— Барбат решил, что блондинкой мне будет лучше, — поясняет девушка. — А я не против: люблю эксперименты с волосами. Если помнишь, на Церемонии открытия они вообще были зелеными от лака.

— И то верно. Может, в случае твоей победы нам доведется увидеть еще какой-нибудь экстремальный цвет?

— Было бы неплохо, — смеется Сиена.

— Тогда мы все желаем тебе удачи! Друзья, с нами была яркая и творческая Сиена Роджерс! Может, хочешь сказать что-то перед тем, как я позову другого трибута?

— М-м-м… Пожалуй. Хочу сказать, что у вас тут, в Капитолии, варят потрясающий кофе!

Зрители смеются, а Сиена возвращается на свое место с чувством выполненного долга. Грация вызывает на сцену ее земляка Тита Лоумена.

— Привет, Тит, — радушно здоровается ведущая. — Ты такой молчаливый и серьезный… Как настроение?

— З-з-здравствуй, Грац-ци-ия, — безэмоционально говорит трибут, одетый в простые светлые джинсы и мешковатый темно-зеленый свитер. — Н-настроение нормальное…

На пару мгновений в зале повисает неловкая пауза: Тит неразговорчив, к тому же, как оказалось, сильно заикается, и Грации приходится выкручиваться и засыпать его вопросами:

— Настроен на победу?

— Б-было бы неплохо.

— А ради чего ты хочешь победить? Быть может, слава? Любовь девушек? Или деньги? Победитель будет обеспечен на всю оставшуюся жизнь!

— Да, э-это бы не п-помешало.

Грация натянуто улыбается: видно, что она нервничает и не знает, как разговорить столь немногословного трибута. Что ж, девочка, готовься, думает Лисса. На будущий год почти все участники окажутся такими же молчаливыми и зажатыми, и большинству из них будет всего по двенадцать-тринадцать лет. Это в этом году трибуты ведут себя довольно раскованно и всеми силами стараются привлечь внимание спонсоров и простых зрителей — лишь потому, что заранее знали, что их ждет. Лишь потому, что успели подготовиться.

Урсула Фрай молчит, не собираясь подсказывать Грации, но та умудряется наконец нащупать нужный рычаг.

— А скажи, Тит, у тебя есть какой-то план? — спрашивает она. — Что вообще должен делать трибут, чтобы выжить?

— Н-на-а самом деле т-т-тут очень с-сложная с-с-система, — отвечает юноша, на мгновение задумавшись. — Я в-внимательно изучил все п-предыдущие се-с-сезоны, а несколько раз делал с-ставки п-перед началом Голодных И-игр. Н-ну, вернее, предположения, к-кто победит. У-угадывал. Но до-олжен ссказать, здесь нет определенных законов, п-поскольку фактор вне-запности ч-часто выводит из строя с-сильных игроков. Я умею н-наблюдать и выявлять с-слабые и сильные с-с-стороны своих с-соперников, и из этого можно п-предполагать, к-как их обхитрить… Н-но обхитрить а-арену я не с-смогу.

Судя по лицам присутствующих, слушать заикающуюся речь Тита им непросто, но, по счастью для самого Лоумена, он говорит интересные вещи, полезные в том числе и для капитолийцев, которые хотят поучаствовать в тотализаторе, так что зал слушает его, затаив дыхание.

— Это очень интересно! — восклицает Грация. — Значит, раз у тебя есть опыт с угадыванием победителей предыдущих лет, ты можешь сделать ставку и теперь?

— Н-нет.

Грация хмурится.

— Ну что ж… А что ты думаешь о союзах? Союзники помогают одержать победу или становятся обузой на пути к ней?

— И-иногда союзы — это х-хорошо. Н-но я о-одиночка.

— Каждый сам за себя? Понимаю. Знаешь, мне кажется, у такого вдумчивого юноши, как ты, есть все шансы победить…

Тит нервно проводит рукой по темно-русым волосам, щедро сбрызнутым лаком, но ничего не отвечает. Грация еще немного спрашивает его о том, почему он так интересуется Голодными Играми, затем задает пару дежурных вопросов о том, кто ждет Тита в Дистрикте-7, но много рассказать Лоумен не успевает: время подходит к концу.

— Согласитесь, Тит — необычный трибут, — обращается Грация к публике. — Выстраивает теории о выживании, изучает записи предыдущих Игр, но при этом убежден, что не все на арене будет зависеть от его действий. Уже завтра мы сможем выяснить, прав ли он, а пока давайте познакомимся с Орой Борегард из Дистрикта-8!

Субтильная Ора с веснушками на носу легко поднимается с места и тут же встречает бурные овации в свою честь. Конечно: для такой миниатюрной девушки у нее очень высокий балл за выступление перед распорядителями, а стилист подобрал ей простое, но в то же время приковывающее взгляд платье. Ярко-пурпурное, свободного кроя, сшитое из нежнейшего шелка и подпоясанное на талии красной лентой, оно струится до самого пола мягкими складками, а из-под разреза, тянущегося вдоль левой ноги прямо от пояса, виднеется нижняя юбка, красная, словно кровь. Длинные рукава стянуты на запястьях резинкой и приспущены так, что плечи Оры обнажены, и по ним, завитые умелыми руками мастера, спадают огненно-рыжие локоны.

— Ора, здравствуй! — восклицает Грация, когда девушка, подобрав юбку, усаживается напротив нее. — Ты такая… яркая! Мне нравится!

— Спасибо, — смущенно улыбается Ора. Голос у нее зычный, громкий, с легкой гнусавостью.

— А знаешь, что меня больше всего удивляет? — продолжает Грация. — Ты, такая худенькая и маленькая, получила целых девять баллов за показ! Расскажи, у тебя есть какой-то секрет?

— Секрета нет — я просто не собираюсь сдаваться. На кону стоит моя жизнь, и просто так никто у меня ее не отнимет.

— Значит, намереваешься победить?

— Конечно!

— А что, если не секрет, собираешься делать, чтобы добиться победы?

— Все. Добуду оружие, стану охотиться, любыми средствами буду пытаться выжить и вернуться домой.

— И не побоишься убивать?

— Не побоюсь. Наверное, это звучит жестоко, но остальные трибуты для меня ничего не значат. Я их не знаю, а они стоят между мной и моей жизнью, и моя жизнь для меня важнее.

— Какая ярая воля к победе. Что же ждет тебя дома, раз ты так стремишься туда вернуться?

— А что, желания сохранить жизнь уже недостаточно? Ну хорошо, меня ждет мужчина. — Ора чуть хмурится и, чуть отведя от лица микрофон, добавляет: «Обещал ждать». Лисса разбирает ее слова по губам, а вот публике они не слышны: видимо, Ора совсем не хочет, чтобы кто-то знал о ее сомнениях… и чтобы ее мужчина узнал о них по телевизору. Кажется, девушка его опасается.

— Мужчина? — тем временем заинтригованно переспрашивает Грация. — А ты можешь рассказать нам о нем?

— Не думаю, что это необходимо. Мы уже довольно давно вместе, и я люблю его — чего еще надо? Я верю, что он будет ждать меня… до конца.

— Ох, это так романтично! — потирает ладошки Грация. Лисса кривится: она не любит подобные слезливые истории, к тому же, порою они скрывают за собой совсем не то, что кажется на первый взгляд. Но капитолийцы в восторге от любовных драм, так что Грация уверенно давит на жалость публики, чтобы привлечь внимание к Оре — да и сама при этом наверняка получает удовольствие. — А кто-то кроме него ждет твоего возвращения? Родители, быть может?

— Отца у меня нет, а мать уже не один год делает вид, будто не знает меня. Она даже проститься со мной не пришла в день Жатвы. Не знаю, изменится ли что-то, если я вернусь живой… — Ора пожимает плечами, и по тону ее голоса сложно понять, огорчена она этим или нет.

— Ничего себе, у тебя такая суровая мама? За что она так с тобой?!

— Мы повздорили из-за того, что она не приняла моего мужчину. Впрочем, я не очень хочу об этом говорить, — опомнившись, вздрагивает Ора.

— Понимаю… — кивает Грация, и в ее голосе Лисса слышит укор, обращенный, пожалуй, не столько к матери Оры, сколько к собственной. «Мы с тобой еще дома поговорим», — думает госпожа Голдман. Ора Борегард теребит тонкими длинными пальцами изящное колье на своей шее и уводит Грацию от темы семьи. Они обсуждают Капитолий, и Ора делает пару беспардонных замечаний о столичной моде, но в целом остается равнодушной. Грация спрашивает, в чем ее преимущество, и из этого, в отличие от своих уже выступивших соперников. Ора не собирается делать тайны.