Она сжимает челюсти до боли, но эмоции все равно берут свое:

— Пытался задушить! И ты сочла себя вправе решать за него, подвергать его подобной участи! — она срывается на крик. — И это ты мне будешь рассказывать о любви?! Ты понятия не имеешь, что это такое! — Гермиона с силой встряхивает Грейс, не без удовольствия отмечая, как ее голова резко откидывается назад. — И любовь никогда не бывает простой… — крик переходит в злое шипение: — Это почти всегда больно, почти всегда до слез, и если ты сейчас же мне не скажешь, где Гарри, я клянусь, я убью тебя…

Камерон словно деревенеет в ее руках, в глубоких синих глазах вспыхивает и тут же гаснет страх — словно укол, возвращающий в реальность.

— Он в заброшенном ангаре, — голос Грейс звучит еле слышно и Гермионе приходится прислушиваться, — рядом со стадионом торговли. Его… должны были подготовить. Необходима полная уверенность, что он выдержит снова… сдержит это зло в себе.

— Как ты могла так поступить? — выплевывает Гермиона, не скрывая отвращения. — Он ведь доверился тебе! Я точно знаю, раз пошел за тобой, забирая нас с Малф… — ее голос надламывается и Гермиона отворачивается, отпуская плечи Грейс и облокачиваясь спиной о стену рядом с окном, стараясь унять колотящееся сердце. Малфой. Она старалась не думать о нем в эти дни. Это было слишком — наподобие пытки. Но лишь наподобие, ведь по-настоящему пытали его. Возможно, в это же мгновение, возможно, он зовет ее, просит помочь, как когда-то он вернулся за ней, совершенно неожиданно показав себя с другой стороны… В памяти против воли возникает его низкий голос, произносящий слова любви…

Справившись с собой, Гермиона вновь начинает говорить — тоном, не допускающим возражений:

— Раз ты пошла на это, то будет мало сказать мне, где Гарри, и мало — помочь предотвратить этот обряд. Я хочу… чтобы ты помогла мне спасти Малфоя.

Слова повисают в воздухе, и Грейс осторожно разглядывает ее профиль и поджатые губы, затем, будто извиняясь, тихо произносит:

— Это несколько жизней. Для меня это лишь несколько жизней.

Гермиона кидает на нее строгий взгляд:

— Что ты хочешь этим сказать?! — у нее появляется острое желание хлестнуть эту девчонку по бледной щеке.

Грейс кладет руку себе на сердце:

— Если оно остановится ради спасения всего — я тут же его остановлю. Даже вырву собственными руками. Но этого мало. Это еще одна жизнь, еще одна, которая не поверила вовремя, не прислушалась и не переступила через гордость и свои желания. Я ничто, Гермиона. Я не могу это остановить, не сможешь и ты. Как и твой Малфой. Боюсь, вся мудрость и величие этих миров растрачены. Остается только насилие. И им же мы и пытаемся остановить войну, — она зажмуривается и испускает рваный стон, полный боли и отчаяния, сползая при этом на пол. И замолкает.

Гермиона сглатывает подкативший к горлу ком. Разворачивается к окну — взгляд бегает по подоконнику, по серой улице за окном, стараясь зацепиться хоть за что-то, что подскажет верный путь. Сейчас нельзя допустить ошибки. И становится ясно — больше нельзя оставаться в стороне. Но ей слишком мало известно — а за окном, будто назло, все серое и безликое, и взгляд возвращается в комнату, падая на склонившуюся светлую голову Грейс.

— Поднимайся! Сейчас же, — голос Гермионы строг, но она помогает девушке подняться, поддерживая за локоть. — Пойдем, садись на диван и отвечай на вопросы, которые я тебе задам.

— Хорошо, — почти безжизненно соглашается Камерон.

Гермиона хмурится, мысли в голове несутся, словно вихрь, обгоняя друг друга, и рука ищет пергамент с пером, но находит только какой-то журнал и ручку. Что ж, сгодится и это.

— Так, начинаем, — Гермиона садится напротив у столика и выдыхает, словно глубоко внутри боится, что не сможет ничего понять, что ум давно заплесневел и не решит эту задачу сейчас. “Представь, что это просто руны. Древние руны, они сложные, но их лишь надо запомнить — и все встанет на свои места”.

— Сколько времени у нас осталось? — рука с ручкой немного дрожит, но Грейс этого не замечает или же не обращает внимания.

— Пара дней. Возможно, неделя, если его что-то отвлечет.

Гермиона быстро кивает, делая первую пометку:

— Если сделать так, как задумывалось изначально, будет ли от этого прок?

Грейс опускает голову:

— Я не знаю…

— Мне нужны точные ответы! Соберись! — ладонь бьет по столику, заставляя Грейс вздрогнуть, ее взгляд несколько проясняется:

— Я поняла, что должен быть еще один участник. Мне кажется, были неправильно истолкованы некоторые моменты… — она встряхивает головой, выставляя вперед руки в защитном жесте, прося Гермиону не кричать:

— Нужна жертва. Для освобождения стражей. И теперь я поняла, что это не я. Это старец, которого я не знаю! Я не понимаю, кто это должен быть! — отчаянно выкрикивает она, закрывая ладонями лицо.

Гермиона снова быстро кивает и записывает, игнорируя все еще звенящий голос Грейс и возникшую ассоциацию маленькой девочки, не познавшей ни жизни, ни любви, но со взваленной на дрожащие плечи непосильной ношей.

— Так, старец. И мы. Что еще должно произойти? Мы все собираемся у стражей и проводим какой-то магический обряд?

Грейс кивает, все еще не отнимая рук от лица:

— Да. Жертва приносится, и стражи оживают, — она проводит руками по волосам, затем сцепляет пальцы в замок на шее. — Это очень большой выплеск энергии и магии, который переворачивает миры и впускает вслед за Стражами Третье Подземелье.

— А Стражи — это?.. — хмурится Гермиона, стараясь не упустить ни одной важной детали и одновременно пытаясь свести параллели с тем, что было известно ранее.

— Стражи — это исполинские создания, похожие на фестралов, которые обретут плоть и кровь на время Наказания. И уничтожат, снесут всю грязь и разврат. А потом последуют духи Третьего Подземелья, забирая провинившиеся души и унося их с собой, дабы те постигли Вечную Боль, и она стала их ориентиром.

Гермиона ненадолго замирает, затем шумно выдыхает:

— Что будет с нами в этот момент? — ее голос звучит совсем не так бодро, как хотелось.

— Если Стражей выпустим мы, то ничего — это наш долг, и мы его выполнили. Но если нет… бездействие карается с той же силой. Каждый получит свое Наказание.

— Судя по твоим словам, выполнение обязанностей Посвященных кажется совсем несложным. Нужно лишь собраться в одном месте и…

— Не совсем. Добраться до места вполне возможно, хоть у нас не вышло и этого… Но при обряде — нужно объединение. Поток общей энергии, желания и чистого посыла. Если же его нет, то ритуал бесполезен. Боюсь, что этот метод уже невозможен.

Гермиона закусывает губу, стараясь не поддаваться унынию, исходящему от Грейс.

— Теперь, когда разгромлен Лондон, я уверена, Гарри не останется в стороне, он…

— Ему интересны лишь вы с Малфоем! — Гермиона озадачивается, улавливая ревнивые нотки. — Он готов убить или сам умереть ради вашего спасения. Но не ради Лондона… и, тем более, Подземелий…

На некоторое время воцаряется тишина, все мысли куда-то разом разбегаются и остается лишь одна-единственная, словно мигающая красным фонарем:

— Но мы… умрем. Если не остановить все это.

— Я говорила ему об этом, что Наказание…

— Он вряд ли тебя правильно понял, Грейс! — Гермиона заставляет себя успокоиться. — Знал ли он, как все случится? Так, как ты рассказала сейчас мне?

— У нас… у меня с ним не было подобного разговора, — она быстро потупляет взгляд.

Гермиона искренне удивляется:

— Не было? Но что же ты ему рассказала?

— Я этого не знала. Было лишь письмо моего деда, и иногда магия Посвященных касалась разума, словно подгоняя и подсказывая, но эта энергия… она не дает всего осознания… Я смогла увидеть и частично пережить Старые Неспокойные Времена, когда нашла укрытие в горах, где долгое время прятался мой дед Джошуа… оказалось, что там собраны сотни воспоминаний Посвященных и их преемников. И я смогла частично окунуться в историю и увидеть произошедшее… Тогда стало ясно, что нельзя просто ждать, нужно хотя бы что-то предпринять, даже ценой нескольких жизней, — она замолкает и выжидающе смотрит. Ее грустные глаза пронизывают Гермиону толикой возродившейся надежды — ведь Гермиона услышала то, чего добивалась. Но Гермиона молчит, и взгляд Грейс беспомощно бегает от напряженного лица Грейнджер к застывшей ручке в ее руках.