Тожно вздохнул. Он привык справляться со многими проблемами в команде. Были конфликты, были травмы, замены и срочные изменения тактики, были потери оборудования во время перелетов и сложности с размещением. Всякое случалось. А вот опыта борьбы с полосатым проклятием у Тожно до сих пор не было.

***

В том крыле гостиницы, где разместили журналистов, до сих пор светились очень многие окна. Кэнью и Маррэ, из экономии занимающие один номер, тоже вовсю работали. Маррэ устроился на диване, разложил на коленях рабочий компьютер и сосредоточенно стучал по кнопкам. Разумеется, компьютер имел и мыслечувствительный интерфейс, но журналист предпочитал ручной ввод: это помогало ему сосредоточиться. А вот Кэнью, напротив, предпочитал работать с фотографиями мысленно. Он расположил на столе целую стационарную станцию, подцепил кучу периферических устройств, в том числе и свою устрашающе огромную фотокамеру, и теперь напряженно таращился в экран, сложив руки на груди.

– Ерунда получается! – в отчаянии заявил фотограф.

– Что опять? – недовольно проворчал Маррэ. Он твердо намеревался отправить статью в редакцию до полуночи, но глаза слипались и слова не шли. А тут еще сосед по номеру отвлекает, как всегда.

– Вот, посмотри, – Кэнью повернул свой монитор. Маррэ вздохнул и посмотрел. На экране – яркая картинка, отличный кадр, чемпионский крученый бросок. Фотография запечатлела Хьорно Дэзза в полете, и мяч едва сорвался с его пальцев. Отличная работа, сказал бы кто угодно. Но только не ее автор. Эти фотографы просто невозможны!

– И что тебе не нравится?

– Мутно!

Маррэ вгляделся пристальнее.

– Где мутно?

Изображение на экране увеличилось, и только тогда стал заметен небольшой шум.

– Видишь? Это все из-за силовых щитов. Невозможно сделать четкий снимок! Хоть какая у тебя техника, хоть какие фильтры ставь. Не получается!

– Не сходи с ума, – лениво отмахнулся Маррэ и снова уткнулся в свой монитор. – Лучше все равно никто не сделает. Вы, художники, вечно беситесь на пустом месте. Да никто никогда и не заметит разницы!

– Ты не понимаешь! – обиделся Кэнью. – А вдруг именно эти фотографии пойдут в Галерею славы? Их увеличат и напечатают, выставят на всеобщее обозрение, а они мутные!

Маррэ не выдержал и расхохотался. Он мог понять тщеславие творческого человека, но чтобы настолько перегибать палку!.. Никак не хочет понять, что обычный посетитель музея нипочем не разглядит эти подробности, так смущающие специалиста. Кэнью надулся.

– Тебе смешно! Вон, эти ребята бьются за то, чтобы войти в историю, – он кивнул на экран. – А мне, может, тоже хочется. Чем я хуже?

– Ничем не хуже, – примирительным тоном сказал Маррэ, надеясь поскорее отвязаться. – Извини. Я вовсе над тобой не смеюсь. Просто что ты еще придумаешь? Твои фото достаточно хороши. И вряд ли кто-то здесь сможет сделать лучше.

– Быть не хуже – это вообще не цель, – проворчал Кэнью, развернул монитор к себе и снова сердито в него уставился.

На некоторое время воцарилась тишина, нарушаемая только щелканьем кнопок. Маррэ поймал нужную мысль, текст пошел бодрее. Кажется, он сумел найти верный тон, и статья вот-вот… Но тут Кэнью воскликнул:

– Знаю! Придумал!

– Что еще? – вскинулся Маррэ, уже забывший, о чем шла речь.

– Если прямо сейчас слетать в город, наверняка можно раздобыть маскировочный плащ. И тогда я смогу спрятаться прямо на стадионе. Пробраться ночью, пока не начнутся работы и не включат силовые поля. Если персонал меня с утра не заметит, то готово дело! Такие можно снимки получить!

– С ума сошел! – вытаращился на фотографа Маррэ. – А если по тебе кто-нибудь проедет?

– Не проедет. – Кэнью вскочил, потирая руки. – Там же есть одно местечко. Помнишь холм с большими камнями наверху? Туда никто не полезет. А между камнями как раз можно удобно залечь. И меня не будет видно сверху, с платформ.

– Ну точно спятил! – Маррэ отложил в сторону компьютер. – Всю ночь сидеть на холодных камнях, потом с самого рассвета лежать неподвижно под накидкой, еще и рисковать тем, что тебя выпрут со стадиона и пропуск отберут, и все ради того, чтобы получить качество, которого все равно никто не поймет!

– Профессионалы поймут, – самодовольно ответил Кэнью. – Снимки прямо со стадиона! Без всяких щитов! Такого никто не делал с тех самых пор, как эти щиты изобрели! Ради такого можно и потерпеть немного.

– Тебя выпрут. За нарушение правил безопасности.

– Пусть. Лишь бы до гонки не нашли. А после – не страшно. Главное – у меня будут снимки!

– Ну да. Ты проторчишь всю ночь и весь день на стадионе, под конец тебя найдут и выгонят, а никто из гонщиков даже не проедет мимо твоего холма!

– А без риска вовсе ничего не добьешься, – заявил Кэнью и схватил со стула ветровку. – Не скучай.

И выскочил за дверь.

– Аккредитации лишат! – крикнул ему вслед Маррэ. Тщетно.

Маррэ в сердцах захлопнул крышку компьютера. Кажется, закончить статью сегодня не удастся.

***

Все в комнате уже спали. И даже Васто начал задремывать, утомленный переживаниями дня. Но тут дверь, которую он нарочно оставил незапертой, открылась. Кто-то крадучись пробрался в номер.

– Спишь? – прошипел Гасса.

– Нет! – тут же отозвался Васто и приподнялся на локте.

– Так и думал. Теперь спи. Из больницы только что сообщили: все в порядке. Операция прошла успешно, скоро Торпеда к нам вернется.

– А я знал! – заявил Васто, даже не пытаясь скрыть своего облегчения. – С таким парнем ничего не может случиться.

– Конечно, – усмехнулся менеджер. – Что ему сделается.

Васто снова откинулся на подушку. Он надеялся, что теперь придет сон, а воспоминание об испорченном им ритуале отступит. Уйдет это иррациональное чувство, будто именно Васто виноват в случившемся.

Успокоив капитана команды, Гасса осторожно покинул гостиничный номер. Прикрыв за собой дверь, он на секунду остановился, помотал головой и вздохнул. Ему было немного стыдно.

Хитрость менеджера могла бы пройти, если бы Васто не вздумалось с утра пораньше позвонить в больницу.

Милая девушка в приемной узнала знаменитого гонщика, сообщила, что обожает его, и тут же полезла в компьютер и нашла медицинскую карточку Борко. И рассказала – «Конечно же, я понимаю, как вы за него волнуетесь!» – множество вещей, которые обычно говорят только родственникам. Все прошло успешно, и – да-да, это она и звонила в спорткомплекс, она уже тогда заступила на дежурство. Но врачи пока не решаются делать прогнозы относительно выздоровления пациента. Сможет ли вернуться к гонкам? Ну, пока сложно об этом говорить. Нет, пока еще не приходил в себя, и увидеть его невозможно.

Васто закончил этот разговор с тяжелым сердцем. Кажется, его пытались обмануть? Можно понять Гассу, который хотел вернуть в строй своего лучшего гонщика, но разве нельзя было сказать обо всем честно? Впрочем, эта мысль в голове Васто надолго не задержалась. Какая разница, что там плел менеджер?! Борко может не вернуться, вот что по-настоящему важно. А если Борко не сможет гоняться, останется ли гонщиком Васто? Он не знал ответа на этот вопрос.

Васто вернулся в номер из холла, куда вышел, чтобы не мешать соседям. Таннэль и Вирвиен еще только просыпались. Пустая кровать невольно притягивала к себе взгляд Снайпера. Пустая, застеленная кровать. Это было настолько неправильно, что не укладывалось в голове. Не может такого быть, чтобы Торпеда не вернулся после гонки в номер. Не уселся, сминая подушку, со своим неизменным компьютером. Не воспользовался полотенцем, аккуратно повешенным на спинку кровати. Не надел приготовленную футболку. Почему? Как это вышло?

Надо хотя бы вещи его сложить в сумку, подумал Васто. Вчера такое даже в голову не приходило. Но теперь постепенно становилось ясно, что Борко в этой комнате больше не появится. Всего два дня до окончания гонки, и он все это время пробудет в больнице. Потом… Надо будет остаться, остановиться в какой-нибудь гостинице Тёнебахтена, чтобы потом помочь другу добраться до дома. А если это займет много времени? Да нет, какие могут быть гонки, когда такое!.. Команда поймет.