— О нет! Она же была заговорщицей, Кориолан. Наверное, она получила своё наказание… по закону…
— Заговорщица? — криво усмехнулся президент, — Грация никогда не была замешана ни в одном заговоре… — С этими словами Сноу обнял за плечи околевавшую Труде, которая, понимая, что через пару-тройку минут потеряет чувство реальности, приготовилась было броситься его душить — что бы ни было, умирать как та капитолийская красотка, она не собирается. «Эх, жаль, не наточила себе зубы, как Энобария», нашла она силы пошутить про себя.
Президент тем временем, продолжил свою полную откровений речь, говоря подчёркнуто неторопливо, словно растягивая время:
— Видишь ли, дорогая Фиделия, она стала думать о себе слишком много. А это для гражданина Панема — страшное преступление… И не только для гражданина Панема, — многозначительно добавил он после паузы, — Слушай, Фиделия, я что-то очень замёрз… Ты не будешь против, если мы уйдём отсюда…
— Одну секунду! — переводчица не могла не попытаться оставить за собой последний штрих. Она освободилась от его объятий, заботливо укрыла полотном тело Грации и только тогда, подав руку Сноу, позволила вывести себя из страшной комнаты…
— Эту рубашку, Кориолан, сняли с Грации, когда она стала трупом? — она взялась за рукав своей блузки.
— Успокойся, Фиделия. Это сделали здесь, на пороге зала Чистого Разума. Тем, кто попадает внутрь, одежда уже больше не требуется. Их мятущиеся души обретают здесь истинное и вечное умиротворение. И я очень надеюсь, что следующей в этом зале будет та, кто сегодня тоже слишком много мнит о себе…
Сноу вновь сделал паузу. От его слов Труде почувствовала озноб, несмотря на то, что страшная дверь была уже закрыта, а наборный паркетный пол под озябшими на льду ногами казался, как бывает всегда в таких случаях, выложенным раскалёнными плитами.
— Не бойся, любовь моя, я не тебя имел в виду, — милостиво улыбнулся президент, уловивший замешательство девушки, состояние которой уже не позволяло ей с прежней легкостью скрывать свои чувства, — я надеюсь, что свежий воздух этого зала остудит пыл нашей Огненной Сойки… с твоей помощью, Фиделия. Ты сделаешь так, что она выживет до финала, но ты ее не убьешь, а только лишишь сознания. А потом она войдёт сюда в пропитанной угольной пылью и маслом шахтерской робе на голое тело, а ты, Фиделия, поднесешь к её посыпанным чёрным порохом волосам горящий факел, и мы вместе послушаем последнюю песню мороза и пламени, посмотрим, как сойка-пересмешница становится цыпленком табака, как тухнет её огонь, превращаясь в лёд… В чёрный горелый лёд… Мы договорились?
— Прости, Кориолан…
— Простить? Ты…
— Прости, я испортила тебе ковры и паркет… — показала рукой на тянувшийся по всему полу кровавый след, оставленный её полопавшимися подошвами, — Я согласна. Я приведу к тебе Эвердин. Но Цецелия будет отдана мне. Живой. Послезавтра.
— Пустое, не переживай… полы давно пора ремонтировать… Спасибо, что ты дала повод…
***
Свои чувства Труде отпустила на волю только в тот момент, когда Ялмар Биргирссон вносил её на руках на второй этаж посольского особняка…
— Зачем он это сделал? — недоуменно повторял охранник. Остатками мази, подаренной Сойкой, он натер ноги рыдавшей навзрыд переводчицы, и отнес ее в постель, но это все, что он мог сделать. Унимать женские слезы было совсем не по его части, и когда он, укрыв её одеялом, с медвежьей галантностью спросил, действительно ли ей так больно, то успевшая в значительной степени взять себя в руки девушка даже слегка улыбнулась.
— Хочешь меня обидеть, первый топор Валльхалла? Ты ведь знаешь, что на такую боль мне…
— Знаю, тогда…
— Хочешь знать, почему я только что безобразно поплыла? — Биргирссон не ответил, но по выражению его лица Труде поняла, что её вопрос угодил в точку. — Дело в том, что на прощание… его просьба… мне от неё совершенно не по себе… Он требует, чтобы завтра на шоу Цезаря я вышла одетой вот так, как сейчас…
— Последний перформанс мисс Белл?
— На самом деле, предпоследний, Ялмар… последний — здесь, — с этими словами она вынула белую розу из своей причёски и бросила цветок охраннику, — Сноу хочет перемешать своим подданным мозги, разбудить фанатов Грации и противопоставить их фанатам Эвердин…
— И заодно зашкварить тебя перед валльхалльским зрителем.
— Ой. Про наших ревнителей он уж точно не подозревает.
— Если они хотят представления, устрой им, Фиделия… Ты удивишь мир так, что он точно будет принадлежать тебе.
========== 19. На воздушном океане… ==========
-— Командор, «Рио» на связи!
— Хорошо, Фредрик, подключай!
Акессон счёл нужным поблагодарить дежурного флаг-офицера, несмотря на то, что сам прекрасно заметил на одном из экранов резервного центра управления, запрятанного в глубине огромного авианосца, что Стейнар Альфредссон просится с докладом. «Подчинённый должен чувствовать себя нужным. От пары слов поддержки точно не убудет…», — думал про себя Бьорн.
— Слушаю, капитан!
— Союзники только что накрыли базу повстанцев в квадрате 8-65. У Кассиуса семь счастливых и 32 приподнятых. У нас без потерь! — торопливо доложил командир «Кориолана».
— Понял! Есть ещё что-нибудь?
— На базе мы подняли козу…
— Её роль на борту известна?
— Нет, командор, откуда?!
— Козу доставить на «Фиделио», счастливых и приподнятых перегрузить на «Пьеро» и отправить в Орешек.
— Кассиус требует козу себе.
— Ты знаешь, по какому адресу его послать, Стейнар? — сделал паузу командор. — Вот туда и посылай! Нам коза нужнее. Им бы только шкуру спускать… Часа хватит?
— Двух, командор, вполне.
— Добро. Жду её у себя через полтора. Конец связи!.. Фредрик! — повернулся он к помощнику, — позови Бонни, похоже, её ждёт работа…
Бонни, принятая по настоянию Акессона в помощь Фредрику, числящемуся основным переводчиком штаба, появилась через пятнадцать минут, одетая в тёмно-зелёную форму Большого Океана, доработанную едва ли не до совершенства её умелыми руками уроженки швейного дистрикта. В полном соответствии с обычаем девушек-фрельсе волосы были туго скручены и скрыты от посторонних глаз форменным беретом. «Быстро же она стала нашей», в очередной раз с удовольствием отметил про себя командор, надеясь всё-таки не подать об этом вида перед рвущей подмётки на ходу панемской девчонкой. К этому моменту фотография раненой на повстанческой базе женщины лет тридцати с небольшим, чей вид не говорил ему совершенно ничего, уже была переслана Бьорну в его «экранную берлогу». Так он называл ситуационный центр, который предпочитал капитанскому мостику авианосца, где новоназначенного командора откровенно недолюбливали, считая его невероятное продвижение следствием политических игр и тёмных интриг в высших столичных сферах. «Был виртуальным капитаном, стал виртуальным командором», — шутил про себя Акессон, рассматривая экраны, на которых были сведены виды внешних камер наблюдения всех кораблей эскадры, камер, установленных на их мостиках, а также погасшие на данный момент экраны экстренной связи с Капитолием и Хауптштадтом… Ну и, куда без него, экран, с которого лилась приятная его слуху песня и транслировался её текст.
— Ты знаешь это лицо? — не отвлекаясь на протокольные вступления, сходу спросил у Бонни Бьорн, ловким движением руки по невидимому сенсору выведший снимок на центр экрана.
— Конечно, знаю, мой командор! Это Пейлор Шэнк, — не задумываясь произнесла та.
— И что о ней можно сказать?
— Когда казнили Корнелию Негри и начался бунт, вы, я понимаю, видели эти кадры, — в этот момент она посмотрела на командующего эскадрой, словно ища его поддержки, и, заметив легкий кивок его головы, продолжила рассказ, — тогда именно она организовала нападение толпы работниц на один из участков миротворцев. Потом им попался экзекутор, казнивший нашу поэтессу. Пейлор отрезала ему все пальцы на руках и ногах. По очереди. Раскалёнными скорняжными ножницами, острыми, как бритва. Он страшно орал, что не виноват, что выполнял приказы, а она делала своё дело и приговаривала: «Где же твой Сноу, почему он не поможет тебе…» Потом я бежала оттуда и потому не знаю, что там дальше приключилось… И я не из её круга, слишком мелкая, чтобы быть ей хорошей знакомой. Но знаю, что она — подруга Твилл и Цецелии. Нашей победительницы. Той, что сейчас готовится выручать Труде… — зачем-то посчитала необходимым пояснить девушка.
