Меркурий за спиной ободряюще молчит, Эрот Хоффман за соседним столом пожимает плечами:

— Четвертый есть Четвертый. От них почти каждый год одни неприятности — недаром господин президент наблюдает за ними с особым тщанием.

Это чистейшая правда: жители Дистрикта-4 нестабильны. Половина из них, подобно Вторым или Первым, поддерживает Капитолий, но остальные и по сей день выказывают своё недовольство. Борк пытается сломить их дух, воздействовать на них угрозами, но эти люди несокрушимы, как и стихия, их воспитавшая. И на десяток добровольцев здесь приходится пятеро тех, кто идет на арену, шантажируемый президентом. И Лиссу Голдман терзают смутные подозрения, что отправляя на Квартальную Бойню Талассу, ее земляки догадывались, что та выкинет нечто подобное. Что ж, сама Лисса, плененная дерзостью девчонки, разочарована ее поступком: Ричардсон могла победить и вызвать еще больший резонанс… Но нет же, испортила шоу. Что ж, зато президент Борк будет доволен: он не слишком жалует трибутов вроде Талассы.

— Я надеюсь, у ее родных успели взять интервью? — раздраженно уточняет Лисса и, получив утвердительный ответ, облегченно выдыхает: в противном случае, узнав о гибели девчонки, близкие могли бы отказаться от комментариев, и отснять материал для сюжета о восьмерке финалистов было бы труднее. Но Хоффман успокаивает ее:

— Уже завтра все интервью покажут в эфире.

— Великолепно. Господин Хоффман, трибутов все меньше, и я подумываю о том, что пора устроить пир. Арена очень располагает к этому, вам не кажется? Я оставила кое-какие записи и хочу, чтобы вы взглянули и доработали некоторые моменты. Думаю, завтра к ужину мы воплотим их в жизнь.

— Хорошо, госпожа Голдман. Вы не составите мне компанию?

— О, нет. Мне надо отдохнуть. Доброй ночи, Эрот. — Вымолвив это, Лисса поднимается с кресла и, взяв Меркурия под руку, покидает Центр управления. — Как полагаешь, — спрашивает она у мужа, — все ли трибуты доживут до пира?..

Меркурий отвечает, что награда, которую она хочет предложить им за это, слишком жестока.

Время до утра тянется, словно патока, и если для главного распорядителя Голодных Игр это предвкушение нового дня и время для новых свершений, то трибуты уже давно не ждут ничего хорошего. Так, Терра с тоской встречает рассвет, ни капли не выспавшись: всю ночь ее мучили кошмары. Избавиться от них наяву ничуть не легче: ночью снова погиб трибут, и она, Терра, может оказаться следующей. Она всякий раз сбивается, пытаясь вспомнить имена выживших, но точно помнит их число: семеро вместе с ней. Близится кульминация: неизвестность страшит хуже смерти, и порой Терре хочется, чтобы все это закончилось как можно скорее.

Разводить костер лучше всего ранним утром: пламя не так заметно, а большинство соперников наверняка еще спит, поэтому мясо Терра обычно жарит на рассвете — и так, чтобы хватило дня на два: это безопаснее. Готовых дров на арене взять, разумеется, негде: только сухие ветки — счастье, что есть хотя бы они. Спичек тоже нет, но за время, проведённое на арене, Терра давно приноровилась разжигать огонь при помощи трения: палочка между ладоней вращается без запинки, скоро высекая искру. Ощипанные куропатки покрываются румяной корочкой, и Терра, засыпав пламя землей, принимается за завтрак — медленно, растягивая удовольствие: пока на арене спокойно, нужно пользоваться моментом.

Ее уединение тревожит шорох и какие-то странные звуки, доносящиеся из-за деревьев. Похоже на свиней в хлеву, думает она, осторожными движениями нашаривая рюкзак с вещами и бесшумно поднимая с земли колчан и лук. Отсюда надо уходить, пока ничего не случилось: раз невдалеке что-то хрюкает, это может быть только вепрь. А зная извращенные умы капитолийцев, Терра представляет себе переродка в разы больше обыкновенного зверя. Держа наготове оружие, она движется в противоположном направлении: характерное рычание понемногу стихает, но раздается вдруг с другой стороны, заставляя Терру нервничать все сильнее. Не видеть опасность, но слышать ее — ничуть не лучше, чем бежать от вепря сломя голову, а где-то хрустят ветки и слышно топот… Напряженная до предела, Терра пятится назад, натянув перед собой тетиву; вздрагивает, не заметив дерево и соприкоснувшись с ним спиной, отходит в сторону и продолжает идти по узкой лесной тропке. Вдалеке ей удается разглядеть темный силуэт кабана, но тот ведет себя довольно мирно — очевидно, кормится под раскидистым дубом. Неужели распорядители к этому непричастны?..

Терра обходит кабана стороной, испытывая чувство облегчения, но остается настороже: мало ли что? И какое-то время спустя ее снова начинают преследовать странные шорохи и ощущение, словно за ней следят. В густых кустах Терра замечает какое-то шевеление и хочет уже спрятаться за ближайшим дубом, а то и вовсе сбежать — делает шаг в сторону и тут же слышит громкое, низкое:

— Стой!..

Ступню сковывает острыми железными челюстями: капкан, зубцы которого безжалостно выпиваются в кожу. Попытки пошевелить ногой или сделать шаг приносят невыносимую боль, и на глазах выступают слезы, а за кустами кто-то шевелится все заметнее, словно бежит. Это не кабан, точно: трибут, и он непременно убьет Терру, увидев ее беспомощное положение… Если она не убьет его раньше. В страхе Терра соображает быстрее обычного: от скорости реакций зависит ее судьба, поэтому, кое-как уняв дрожь в руках, она прицеливается и делает выстрел в показавшийся из укрытия силуэт. Стрела попадает в горло, и незнакомый трибут падает замертво: грохочет пушка. Так легко и быстро, что с минуту Терра не понимает, что произошло. А затем роняет лук и судорожно пытается высвободиться из железной хватки капкана: вдруг у того, кто поставил силки, есть союзник?..

Металлические зубья — словно челюсти хищника, вошедшие глубоко под кожу, и если Терре не удастся разжать их, с места не сдвинуться: ловушка намертво вкопана в землю. Выглядит слишком профессионально: своими усилиями соорудить на арене нечто подобное будет непросто. Терра дергает капкан с двух сторон, проверяя силу сжатия: скобы держатся прочно. Очевидно, где-то внутри запрятана тугая пружина, не позволяющая им разъединиться, и любая попытка расцепить их лишь причинит новую боль. Нужно искать другой способ, и Терре удается разглядеть между скобами болт — его бы выкрутить… Нога уже вся онемела, а от нахождения в согнутом положении нещадно ломит спину, и Терра ухитряется усесться на землю, подогнув свободную ногу. Так достать до болтика сподручнее, и она начинает раскручивать его, уперевшись в выемку ногтем. Дело продвигается с трудом, и ей едва удается сдерживать стоны отчаяния и боли. Дело сдвигается с мертвой точки, когда Терра решает использовать в качестве отвертки наконечник стрелы, и спустя долгие минуты мучений — ей кажется, прошло не меньше получаса — капкан поддается, и его основание распадается напополам. Самое страшное теперь — выдернуть зубцы из кожи.

Терра загодя морщится и изо всей силы дергает сперва за одну скобу, а затем за вторую, с ужасом уставившись на зубья-лезвия: длинные и прочные, они прошли насквозь сапог из хорошей кожи. Быстро стащив его, изрешеченный, и сняв носок, Терра осматривает ногу, оценивая масштаб катастрофы. Шесть рваных ран сочатся кровью на уровне щиколотки. Две из них выглядят безобидно: здесь лезвия прошлись по кости, а вот четыре оставшиеся вошли довольно глубоко. Кажется, повреждено сухожилие, но боль так сильна, что Терра не уверена до конца. Она спешно промывает раны перекисью, срывает неподалеку листья подорожника и оборачивает вокруг щиколотки, сверху обмотав бинтом: это все, чем она может себе помочь. Сапог надеть не решается и, поднявшись, пробует сделать шаг. Нога лишь неуклюже подволакивается, наступить просто нет сил, но это ничего: она жива, чего не скажешь о трибуте напротив. В нерешительности Терра подходит к скрючившемуся под кустами телу: лицо покрыто глиной для маскировки, но все равно слишком узнаваемо. И не только по очкам, стекла которых бликуют на солнце, — Терра безошибочно узнает Тимиса из Дистрикта-5 и прижимает ледяные ладони к щекам.