говорит? Словно его совсем не злило мое фривольное поведение при приближенных к нашему дому, но все же чужих людях.

– Ей было семнадцать! – заорал я в ответ, не в силах слушать заезженные фразы. Он повторяет одно и то же, как заморская птица, которую обучили одной единственной фразе. Я чувствовал страх тех, кто стал свидетелем нашей ссоры. Затаив дыхания, все находившиеся рядом, замерли в ужасе. Отца боялись. Простодушно принимая страх за слепое уважение, он никогда не видел разницу между уважением и страхом. Старый глупец. – Говори, кем была Зои!

– Уходи, – коротко отрезал он, сводя свои широкие брови на переносице. Глаза отца побагровели, он был в ярости от моего наглого непослушания. Я почти добился того, чего хотел. Мне почти удалось вывести его из себя, но бедный отец не догадывается о том, что будет дальше. – Пошел вон, недоносок!

Уверенный в своем опасном желании, я аккуратно посмотрел на советников, сидевших за столом по правую руку от отца – они были напуганы. Это был первый раз, когда кто-либо осмелился перебить отца, кто осмелился бы говорить с ним в таком неуважительно-пренебрежительном тоне и подобным образом. Если бы это был не я, то тот человек, уже давно лишился бы языка или головы, но со мной этот старый гавнюк ничего не сделает, потому что я единственный наследник, это мой дар и мое проклятие. Я снова смотрю на советников, которые немного ожили и уже во все глаза пялились на меня, не веря в то, что я делаю. Я давно уже хотел уйти, но все боялся, а сейчас мне плевать.

– Я ухожу, – устало говорю я, срывая фамильный медальон с шеи. Эти инициалы РК[1] уже давно для меня ничего не значат, и потому я бесстрашно швыряю семейную ценность под ноги ошеломленному отцу.

Я не хочу быть частью этой лицемерной интриганской игры, нет уж, увольте. Андре был прав: все, что делает отец, это полная чушь и бред сумасшедшего, помешанного на власти. Все это не имеет смысла, и признать эту правду неудобно для моего положения.

После такого, есть только два пути: или сразу в петлю, или сбежать.

Побег – это не трусость, а отважное решение.

«Я жду Вас, мой дорогой принц. Я жду»

Андре ждет.

Какой смысл в справедливости, если ее нет?

Лучше сумасбродить, не позоря королевское имя, не портя свой народ, чем обременять их.

Я вроде, благое дело совершаю.

Тихо зайдя в комнату, погруженную в кромешную тьму, я наощупь дошла до низкого стола, который мы с Алиной передвинули к стене. Стараясь двигаться как можно тише, чтобы не отвлекать сидящую на полу ведьму, я аккуратно дошла до стола, осторожно опустилась на колени и, протянув руки вперед, не спеша ощупала всю поверхность столешницы.

– Ты же знаешь, что я тебя слышу? – я вздрогнула, когда в полной тишине раздался, хриплый от долгого молчания, голос подруги.

– Я стараюсь тебе не мешать, – чиркнув спичкой, я зажгла рядом стоящую свечу. – Не отвлекайся.

– Все нормально, – быстро заверила меня Алина. – Ты помнишь, какое сегодня число?

– Помню, – затушив спичку, я бросила ее в соседнюю тарелку с уже догоревшей старой свечой. – Семнадцатое июня, – сказала я, обернувшись к Алине. Я не смогла удержаться от самодовольной улыбки, наблюдая за тем, как она сосредоточена над заклинанием.

Два года назад, именно в этот день я познакомилась с сумасшедшей ведьмой, которая на тот момент еще не знала, кто она на самом деле.

В Питере мало по-настоящему теплых и солнечных дней, а тот день был исключением.

Хорошо помню, что тогда на улице стояла долгожданная теплая погода, пригодная для долгих прогулок. Хотелось променада, а не торчать с Матвеем в университете, тем более мы с ним снова поругались. Меня достало, что он слишком много решает и очень много берет на себя. У него, конечно, были свои причины на это, да и я должна была заткнуться, но не смогла.

Я накричала на него, выбежала из кабинета и побрела куда глаза глядят. Просто ходила по пустынным коридорам университета и понимала, что виновата, и что надо идти извиняться.

Понимала, но не спешила идти обратно. Я была еще на взводе, и чтобы не пойти с ним на второй раунд словесной битвы, медленно перетекающей в рукопашный бой, я решила сначала окончательно успокоиться. Остановившись на втором этаже, я запрыгнула на подоконник у окна из которого хорошо просматривалась площадь перед университетом.

Мне были видны все студенты, что вкушали вкус свободы после сданной сессии, и те, кто еще зубрили на последнем издыхании перед последним шансом на сдачу. Также среди студентов затесались абитуриенты, которых было легко узнать в толпе унылых людей. Их глаза мечтательно и жадно изучали здание университета, вкушая истоки студенческой жизни. Уже-не-школьники такие наивные.

Впрочем, остановившись на этом месте, я думала, что успокоюсь, понаблюдав за людьми и пойду к Матвею исполнять задуманное, но мое внимание привлекла шумно что-то обсуждающая рядом сидящая компания абитуриентов.

– Вот зря ты не веришь! – не кричала, но очень громко говорила девушка в коротких (непропорционально, относительно громкости ее голоса) шортах. – Сбылось все, что она говорила. Я пересела на другой автобус, а вечером узнала, что тот попал в аварию.

– Хорошо, что все обошлось, – ответила рыжая, смущенно улыбнувшись сидящим рядом с ней людям. – Но я не заставляю верить тебя во все это. Будущее изменчиво. Это я уже Битву экстрасенсов насмотрелась. – Ненадолго она замолкает, а потом, как-то восторженно на месте подпрыгивает и смотрит на ребят. – Однажды я попыталась посмотреть на душу человека. Во внутрь, – доверительно прошептала она, приложив ладонь к груди.

– Ого, и как? Вышло? – воодушевленно затараторила та, что в коротких шортах. Тогда я не знала, как ее зовут и до сих пор не знаю, потому что та девушка не поступила в наш университет.

– Да, получилось, но прошло на самом деле не очень. Я как будто в транс вошла, что-то говорила, но не помню что, а когда пришла в себя, то мне стало не по себе. Нина плакала, мне этого хватило и я больше не пыталась. – Она легко поправила свои упругие кудряшки и быстро избавилась от нахлынувшей печали, что ненадолго омрачила ее. И тут меня, не пойми с чего черт дернул подойти к ней. Моя интуиция хранителя подсказывала подойти.