Сегодня в Подземельях сгущается атмосфера. Свин чувствует это кожей. Водяные демоны охраняют его несчастного господина — мистера Малфоя. Умелый удерживается от нелестных комментариев в его адрес — некогда осуждать и обвинять. Только помощь и время — это все, что нужно Умелому, чтобы освободить Драко Малфоя из мучительного плена. Видит Третье Подземелье — осталось ему недолго.

— Вот этот поворот — самое оно. И склонишь голову, словно что-то унюхал, понял меня? — обращается Умелый к своему первому помощнику Льстивому. Тот быстро кивает, и Умелый продолжает: — Не больше пяти секунд. Потом сразу возвращаешься, но перед этим словно невзначай проверяешь, нет ли посланий от Слушателей.

— Мне прочитать их, сэр?

— Прочитай.

Маленький свин еще раз кивает, но медлит:

— А если там будет что-то важное?

— Важное сожрешь сразу! — нетерпеливо хрюкает Умелый. — Ничего! Слышишь меня? — он встряхивает маленькую свинью за плечи. — Ничего важного не должно достигнуть ушей Хмурого.

— Я понял, — пищит Льстивый и уходит выполнять задание, как бы невзначай держа крохотные часики с крышкой-зеркальцем в руке, обеспечивая себе безопасный путь со всех сторон. Нынче темные твари повсюду. Малфой-мэнор оказался отличным местом для создания перехода — подкопа к главному проходу в Мутные Воды. Черви постарались и довольно скоро вырыли тоннель. Теперь все твари пролезают сразу в мэнор. Умелый замечает абсолютно весь нанесенный поместью ущерб. Каждую трещинку и каждую разбитую вазу. Как и переломанные пальцы и ушибы на теле хозяина. Да, их много. Карлики не устают придумывать пытки — это их любимое занятие. Но наносимый урон стал гораздо меньше, благодаря браслету. Хоть что-то еще работает, хотя бы магия Посвященных еще не сдалась и в силе. Значит, Посвященные что-то делают. Умелый не успевает многое разузнать, теперь его главная задача — это мистер Малфой, ждущий передачу от Льстивого. И Льстивый справляется. Приказав склонить голову, Льстивый закрывает обзор от Луны и передает Малфою передачку с лекарствами. И несколько слов:

“Она знает. С ней оставили Грейс Камерон. Мы позаботимся о ее безопасности”.

Малфою запрещено отвечать, и ответа не последует. Льстивый спешит в свежевырытый отдел, где очень тихо. Сюда не пускают никого, кроме свиней Слушателей. Те имеют более выраженные уши и очень маленькие глаза — они им не нужны. Днем они спят — а ночью слушают. У них большие трубы, словно от саксофонов, которые ловят волны с Поверхности Мутных болот. И они жадно прижимают к трубам уши, ловя от фальшивой луны любую рябь, которая может быть важной, и только от тех, кто под Надзором. Имена и локации каждый день обновляются. И сегодня Льстивый проверяет сообщения. Они нашли место, где “резко повысилась активность”. Разумеется, речь идет только о магической активности. Свин сжирает пергамент и поспешно удаляется, не забывая о крохотном зеркальце. Отражение несколько дрожит — но он справился, и теперь можно гордиться собой. По пути ему встречаются несколько карликов. Те, как обычно, ворча на своем противном крякающем языке, тащат в руках очередной громоздкий аппарат для пыток. Свин против воли испуганно хрюкает и тут же осознает, что ему придется выполнять подобное задание еще как минимум несколько раз.

*

Это всегда больно. Она часто ему повторяла: “Терять друзей, свободу, честь… Всегда надо знать — все когда-то закончится, как бы больно ни было”. И после недолгого молчания добавляла: “И терпеть”. Драко знал — в этот момент она боролась со слезами. Это были темные дни. Отца забрали в Азкабан, и вроде бы теплилась надежда, что это ненадолго. Но оказалось — надолго…

“Сколько терпения надо, мама?” Его снова пытают. Скончается ли он в этой пыточной, весь в поту и крови, без чести и друзей, как и его отец? Пожалуй, одиночества он боится больше всего. И невозможности знать наверняка ответов на постыдные для самого себя вопросы, вызывающие отвратительное чувство жалости к самому себе. “Нужен ли я еще кому-то?”

— Чего глаза закатываешь, белобрысая мразь?

Он быстро теряет сознание, радуясь этому. Нет, он не готов на переговоры с Волдемортом, несмотря на постоянные уговоры и напутствия Умелого. Пожалуй, он слишком не доверяет себе, и его защиту легко сломают, даже если Хмурый еще не до конца перевоплотился. Драко больше чем уверен — Хмурый бы выпытал у него все до мельчайших подробностей. А дальше бы всех убили. По его вине. Поэтому он блаженно проваливается в успевшую стать желанной темноту, переносясь в пространстве в тот самый “городок ожидания”. К ее губам и теплой коже. К горящему ощущению пощечины от ее руки и удивленно-озадаченному взгляду карих глаз от его нелепого признания в любви.

*

Находясь почти постоянно в молчании, не считая редких звуков автомобильных гудков и чьих-то громких возгласов из приоткрытого окна, Гермиона снова и снова прокручивает в мыслях беседу с Грейс, отмечая ее явную заинтересованность в Гарри. Возможно, стоит попытаться завести разговор о нем, и тогда Грейс наконец откликнется и заговорит. Она не спит по ночам, бродит по комнате, касаясь пальцами стен, и подолгу стоит у окна. На вопросы Гермионы она не отвечает, словно дала обет молчания. А днем ложится на пол и вслушивается в землю, иногда пугая этим Гермиону. Но страх за происходящее с Гарри и Малфоем гораздо сильнее, и в одну из ночей Гермиона подходит к стоящей у окна Грейс и тихо шепчет, словно беседуя сама с собой:

— В тот день… он особенно запомнился мне. Когда мы искали крестражи, искали выход… — горло тут же предательски сжимает, заставляя запнуться, — Гарри был очень расстроен… Подавлен, как и все мы, но как-то по-особенному, — она вздыхает, — мы постоянно прятались, переходя с места на место, словно блуждая в одних и тех же воспоминаниях. На какой-то момент это так затянуло, что я была готова оставить все и продолжать прятаться… Ведь что-то бы точно поменялось, не смогло бы продолжаться вот так… Но он не такой, — легкая улыбка касается губ Гермионы, — он не переставал искать пути даже в такое время. Ему было не важно, в какую цену обойдется победа, уже столько всего было пройдено, столько потерь и горечи…

— И что же он сделал? — звучит голос Грейс, но ее взгляд не отрывается от окна.

— Пожертвовал собой…

Вот те слова, возвращающие Грейс в эту маленькую комнату в городке на севере Ирландии. И она разворачивается к Гермионе лицом:

— Значит, есть в нас что-то общее… — легкая грусть отражается на ее лице, на мгновение она улыбается, но тут же холодеет. — Хорошо это или плохо, решать не мне, — она прикрывает глаза и замолкает, и Гермиона уже успевает отчаяться, когда Камерон внезапно продолжает:

— Двое бывших Посвященных убедили меня отдать им Гарри. Отдать для Хмурого.

Гермиона беззвучно охает — будто подтверждаются ее самые ужасные предположения — но Грейс спешит ее разубедить:

— Это такой обман, — она выдвигает ладонь вперед. — Они скажут Хмурому, что заманили и задержали Гарри, и Хмурый последует за ними в указанное место. И там действительно будет Гарри, но будут еще существа из Второго Подземелья, которые помогут обманом провести обряд разделения души.

— Разделения души? — перебивает Гермиона, ощущая, как удушливый спазм сжимает горло.

Грейс решительно кивает:

— Только это теперь способно сдержать ту возрождающуюся злость в теле Хмурого. Мы не способны…

— Но это… но мы не можем… — Грейнджер на секунду отворачивается и зажмуривается, дыша глубоко и приказывая себе не терять самоконтроля и не повышать голос. Затем она продолжает, чувствуя, как безумно колотится сердце:

— Грейс, послушай меня, прошу тебя, — ее голос звучит относительно спокойно, но в душе все клокочет, и она молит Мерлина услышать ее немую просьбу — не допустить подобной участи для Гарри! Любой ценой.

— Тебе довелось встретить Гарри… нормальным, — она разворачивает к себе Камерон за плечи, подавляя желание сдавить их до болезненного хруста, — ты никогда не видела, как его разум разрывает на части, не видела, как он… — Гермиона замолкает, на мгновение зажмуриваясь, стараясь не поддаваться врезающимся в разум воспоминаниям, — сдавливал мое горло…