Интересно, который час, думает Хион, идя в каком-то смутном полумраке, и кто из трибутов погиб. И сколько осталось живых — он сбился, кажется, со счету, пытаясь собрать в кучу разрозненные кусочки минувших дней: что было сегодня, а что — позавчера?.. Впрочем, даже понятие «сегодня» делается зыбким в его голове, до краев размытым по этому подземелью: что, если прошел уже целый день?.. Хотя было бы неплохо отсидеться в тоннеле до тех пор, пока его соперники не поубивают друг друга — мысль так заманчива, но Хион прекрасно знает, что распорядители этого не допустят. И он готовит себя к неизбежной подлой неожиданности, которую в любой момент может выкинуть больная фантазия капитолийцев.
Стоит Хиону подумать о распорядителях, как впереди он замечает очертания лестницы, ведущей вверх: подниматься приходится ощупью, и Хион, насчитав четыре ступеньки, упирается в стену: тупик. Чертов Капитолий — и как ему выбраться теперь отсюда? Обойти ступени внизу невозможно — они и сами выдолблены прямо в породе, с обеих сторон — стены тоннеля; значит, если выход где-то и есть, то… Сглотнув, Хион принимается шарить ладонями вдоль скользких от сырости стен: может, где-то есть механизм, приводящий в действие какую-нибудь потайную дверь? Ему бы фонарик — хоть немного осветить подземелье, — но фонарика нет, и приходится действовать практически на ощупь. Хион методично прощупывает каменную кладку перед собой, начиная раздражаться и впадать в панику: если он не найдет выход здесь, то придется возвращаться, откуда пришел, и быть может, в лесу уже безопасно, насколько это возможно в пределах арены, но Хион уже так устал, и нога то и дело давала о себе знать… Видимо, на какое-то время ему придется остаться здесь: немного поспать, а дальше… А дальше будущее казалось Хиону слишком зыбким: у него почти не осталось воды, а тех нескольких глотков, что плескались на дне фляги, надолго не хватит. Сколько там человек может прожить без воды?.. Дойдет ли он вообще обратно? Отчаявшись, Хион в сердцах бьет кулаком по низкому потолку, нависшему прямо над головой, и вздрагивает: наверху что-то брякнуло. Настороженно присев, Вагнер склоняет голову набок, чтобы удобнее было изучить потолок, и осторожно водит по нему руками: снова легкий стук, и присмотревшись, можно разглядеть наверху небольшую квадратную плиту — кажется, она не закреплена. Хион упирается в нее ладонями и медленно разгибает локти: нехотя плита поднимается, и Хион сдвигает ее в сторону. В тоннель брызжет рыжеватый свет, и Вагнер невольно улыбается: оказывается, все не так плохо. Подтянувшись на руках, он может подняться над отверстием в потолке и бегло осмотреться: снова какой-то подвал, но это, по крайней мере, уже что-то. Правда, выбраться на поверхность оказывается не так уж просто — это удается Хиону лишь с третьей попытки. Вокруг — просторное помещение с кирпичной кладкой, освещаемое закрепленными по периметру лучинами, арочные своды, и всюду — ниши в стенах и круглые деревянные бочонки. Позади — еще один тоннель, узкий и бесконечно длинный, между ниш в трех местах — голая кладка, по форме напоминающая арочный проход, а в самих нишах — пыльные бутылки, заставившие Хиона удивленно вскинуть брови и усмехнуться: алкоголь. Очевидно, хороший: если арена — средневековый замок, а в Роге изобилия девчонки нашли инкрустированный драгоценными камнями гребень, то и в погребах должны храниться отменные напитки. Значит, за все, что ему пришлось вытерпеть, Хиону полагается неплохая награда — он воодушевленно бродит вдоль полок, разглядывая бутылки, и, смахнув пыль со стекла, останавливает свой выбор на золотистого цвета коньяке. Оглядевшись по сторонам, Хион размышляет о том, как ему поступить дальше: идти в глубь нового тоннеля не было ни желания, ни сил, и он решает остаться в погребе хотя бы на время: перекусить, выпить и отдохнуть.
Поместив под спину рюкзак, Хион Вагнер усаживается у правой, если повернуться спиной к тоннелю, стены и приступает к трапезе, почти праздничной: у него есть коньяк, немного вяленого мяса и полпачки сладких сухарей. Значит ли это, что на арене можно почувствовать себя в безопасности? Вагнер почти готов поверить в это, когда крышка от бутылки падает из его рук, звякнув у самой стены. Выругавшись, Хион лезет подобрать ее, но та закатывается в щель. Пытаясь нашарить ее, он вдруг чувствует, что стена легко уходит вовнутрь, словно дверь. «Вот чертовщина», — думает Хион и, навалившись на нее, проскальзывает в открывшийся ход. Его взору открывается неосвещенная комната с разбитыми окнами, маленькая, почти необставленная. В углу — узкая незастеленная кровать, напротив — тумбочка и кувшин с отколотой ручкой, вот и вся мебель. Заглянув в кувшин, Хион с удивлением замечает, что тот почти до краев наполнен водой, на удивление чистой, и, озираясь кругом, подходит к окну. На улице уже стемнело, но звезд пока не видно — значит, с тех пор, как он плутал по подземелью, прошло меньше времени, чем Хион мог бы вообразить. Значит, он еще не пропустил вечерние «новости» — можно будет узнать, кто погиб сегодня. Пожалуй, из окна откроется хороший вид на скорбное зрелище — а пока Хион Вагнер возвращается к своему ужину. Сегодня он больше никуда не пойдет.
Звуки гимна застают его как раз тогда, когда он, опустошив уже треть бутылки коньяка, сидит на жесткой кровати и гадает — то ли организм у него такой крепкий, то ли коньяк капитолийцы подсунули ненастоящий. Во всяком случае, он почти не чувствует себя пьяным, хотя так хотелось бы забыться — и, вздохнув, подходит к окну. Как раз вовремя: на темном небе — портрет широко улыбающейся Айвори Ферфакс, и Хион не в силах сдержать досадный стон. Мог ли он подумать — еще вчера эта девушка искренне смеялась над его наиглупейшими шутками, а теперь… Дело дрянь — хотя Хиону, по крайней мере, удалось избежать участи свидетеля ее гибели (какая малодушная мысль, в ужасе думает он и трясет головой). Так или иначе, Айвори была добра к нему, и смириться с ее смертью, поверить в нее и принять оказывается не так уж просто. Чтобы затопить ненужную на арене жалость, Хион делает еще несколько больших глотков неправильного коньяка и в изнеможении падает на кровать. Утром что-нибудь обязательно переменится, думает он перед тем как уснуть.
Утро и впрямь несет за собой перемены, но не для Хиона вовсе: грохот и колокольный звон будит чутко спящую Анемону. Приоткрыв глаза, она замечает, что Ром, который должен был нести караул, задремал, и с жалостью думает: «Устал, бедняга…» В следующий миг башню, в которой они ночуют, сотрясает грохот, и Мона, бросив беглый взгляд в окно, понимает: надо выбираться.
— Ром, вставай! Обвал! — Она толкает его в бок, ведомая совестью и треклятым ощущением, что должна всем помогать. Ром, мигом вскочив, тут же оценивает обстановку.
— Похоже на землетрясение, — коротко бросает он, торопливо подбирая с пола свои вещи. Мона в ужасе смотрит через узкое окошко-бойницу на то, как огромные куски кирпича осыпаются на землю со всех сторон: рушится не только их башня, но и те, что стоят неподалеку. Они-то и разбудили Мону — распорядители дали им немного времени, и их укрытие затряслось чуть позже. Однако медлить нельзя: грохот усиливается, а сверху на них сыплются мелкие обломки, больно ударяя по плечам, и Анемона, укрывая голову руками, уже чувствует, как пол ходит под нею. А несколько мгновений спустя обнаруживает себя бегущей вниз по винтовой лестнице, и ступеньки уходят из-под ног — но она все бежит в суматохе, и Ром бежит, и хотя они команда, спасает каждый лишь собственную шкуру. Что делает Гаррисон, Анемона не видит, но сама в какой-то миг, опасаясь рухнуть на землю и оказаться под завалами, хватается длинными пальцами за выступ в стене. Какой-то железный крюк — некогда гадать о его предназначении, и Мона лишь испуганно сжимает ладони крепче, почти повиснув. А несколько мгновений спустя прямо перед ней на лестницу обрушивается груда камней, отрезая путь вниз — единственный путь к спасению. Башня кренится набок.
— Ро-о-ом! — в отчаянии зовет Анемона. Она не хотела бы показывать, что ей нужна помощь, но самой ей не справиться, ни за что не справиться. А Рома словно след простыл: вот и весь союз, неужели… Как можно быть такой глупой и доверчивой?!
