— Но ты же знаешь другие пути, Поттер! Ты и Гермиона. Вы точно должны знать, как иначе выбраться из страны.
— Ты… про самолеты или поезда?
— Не знаю, Поттер, — раздраженно выдыхает он. — Тебе должно быть виднее.
— Я не думал об этом, — задумчиво произносит Гарри, — но я сомневаюсь, что Гермионе это понравится.
— А должно? Мы на войне. Какое, к черту, понравится? Мерлин, возьми себя в руки! Кем бы ни был Хмурый, он скоро превратится в… Сам Знаешь Кого. А он… мягко сказать, ненормален, и тебя уж он отыщет в первую очередь. И ты подумал, что будешь делать тогда? У тебя ведь нет…
— Той силы, да? И он размажет меня о стенку в два счета? А потом и вас обоих. Этого ты боишься? — несмотря на опасную тему, Гарри выглядит относительно спокойным.
— Это последнее, что я хочу, Поттер. Даже в самой безвыходной ситуации я не дам тебе снова пустить это чудовище к себе в душу.
Гарри прикрывает глаза, словно погружаясь в воспоминания:
— Несмотря на весь тот ужас, я был… — он замолкает. Пожалуй, еще на одно признание самому себе этим вечером он не готов.
— Живым, — заканчивает за него Малфой с толикой горечи в голосе.
Гарри распахивает глаза и с удивлением — будто только что увидел — смотрит на Малфоя.
— Я не думал, что ты…
— Не такой тупой? Нет, Поттер, я все прекрасно вижу. Видел тогда и вполне могу сравнить. Я не знаю, что может сейчас… дать тебе те же ощущения, как… тогда. Я стараюсь не думать, не говорить и не вспоминать о Вол… — Малфой с раздражением отмечает, что боится произносить это гребаное имя. Даже сейчас. Особенно сейчас. — Ты понял, — резко заканчивает он. —Возможно, для тебя ваша связь…
— Замолчи. Я понял, о чем ты. И я попробую тебе описать… — Гарри трет шрам ладонью и зажмуривается, и Малфой задумывается, не ощутил ли Поттер какую-то связь.
— Я словно управлял тогда ураганом. Когда получилось его обуздать и не сойти с ума… мне нравилось, понимаешь? — сердце Гарри начинает биться быстрее, он впервые говорит об этих ощущениях. — Словно во мне непрекращающийся поток энергии, и я мог владеть ею. Обладать. Использовать, когда мне необходимо…
— Тут я бы поспорил… — нехотя вставляет Малфой.
— Не перебивай. Это звучит ужасно, я знаю. Сама мысль об этом может свести с ума. Но не меня. Наверное, ты прав, тогда я был живее живых…
Малфой задумывается. Но чем больше он размышляет, тем меньше ему нравится эта тема. И все же он задает еще один вопрос:
— А когда он… когда ты даешь ему выход, ты остаешься собой? Я имею в виду, ты можешь слышать его мысли, или, быть может, он пытается сделать что-то плохое, а ты сопротивляешься и…
— Нет. Я не знаю, как именно он влияет на Хмурого, если ты об этом. Я лишь ощущал силу, и — да, конечно, крушить и обладать хочется в первую очередь, но это можно контролировать. Не давать импульсу подавить разум и забыть родных, и все, что дорого… Но это только спустя время. Поначалу я вовсе не помнил, что творил, и, скорее всего, это делал он, используя мое тело.
— Мерлин, как ты после этого остался в здравии? — Драко чувствует, как мурашки бегут по коже, и нервно трет предплечье с Меткой, стараясь на нее не смотреть. Тема с Волдемортом определенно вызывает ужас…
— Это не самое худшее, что со мной случалось, — возможно, это не совсем верно. Но Гарри захотелось ответить именно так.
Драко нервно улыбается.
— Должен признаться, те дни на острове были довольно скверными.
Поттер понимающе кивает.
— Ты будешь делать Гермионе какое-то официальное признание или… не знаю, как ты там привык?
— Что?.. — резкая смена темы разговора выбивает душу из Малфоя похлеще Волдеморта.
— Не таращь так глаза, ты похож на воблу, — неожиданно Гарри смеется, а Малфой раздражается:
— Нельзя задавать такие вопросы прямо в лоб, Поттер, и это не твоего ума дело.
— Вот уж нет. И я даже спорить не буду. Она мне дорога, и мне надоело смотреть на ваши стычки. Реши уже этот вопрос, Малфой.
Поначалу Драко хочется еще раз сказать Поттеру, чтобы он не совал свой нос в его дела, но потом он сдается, раз уж сегодня “вечер откровений”:
— Я не могу решить за нее. Я не могу ее заставить, Поттер. Ты сам мне сказал, дать ей шанс выбрать, и я это сделал…
— Ничего ты не сделал, Малфой. Я бы заметил в ней перемены. А их нет. Значит, ты ничего не сделал.
Малфой сжимает челюсти.
— Чего ты хочешь от меня — дурацких признаний и букетов?
Гарри пожимает плечами:
— Одного признания для начала было бы достаточно. И помни, Малфой — мы на войне. Завтра может случиться что угодно, а для кого-то оно может вовсе не наступить, — Гарри поднимается и начинает собирать вырванные страницы, а взгляд Малфоя падает на картинку со старцем, и возникает дурацкое ощущение, будто это сказал вездесущий Дамблдор.
========== Глава 11 ==========
— Сделаем вид, что все не так ужасно, — Дуглас осторожно ступает по дымящейся земле. Где-то здесь должно быть логово вампиров, но как туда зайти, не подвергаясь опасности — неизвестно.
— Если нам не поверят, какова будет наша участь? — мистер Саммерс задает вопрос, заранее зная ответ.
— Не стоит отвлекаться на негативные мысли, мистер Саммерс, мы сможем договориться с кем бы то ни было. Я уверен, их главный не дурной, и поймет, что ссылать нас на бойню не нужно.
— Твои слова да ему в уши, Дуглас… Ох! — его хватают за ногу, но он не поддается страху, лишь старается поскорее забраться под землю и тащит за собой Дугласа.
— Отпусти! Отпусти меня теперь, тварь тупорылая! — как только ноги касаются земли, Саммерс избавляется от хватки вампира, отбрасывая его в сторону.
— Скажи своему хозяину, мы пришли с ним на пе-ре-го-во-ры, — по слогам произносит Дуглас.
Вампир опасливо принюхивается и вертит ушами, нервно хлопая при этом жуткими крыльями.
— Пе-ре-го-во-ры, — еще раз терпеливо пытается достучаться до него Дуглас.
— Эта тварь не умнее собаки. Твои старания бесполезны…
— Надеюсь, я составлю вам достойную партию, — слышится голос приближающегося волшебника.
— Мистер Дамблдор! — радуются оба, разглядев того издалека. — Как мы рады Вас видеть! Значит, не все еще потеряно.
— Потеряно? — заинтереснованно переспрашивает Дамблдор. — Я думаю, для таких как вы — то есть, предателей — слово “потеряно” было бы весьма уместно в нынешней ситуации, не так ли?
Дуглас и Саммерс переглядываются, невербально соглашаясь перейти к плану “Б”.
— В такие дни, как сейчас, мистер Дамблдор, и с такими Посвященными, как ваш Поттер, мы вынуждены прибегать к не самым достойным действиям, — мистер Саммерс довольно гневно высказывается, вспоминая, какими были они сами, и какое бремя несли, не подымая головы, до глубокой старости. Это смягчает обстановку и настраивает Дамблдора более миролюбиво:
— Спорить с этим я не буду… Как видите, я вынужден заместить на сегодня Гекхала. Ему нездоровится. Но, я уверен, это ненадолго, — он молча кивает сам себе, озадаченно разглядывая мантии пришедших. — Это шелк, не так ли? И очень редкий, надо сказать, — он указывает на мантию Дугласа, и тот теряется:
— Да… наверное. Это наши боевые мантии, выданные нам еще очень давно.
— Позвольте взглянуть? Видите ли, я очень интересуюсь тканями.
Они нетерпеливо кивают, и Дамблдор расправляет мантию Дугласа.
— Очень красиво, очень, — он вновь кивает сам себе, а затем приглашает их пройти в общий зал и присоединиться к гостям, пока Гекхал не поправится. Они охотно соглашаются, несколько неловко переглядываясь между собой. Но для опасений нет оснований — их действительно заводят в зал, где постояльцы и прибывшие на собрание неспешно беседуют между собой.
Дамблдор их оставляет и спешит к себе в покои. Там он быстро призывает к себе Омут памяти и вытаскивает из головы серебристую нить. Это воспоминание крайне важно. Знаки на мантиях бывших Посвященных могут привести его к ответам. “Миром правит зло”, — гласят иероглифы на мантиях, и такие же татуировки на лице Хмурого. Но как Посвященным могли дать подобные знаки? Ведь они — те, кто хранят и оберегают мир от зла…
