Гекхал ведет его через холм, внутри которого стоит неистовый гул от трепетания огромных крыльев и вечное щелкание — словно они слепые, и постоянно издают щелкающий звук, дабы как-то ориентироваться по нему и понимать, что происходит. А то, что происходит — для них, действительно, великое событие. Их прежний предводитель скончался, и теперь все, возможно, будет по-новому.

Эта раса была жестоко обделена, долгие годы они томились в изгнании, их массово истреблял «народ с болот», как они привыкли величать Угрюмого и его воинов. Угрюмый не счел их хоть сколько-то полезными, и они были изгнаны — а тех, кто отказывался покидать Мутные Воды, истребляли на мясо.

Но появился тот, кто нашел способ выжить. Это был потомок Гекхала — Ваукхал Великий. Он был одним из тех, кому довелось узнать лучшую жизнь. Когда-то, очень давно, один из вампиров (в Подземельях их называют вампирским мугродьем), смог покинуть Мутные Воды и пробрался на Поверхность. Согласно легенде, он прожил там достаточно долго, чтобы очистить разум — благодаря наивкуснейшей волшебной крови, взятой у тех, кто ходит под солнцем. И тогда его разум и сознание перешли на новый уровень, и он вернулся, чтобы спасти других.

Это оказалось не так просто — сородичи одичали и были практически дикими. Ваукхал же выглядел иначе — на рынке он приобрел себе новые части тела, и теперь его лицо было похоже на лицо волшебника из Внешнего Мира. А крыльями он больше не пользовался — это считалось издержками прошлого. Теперь его приемы пищи походили на светские обеды, кровь стекала в его глотку из красивого хрустального сосуда, и он более не пачкал свое дорогое лицо.

Такими, как он, становились немногие. Это был долгий и тернистый путь — от низшего класса до аристократии.

В этом холме жил самый низший класс. Они были охотниками, ибо ничего другого делать не умели и не обучались. Но охотились они по-особому — передвигаясь в вырытых туннелях, они выслеживали местных обитателей и хватали их цепкими руками, утягивая вниз. Самым выдающимся давали дозу волшебной крови — и спустя некоторое время они делали успехи в развитии, постепенно переходя в класс повыше. Аристократов на сегодняшний день было немного, и они жили в самом последнем холме.

Все это Гекхал рассказывает Драко, пока они идут через холмы, и, когда он, наконец, проводит Малфоя внутрь последнего холма, тот впадает в ступор — на мгновение ему кажется, что он попал домой.

— Это изумительно! — восклицает Драко, оглядывая огромный и величественный зал. Его убранство, так же, как и в первом холме, кажется несколько хаотичным — велюровые диваны и кресла расставлены в беспорядке. Но, по всей видимости, вампирам это присуще. Правда, под ногами здесь не земля, а мрамор — и это главное. Вверху, под потолком Драко замечает балкон, тянущийся вдоль всей окружности.

— Наверху наши покои, — поясняет Гекхал. — А здесь — место для бесед и кровепитий. Разумеется, для тебя будет другая еда. Мы достанем все, что нужно, с Поверхности.

— Будет кто-то еще? — Драко с омерзением вспоминает вампиров из предыдущего холма.

— Разумеется. Я созову всех, кто сотрудничает.

— И сколько всего нас будет?

Гекхал усмехается:

— Теперь это решать нам, — и глаза его опасно сверкают.

*

— Ты обещал мне, Тод! Обещал этим же утром завтрак в Париже! А мы где? Все еще в Британии!

И тут Макдей раздражается. Поторопился ли он с выводами? Стоило ли так скоропалительно привязывать себя к одному из здешних обитателей? Его секретарша, несколькими днями ранее столь нежная и ласковая, сейчас походила на фурию. Она его раздражала, и останавливаться, по всей видимости, не собиралась. Возможно, они все такие? Поначалу они привлекательны и кажутся спокойными и покладистыми, а затем нападают? Макдей решает, что так и есть. Раздается щелчок пальцами, и молодая ведьма слышит непонятный ей грубый язык, после чего ее вращательными движениями засасывает под землю — и, наконец, становится тихо.

«Вот так хорошо», — выдыхает Тод и снова обретает прекрасное чувство внутреннего баланса. Хотя, про баланс — это он погорячился. До баланса сейчас далеко — наступила война. Та самая, на которую он подписался. И теперь лишь нужно отсидеться.

Но что-то подсказывает Макдею, что мир, за который он продал свою душу, вскоре изменится настолько, что цена этого обмена будет в ущерб себе. И он решает выйти из скромного домика, где он надеялся переждать время начала войны и время запрета на аппарацию, и провести разведку.

То, что он видит, ужасает его. Хмурый преступил все границы, и его жестокости нет предела. Улочки города, который он успел полюбить, залиты кровью. Их вид напоминает Макдею о боли, той самой, которая когда-то была его ориентиром. И противиться этому воспоминанию он не в силах. Видя переломанные тела и уродов-червей, скручивающих их пополам, Макдей испытывает боль. Магическая Британия гибнет у него на глазах — рушатся дома, твари с Мутных Болот оскверняют своим присутствием Диагон-аллею, устраивая на ней кровожадный разврат…

В какой-то момент чаша терпения переполняется, и Тод решает вмешаться — ведь ему нужен был этот мир, а не вторые Мутные Болота. И он не позволит Хмурому нарушить их уговор. Тод скрывается от рыскающих рядом водяных демонов и направляется обратно в Министерство.

*

То, о чем поведала Грейс, не выходит у Гарри из головы. Но заговорить об этом он не смеет. Чем он может ее подбодрить? Он ведь остался жив, и Дамблдор, хоть и был с ним не до конца честен, но Гарри хоть что-то знал. На Грейс же все обрушилось в мгновение ока, и, возможно, он ей действительно не советчик.

— Куда мы идем? — решает нарушить молчание Гарри.

— В место перехода. Это огромное дерево, и внутри ствола есть портал вверх. Но имей в виду — оно восстанавливается последним. И нам еще предстоит его очистить, оно будет все еще в крови.

— Почему здесь все связано с кровью? — ему кажется, или на ней нет нижнего белья?

— Не просто с кровью, Гарри. С волшебной кровью. И ты себе даже не представляешь, насколько она ценна…

— Так расскажи мне, — ее манера часто моргать кажется ему милой.

— Здесь ценится практически все, что связано с волшебством, которое исходит с Поверхности. На самом деле, использовать чью-либо кровь запрещено, и нарушивший подвергается Наказанию, и… — когда Грейс разговаривает, она начинает чаще дышать, и пульс на ее шее учащается. Гарри ловит себя на мысли, что хочет коснуться этой вены. Грейс долго о чем-то рассказывает, но затем внезапно останавливается. — То, что я сказала тебе сегодня утром… забудь об этом, ладно? Это не входило в мои планы.

— А что входит в твои планы? — Гарри вновь касается ее плеча.

— Я должна быть предельно сосредоточена, чтобы никого не подвести, — она отбрасывает его руку, — и прошу, не мешай мне…

— Я не мешаю тебе, Грейс, но если ты не будешь отвлекаться хоть на что-то, ты сойдешь с ума… — и он хватает ее, вновь прижимаясь к ее губам своими. Нет, он не влюблен в нее. Но в ней есть то самое, что когда-то давало ему жизнь. Она ценна настолько, что осознание этого сводит с ума. Он — лишь пешка, которой повезло находиться рядом, и от этой мысли и от ощущения ее тела в его руках он приходит в возбуждение, словно вот-вот дорвется до того невероятного чувства наполненности жизнью, которую так ненавидел в свое время, и которой ему так отчаянно не хватает сейчас. Трава щекочет голую кожу, и слишком светло, но это придает еще больше реальности происходящему. Она сопротивляется, слабо, лишь для вида, но ее руки сжимают его плечи, и он слышит собственный стон. В ушах стучит, и он отстраняется, всматриваясь в поблекшее солнце, стремительно уходящее обратно за деревья — в стеклянный шар. Становится темно, и Гарри этому даже рад — будет проще сказать ей то, что он собирается сказать.

— Я не хотел, прости. Не придавай этому значения, это лишь… всплеск эмоций.

— Да, ты прав, это неважно, — она поднимается, быстро набрасывает одежду и толкает его в плечо. — Нам стоит поторопиться, так что давай, скорее поднимайся. Я ждать тебя не буду.