— Нет, надо подождать, — возражает мистер Саммерс. — Он только совершил краткий переход из Четвертого и Третьего Подземелий. Мы не особенно с ним церемонились.
“О да”, — отмечает про себя Гарри, все еще слыша в голове свои же крики и плач по Сириусу, Дамблдору, Букле… Список оказывается довольно внушительным, но, к удивлению Гарри, он это действительно пережил, и сейчас отголоски той боли лишь отпрыгивают от него, как мягкие мячики. “Хм… Дурацкое сравнение”, — он хрипло смеется. Все четверо в помещении переглядываются.
— Признаться, вы правы, — соглашается Каррехен, вглядываясь в зеленые глаза Поттера. Пожалуй, это единственная причина, по которой он решился на это дело. Зеленый — цвет надежды. Даже в Подземельях.
========== Глава 14 ==========
Джинни залечивает его раны, каждый раз при этом ругаясь с мужем и мамой.
— Нас могут вычислить из-за твоей жалости к нему! — умоляет Молли, но Джинни никого не слушает. В глазах чужака благодарность, какой она давно не встречала. Несмотря на неотесанный вид и грубый язык, он всячески пытается выразить свои чувства — приносит ей смоченные тряпочки и кладет на лоб, в то время как Мирч о таких вещах и не задумывается. Она тайком ест принесенные им снадобья из трав. Даже те, что вперемешку с землей. Несмотря на выносливость, Джинни крайне тяжело со второй беременностью, но она не готова это показывать никому, кроме чужака. Когда она спрашивает его имя, он кивает на свои руки — все в мозолях. Джинни не понимает, но называет его Чужестранцем. Остальные не настолько лояльны.
И когда все начинается — а Джинни старается даже в этот момент, когда все тело раздирает боль, не подавать виду — он замечает первым и сразу спешит принести еще своего снадобья. Но Мирч, поняв его намерения, отталкивает чужака, не пускает к рожающей жене. Сбегаются все, но никто не знает, как вести роды, особенно сложные — всегда используется большое количество магии, но никто не знает нужных заклинаний, все слишком растеряны и напуганы.
Джинни не может больше терпеть, и ее отчаянный крик заполняет заброшенный стадион. Молли старается изо всех сил, но ничего не помогает. Молли приходит в панику — она никогда не видела свою дочь такой. Затем они слышат другой крик — грубый и очень громкий. И огонь. В руках у чужестранца самодельный факел из бревна и тряпок. Он машет им, рыча, словно зверь, и отгоняя всех от Джинни. А затем он колдует. Его магия — черная, и все сходят с ума от ужаса. Он нависает над ней, взывая к темной силе, и та слышит — Джинни вздымает вверх черными потоками тумана, тянущегося из-под земли, и ее крики стихают.
Она рожает, и роды принимает чужак, он ведет себя так, словно для него это будничное занятие. Артур едва сдерживает Мирча — тот не в силах вынести зрелища своего новорожденного ребенка в мозолистых руках чужака. Он плачет. То ли от ужаса, то ли от счастья.
— Спасибо! Спасибо тебе! — первой приходит в себя Молли. Она подбегает к чужаку, обнимая и его, и свою дочь с крошечной внучкой. Еще одна девочка.
Остальные не сразу приходят в себя, но спустя несколько дней их отношение к чужаку тоже меняется, и ему дают имя — Берт.
*
— Я не могу на это смотреть! Она… Она словно ухаживает за ним! — Мирч старается шептать, но выходит громко. Молли тяжко вздыхает и не знает, что ответить. Сложно не замечать и продолжать списывать на трудные роды поведение Джинни в последние недели. Она холодна практически со всеми, кроме Берта. При общении с остальными в глазах дочери читается постоянный упрек — и пусть только кто-то посмеет что-то плохое сказать в его сторону!
— В эти неспокойные времена все ищут поддержку…
Мирч прекрасно понимает, что имеет в виду Молли, наблюдая, как этот верзила водружает на голову его жены венок из ромашек. И где он их только нашел?! Но сейчас лето, и вполне вероятно, что они растут где-то неподалеку. А теперь он видит ее глаза. Они светятся счастьем и какой-то детской забытой радостью, ведь он так неуклюж и в то же время застенчив, но стоит только кому-то подойти — и он превращается в зверя, готового любому вырвать глотку. Даже самому Мирчу.
Молли подбадривающе гладит его по плечу.
— Я с ней поговорю.
Николеску кивает и уходит, чувствуя себя преданным. И все его жалеют, ополчаясь против Джинни и “этого верзилы”, как величают чужака за глаза. Но все же их с Джинни отношения становятся поводом для пересудов и даже неким развлечением для вынужденных скрываться волшебников.
Молли втайне не может не признавать, насколько счастливой и беспечной выглядит ее дочь. Ее волосы и глаза блестят, когда она бегает с ним по стадиону, в свете полуденного солнца кажется, что мимо проносится рыжее пламя со звонким смехом, заставляя многих против воли улыбнуться. И в такие тяжелые времена это всем необходимо как воздух. Но все же Молли решается поговорить с дочерью, стараясь подбирать слова как можно мягче, но реакция в ответ все равно бурная:
— Как ты можешь, мама?! — выкрикивает та. — Если бы не Берт, я бы… я… — она задыхается от возмущения, и Берт тут же показывается неподалеку, грозно сверля глазами Молли.
— Детка, я лишь хочу до тебя донести, что твой муж не в восторге от…
— А что Мирч тогда сделал?! Что он сделал, мама?!
“Ничего”, — крутится на языке у Молли, но она молчит и приобнимает рассерженную дочь. “Никто бы ничего не сделал, но это не означает, что нужно…” — Молли вздыхает и отпускает Джинни.
— Я очень рада, что Берт оказался рядом, — искренне произносит она. Взгляд Джинни сразу смягчается.
— Спасибо, мама, — тихо произносит она, порывисто обнимает Молли — и остальные разногласия более не волнуют мать, остается лишь ощущение счастливого дитя в ее объятьях.
Потом Молли так же пресекает любые недоброжелательные высказывания в их адрес. Мирч же отдаляется от их палаток, ища поддержки у жаждущих перемыть всем кости. Но он возвращается обратно, стоит сгуститься тучам и появиться Министру Магии. Он что-то очень долго обсуждает с Артуром, после чего их лагерь начинают готовить к нападению. И все забывают о Берте и Джинни — все становится таким неважным перед страхом смерти. Волшебные палочки вздымаются вверх, волшебники колдуют до изнеможения, Министр же лишь коротко кивает, видя их усилия, и вновь возвращается к Артуру Уизли:
— Не стоит никуда бежать, — спокойно говорит он. — Когда все начнется, будьте готовы к сильным изменениям погоды — вплоть до урагана. Спрячьтесь в своих палатках и ждите меня. Я вернусь и помогу вам возвратиться в ваши дома. А до тех пор больше никакой магии.
Артур кивает, стараясь не задавать лишних вопросов и не выказать сковывающий его страх. И все же на один вопрос он решается:
— Где же мои сыновья? — вопреки стараниям, горестно звучит его голос.
Макдей надевает шляпу и застегивает мантию, словно не услышав вопроса. Но затем все же отвечает:
— В конечном итоге, каждый ищет в этой жизни покой. К кому-то он приходит слишком рано и неожиданно. А кто-то ждет его долго и обретает мир, — он кивает и аппарирует, оставив озадаченного Артура стоять посреди стадиона.
*
Сил остается совсем мало. Подчиненные негласно разделяются на тех, кто “за”, и тех, кто “против”. Умелый очень осторожен. Не все свиньи такие. Но большинство тянется за ним в надежде на переворот. Снова прибывает народ Хмурого, их некуда девать — все плохо организовано, а про эту низшую касту даже Умелый с трудом говорит без омерзения. Есть, разумеется, несколько приемлемых — только мужчины, преуспевшие в боевом искусстве, охоте и темной магии. Но они крайне вспыльчивы, агрессивны и совершенно неразборчивы, словно на их глазах стерли все запреты и некому удержать их жажду похоти и разврата. Они разворовывают Лондон и его окрестности — а скоро, наверное, разворуют всю Англию — пробираясь по ночам в дома в поисках любых признаков волшебников и магии. И еще вещи. Они надевают на себя украшения — красивые костюмы и платья, выглядят при этом порой совершенно нелепо и неправильно, и в таком виде продолжают ночные нашествия. Но волшебники оказываются не такой уж простой добычей — они надежно спрятались, не без помощи мистера Макдея. А точнее — если бы не он, их бы давно уже нашли и доставили к Хмурому. Но человекоподобные черви каждую ночь погружаются все глубже под землю и рыщут все дольше.
