«Вера! Надежда! Любовь!..» Вера! Надежда! Любовь! Почему я не знала вас раньше? Мы друг друга увидели вновь, Пьём ситро из фарфоровой чаши. Может, наши потуги убоги? Посреди отшумевшего леса Призрак Музы, олень златорогий, Окружён дымовою завесой. Весь в дыму, он сверкает надеждой, Белоснежный красавец-прыгун. Остальное течёт, как и прежде, Огибая зелёный валун. «Устав от старых пошлых слов…»
Устав от старых пошлых слов, Я улетаю с островов. Мой самолёт перед разгоном Сосредоточенно притих. Взревёт, покрытая бетоном, Земля, рождая новый стих. Я, как актриса Голливуда, В очках от солнца и в платке. Трепещет нервов амплитуда В зажатом крепко кулаке. «Я телеграфный столб, я трансформатор…» Я телеграфный столб, я трансформатор, Эмоций напряженья не боюсь. Поэт в ночи – с зарёю сублиматор, В дела я ваши просто не суюсь. Гремят оглобли, лошадь ошалела, Свирепый ветер воет у плеча. Мне нравится, что жизнь так оголтела, Что денег нет, но есть одна мечта. «Окно вдруг вдребезги разбилось…» Окно вдруг вдребезги разбилось, Упала птаха на ковёр. Шехерезада мне приснилась И чёрный шёлковый шатёр. Её гадалки лик прекрасный Не позволял её убить. Она рассказывала сказки, Чтоб жизнь свою чуть-чуть продлить. И я пишу свои поэмы, Сама не знаю почему. Продлить ли жизнь? Решить дилемму? Загадка сердцу и уму. Хотелось бы летать по миру И плыть морями без преград. Играть по праздникам на лире Иль на гитаре невпопад. Я и ты Останкинская башня, как торпеда, На воздухе морозном, на Земле. В каракулевой шапке, как Рогнеда, Я покупаю рыбное филе. Мой князь Владимир ждёт у перехода С Арбата на Калининский проспект. И, как ни отвратительна погода, В руке его живых цветов букет. Гвоздики, астры, розы из поэмы. Как трогательны пестик, лепестки. Пусть нежен запах белой хризантемы, Но я люблю простые васильки. Не надо, не смотри, как будто знаешь, Что я хочу с тобой поговорить. С немым вопросом голову склоняешь, Как будто можешь чем-то удивить. Меня, весьма шальную сумасбродку, Во мне есть анархистка и поэт. Ты лоб мой прожимаешь к подбородку, Мы стали как танцующий дуэт. Тюльпан и роза – колкая иголка Завёрнуты в прозрачную слюду. У храма стонет тётка-богомолка И нищий слёзно просит на еду. Мне стыдно за каракуль и букеты. Мой князь, смотри, страдает голытьба. Зря в прошлом мы палили из мушкетов И с Жанной Д'Арк горели у столба. «Я не умру, а растворюсь…» Я не умру, а растворюсь В седом мерцании рассвета. Я проплыву в зефире лета, Как дым из дула пистолета. Чудеса Где помидоры падают с деревьев, Где огурцы растут на облаках, Я превратила платье из отрепьев В руно из злата в сказочных стихах. Представить можно всё, что хочешь, Придумать глупенький сюжет. Скажи – зачем ты саблю точишь? Зачем ты чистишь пистолет? Калейдоскоп В эфире белом Монтерея Парад стареющих сердец. И я, как школьница робея, Брожу меж радужных колец. В аллее – турок в панталонах, Туристам он гадать устал. Вот мальчик с саблей из картона, Почти как красочный Шагал. И все фигуры в поднебесье Зову я вежливо с собой Пройтись по древнему полесью, По камням, скрытым под водой. Ключи от якоря причала Звенят, как тройка в рюкзаке. Здесь мир амфибий (я мечтала), Все люди в рыбьей чешуе. Смотри – увесистые тучи, Как будто в злате саквояж. И берега – всё круче, круче. А ты – из прошлого мираж. Вино Спасибо предкам, что придумали вино. Мы знаем наперёд, что в гроб дубовый Нас упакуют строго, всё же – но… Мы продолжаем и продолжим пить вино, Поскольку плоти вечной жизни не дано. «Безлюдно. В облаках голубизна…» Безлюдно. В облаках голубизна, Щеки коснулась веточка сирени. Далёкая московская весна Ко мне вернулась без предупреждений, Волною мои мысли теребя, И в этот миг я вспомнила тебя. Как мы бежали беззаботно по Неглинной, Как я что силы поспевала за тобой, И твою руку, что ты подал мне невинно, Твою манжету с сигаретною дырой. И нашу близость – исступление? Случайность? Иль предназначенность. Чужого – не воруй. И в переулке – неожиданный и тайный, Почти что первый и последний поцелуй. |
