— Мерзавец! — воскликнула Коин, однако, в её возгласе гостю послышались явные нотки одобрения. Хотя, кто знает, не крылась ли тому причина в трудном для неё языке.

— Признайтесь, что Вы ни разу не слышали ничего подобного от Ваших присных, Альма, — покачал головой Сёрен, — они же самые настоящие капитолийцы, а в Капитолии не принято говорить правду. Особенно тем, кто стоит выше тебя.

— Вы уверены, советник, что хорошо знаете обычаи Капитолия? — уже намного уверенней парировала та.

— Не вполне уверен, госпожа президент, особенно в том, что касается деталей. Но я более-менее уверен в том, что Панем готов к тому, чтобы стать Вашим. А уж будет ли он при этом свободным или нет — дело, как минимум, десятое.

— Но почему?

— Потому что приносить свободу и создавать демократию может только тот, кто знает, как они действуют. Действуют не в книжках… в реальности. А это, Амаласунта, явно не Ваш случай. Но, как я уже успел понять, людям Панема хочется слышать прекрасные слова о свободе, которые не может выдавить из себя Сноу. Так что говорите их. Обещайте. И если они лучше послушают обещания из уст этой вашей Кисы, то обещайте им свободу её голосом… И берите власть. Но только не питайте иллюзий на свой счёт, что в силах выполнить обещанное… Плох не тот политик, что строит воздушные замки, чтобы привлечь толпу сиянием бриллиантовых звёзд на их башнях, а тот, кто надеется найти защиту за их призрачными стенами.

— Воистину, Свантессон, Вы намного хуже Кисы… Она — недалёкая истеричка, а Вы, советник, феерический хам и наглец…

— В котором госпожа президент больше не видит надёжного человека? — невозмутимо поинтересовался Сёрен. — Прошу меня простить, но причины моей наглости и моего хамства в том же, в чём причина истерики этой, на самом деле, отважной и славной дочки шахтёра. Я, как и она, не могу понять, почему до сих пор бездействует весь этот арсенал, о размерах которого я успел получить кое-какое представление?

— Не можете понять? — желчно откликнулась Коин. — Не можете, значит, понять?! Тогда спросите у Вашего штатгальтера!

— Когда у меня будет возможность, я сделаю это, Амаласунта! Но… видите ли, даже если в этом как-то замешана моя страна… я полностью доверяю Вашему мнению…

— Хорошо, — в голосе лидера Тринадцатого зазвучали примирительные нотки, — только мне надо знать, насколько Вам известна история разгрома повстанцев в решающем сражении Тёмных времён, а особенно его предыстория.

— В самом минимальном объёме… я, если честно, никогда не увлекался стариной.

— Зря, Сёрен… очень зря, — с напускным сочувствием выслушивающей двоечника учительницы вымолвила женщина, — но что ж… — мои прописные истины в обмен на Ваши. Для начала вспомним о том, как «Валькирия» уничтожала батареи повстанцев у внешнего периметра обороны Капитолия. Одну за другой. Батареи были прикрыты зенитной артиллерией, но все её ракеты и снаряды взрывались при попытки запустить их в цель…

— Система Годрика Ингмарссона. Активная защита воздушного судна…

— Пока командование коалиции дистриктов осознало, что что-то идёт не так, и приказало отступить, потери стали критическими, а силы Капитолия перешли в контрнаступление в районе тоннелей, — Альма сделала вид, что пропустила мимо ушей реплику оберландрата, — в итоге, президент Квинт Деметрий Блейк одержал победу. Благодаря союзу, который, как Вы сами знаете, не смогла разрушить даже очень сомнительная гибель валльхалльского эсминца. В тот самый момент, когда ничто уже не могло помочь повстанцам, а вот опасность того, что Бьорн Акессон-старший захочет сыграть какую-то самостоятельную роль, выросла до предельных значений. Блейк и Ульфссон сошлись на том, что причиной взрыва на борту стала техническая неисправность.

— Однако, Вы правы, Амаласунта… Мы должны во что бы то ни стало хранить союз с Панемом — я помню эти слова, как заповедь, — задумчиво произнёс Свантессон.

— Хотите знать, почему? — не скрывала свою иронию Коин. — Для этого, советник, нам надо будет погрузиться в дела, которые происходили задолго до Тёмных времён… Во времена Катастрофы. Имеете представление, где её пережили наши предки? — женщина посмотрела, как собеседник отрицательно повертел головой, и продолжила своё повествование, — и Ваши, и мои предки — пришельцы. Когда на земле произошла ядерная война, покончившая, в том числе, с тем государством, чья бывшая военная база стала нашим убежищем, предки были в космосе. Предки капитолийцев — на орбитальной станции. Предки валльхалльцев — в городе, построенном на обратной стороне Луны. Больше ста лет после Катастрофы Земля казалась предкам с орбиты непригодной для жизни, но ещё менее пригодным оказался их небесный дом. Они вынуждены были вернуться, но очень быстро столкнулись с очень неприятным для себя фактом: Земля была обитаема…

— Была война… — произнёс оберландрат с той самой интонацией, по которой невозможно понять, задаёт ли он вопрос или говорит утвердительно.

— Была война, — задумчиво повторила за ним Коин. В какой-то момент своего рассказа она скинула резиновые тапки и теперь сидела на скамье, обхватив, словно маленькая девочка, поджатые колени руками и удивляя гостя сохраненной в её солидные годы поистине юношеской гибкостью. — Да, была война… и в этой войне было много чего. Сражения и переговоры, мир и предательство, покаяние, примирение и новые битвы. Борьба против новой волны радиации и пришельцев с космической тюрьмы.

— Я буду прав, если скажу, что однажды мои лунные пращуры присоединились к празднику жизни, заключив союз с орбитальными?

— Да, но это только часть правды. Правда же заключается в том, что к тому времени орбитальные, или как их называли — Небесные люди — успели перемешаться с землянами, став, как они себя называли — Ванкру — единым племенем. Их союз с лунянами — это был союз против новой группировки пришельцев. Когда же война была закончена, Лунный народ не захотел стать частью Панема и переселился в Анды, но его командующий обещал основателям Капитолия, что придёт на помощь к ним или к их потомкам по первому зову.

— Что и случилось в Тёмные времена?

— Именно… и памятуя об этом, мы не могли помочь нашим братьям и сёстрам из Дистриктов. Мы знали, чем это нам грозит, особенно, когда увидели, что на этот раз штатгальтер не ограничился одним эсминцем, а послал Сноу целую авианосную группу… — когда она говорила это, ее правая рука нашла левую руку Свантессона чуть выше запястья движением коротким и резким, словно Коин вздумалось прощупать ему пульс.

— Выглядит вполне логично и убедительно… — согласился оберландрат. Поначалу совершенно инстинктивно он хотел вырвать руку из неожиданного захвата, но вместо этого накрыл ее своей правой ладонью. Ее пальцы, казалось, были сделаны из льда, и только сейчас валльхаллец понял, что слишком легко одетая для выхода на поверхность Альма просто-напросто начала замерзать, придвинулся к ней и, перебросив через левое плечо края длинного плювиаля*, накрыл её теплой шерстяной завесой. — Меня смущает только «братья и сёстры» по отношению к жителям Дистриктов, — продолжил он, осторожно нащупывая своим левым плечом правый бок собеседницы. — Разве это не потомки ненавистных землян?

— В значительной степени это так. Но, да будет Вам известно, что после победы над мятежниками все те капитолийцы, кто дал повод подозревать их в несогласии с политикой президента Блейка, были лишены гражданских прав и высланы из столицы в дистрикты. Их дети должны были участвовать в Жатве наравне с остальными. Анализ крови, который мы взяли у мисс Эвердин, убедительно доказывает: кто-то из её предков спустился с орбиты, а без малого половина прабабушек-прадедушек состоит из жителей Капитолия.

— К счастью, всё это в прошлом. Не так ли, госпожа президент? Союз Сноу и Харальдссона разорван, и я не советовал бы Вам медлить с началом наступления на столицу.

— Если я не приму Ваш совет, что мне может угрожать?

— Что спелое яблоко может свалиться в другие, менее достойные для этого руки.